Оазис (СИ) - Сагирова Елизавета

По удачному стечению обстоятельств это была пятница, и к вечеру Яринка убежала в Айсберг, чтобы провести выходные с приехавшим в очередной раз Яном. И увиделись мы только к ночи воскресенья, когда мои метаморфозы уже произошли.

Я ждала возвращения Яринки в столовой, специально надев самую открытую одежду, какая у меня нашлась: тонкую маечку на бретельках и короткие шорты, больше похожие на трусики. Свои обновлённые волосы я также распустила и теперь наслаждалась их щекочущими прикосновениями.

Яринка, по своему обыкновению, ворвалась в дом, подобно конной дивизии, хлопнула дверью, что-то шумно уронила на пол, громко заговорила ещё из холла:

– Это я! Кто тут есть живой?

Волнуясь и предвкушая реакцию подруги, я поднялась ей навстречу из кресла.

– Дайка, ты? А чего в темноте? – Яринка щёлкнула выключателем, шагнула через порог и замерла, уставившись на меня и смешно хлопая ресницами.

Я подождала несколько секунд, потом приподнялась на цыпочки, медленно повернулась вокруг собственной оси и со скромным торжеством спросила:

– Ну как?

Яринка медленно опустилась на ближайший стул, продолжая моргать, растерянно спросила:

– Это что? Это… как?

– Это креативный гений Ирэн, – хихикнула я и шагнула в прихожую, к большому, от пола до потолка, зеркалу. С удовольствием посмотрела на своё новое отражение.

Шрамов на теле больше не было. Они скрылись под пушистыми сосновыми лапками, ярко-зелёными, прорисованными до мельчайших подробностей, украшенными коричневыми шишечками. Сосновые лапки росли теперь у меня на ногах, руках, спине, шее, закрывали правую сторону лица.

Рядом в зеркале отразилась Яринка. Недоверчиво провела пальцем по моей щеке.

– Дайка… это что, татуировки?

– Не совсем, – отозвалась я, глядя на шевелящиеся в такт моему дыханию сосновые иглы под ключицей. – Это скорее рисунок.

Честно говоря, я и сама не совсем поняла, что это. Бранко пытался объяснить за работой, но я была слишком взволновала чудесным видом сосновых веточек, постепенно скрывающих мои уродливые рубцы, и не запомнила, что он говорил.

– Краска, которая проникает в верхний слой кожи и не смывается, – пояснила я Яринке как смогла, и она этим удовлетворилась. Восхищённо выдохнула:

– Вот это да… Ёлочки как настоящие.

– Это не ёлочки, – ответила я, ласково поглаживая одну из зелёных лапок, словно обнимающую моё худое плечо. – Это сосёнки. Сосновые ветки. Видишь, какие пушистые? Ёлки такими не бывают.

Яринка присела на корточки, провела ладонью по моей ноге, словно не веря своим глазам. Я её понимала: сама до сих пор не могла отделаться от ощущения, что лапки живые, трёхмерные. Бранко оказался не просто мастером своего дела, но гением. Он сумел использовать каждый квадратный сантиметр моих шрамов. Их выпуклости стали шишечками, продолговатые рубцы – ветками, углубления – тёмным пространством между ними.

– Обалдеть. – Яринка выпрямилась, отступила на шаг. – А волосы?

– Волосы сделали в салоне, сегодня, – охотно отозвалась я, слегка потряхивая головой, чтобы Яринке было лучше видно редкие зелёные прядки, тут и там видневшиеся в русой шевелюре. Ирэн решила оставить мне натуральный цвет волос, только выкрасить пёрышками под цвет сосновых веток.

Конечно, это не всё, что сделали парикмахеры. Сначала меня подстригли так, чтобы не было видно разницы между отросшими волосами слева и короткими справа, там, где прошлой весной они были выбриты доктором для удобства перевязки. Получилась стрижка лесенкой, где с одной стороны волосы доставали до середины спины, а с другой – лишь до плеча. Но переход был такой плавный, что это выглядело естественно, хоть и необычно. После окраски на волосы нанесли некий очень приятно пахнущий состав, оставили на полчаса, а, когда смыли и высушили, я снова не узнала себя. Мои раньше такие невзрачные и словно всегда прилизанные пряди обрели объём и глубину цвета, распушились и засияли. Зелёные пёрышки запутались в русой гриве и, выглядывая оттуда тут и там, перекликались с зеленью сосновых лапок на теле.

– А лицо? Брови? – продолжала расспрашивать Яринка.

Да, с моим лицом в салоне тоже много что делали, но я на тот момент уже так устала, что не следила за этим, закрыла глаза и даже умудрилась вздремнуть, выдерживая маску. Помню, чем-то скоблили кожу, протирали прохладными ватными тампонами, довольно сильно щипало, лицо стало красным, как помидор. Зато потом, посмотревшись в зеркало, я не обнаружила на носу маленьких чёрных точек, а на подбородке – прыщиков. А брови… брови мне покрасили вместе с ресницами, и теперь я являлась обладательницей выразительных глаз под двумя тёмными, вразлёт дугами.

– Дайка, ты просто, – Яринка помотала головой, подыскивая нужное слово, – лесная фея какая-то.

От её последних слов я невольно помрачнела. Нет, моя новая внешность мне очень нравилась, ведь я привыкла быть серой мышью и до сих пор не представляла, что могу стать почти красивой. По крайней мере, вполне симпатичной. Сейчас я, несмотря ни на что, даже чувствовала благодарность к Ирэн. Но вот остальное…

– Мне такую легенду и придумали, – буркнула я, отходя от зеркала. – Вот только не фея, а дикарка.

– Дикарка? – насторожилась подруга, следуя за мной к кухонной стойке, подле которой мы взгромоздились на высокие стулья.

– Ага, – фыркнула я. – Дикая Дайника, как тебе?

Яринка тихонько хихикнула.

– Ну, не круче, чем Яростная Ярина.

Мы невесело посмеялись, и я рассказала остальное.

Придуманная Ирэн легенда обо мне была близка к действительности, но изрядно приукрашена. По новой версии, я не жила ни в каком приюте, а сбежала во время разгрома нашей деревни властями и, благодаря добрым людям, скоро попала сюда. Сосновые лапки на моём теле, зелёные пёрышки в волосах, отсутствие косметики, неумение танцевать, глупое прозвище – всё это должно было создавать образ девочки, недавно прибывшей из глуши, этакой экзотической штучки, диковинного зверька. Не знаю, как остальным, а самой Ирэн её задумка очень нравилась. Сегодня, когда мой внешний вид был приведён в соответствие с легендой, она даже воскликнула: "Ты – мой самый креативный проект!".

– Значит, ты не танцуешь? – спросила Яринка после недолгого молчания. – Как же так, у тебя не будет дебюта?

– Будет, – ответила я, невольно съёживаясь при мысли о неизбежном, – только я не танцевать буду, а петь.

Это тоже была идея Ирэн. Пока Бранко тщательно выписывал на моём теле каждую иголочку, она не менее тщательно расспрашивала подробности моей прошлой жизни, пытаясь найти что-нибудь, дополняющее придуманный ею для меня образ. И нашла. Когда я мимоходом обмолвилась о том, что была певчей в приютской церкви, управляющая замерла, как кошка над мышиной норой, и потребовала подробностей.

– Она попросила спеть что-нибудь, и я спела.

– Что, прямо там спела, на кушетке? – удивилась Яринка.

Да, я спела прямо там, голая, лёжа на медицинской кушетке, чувствуя, как Бранко прохладными кистями касается моей кожи, ёжась от неловкости. Ну, а что оставалось? Не знаю, хватит ли мне когда-нибудь смелости перечить властной управляющей. И спела я не что иное, как Медвежью колыбельную. Просто это первое, что пришло мне в голову. И попало в десятку.

– Ирэн даже в ладоши захлопала, – поведала я Яринке, чьи глаза недоверчиво округлились. – Как девчонка. Сказала, что это будет самым оригинальным дебютом за всю историю Оазиса. Ведущий расскажет с подиума мою легенду, потом я выйду и спою колыбельную. Никаких танцев, никаких раздеваний, просто встану перед микрофоном и спою.

– А костюм? – помолчав, спросила Яринка. – Во что тебя оденут?

– Ещё не знаю. Но что-то под стать остальному, наверное. Ирэн придумает.

– И когда твой дебют?

– Первого мая, – погрустнела я. – Как обычно, приурочат к празднику. Меньше месяца осталось.

– Ну, – Яринка неопределённо повела плечом. – По крайней мере, тебе уже исполнится тринадцать лет.