Пропавшие без вести - Юрий Козловский

И вдруг Николай почувствовал на себе сразу несколько колючих взглядов. Не останавливаясь, незаметно осмотрелся вокруг и определил, что прятаться наблюдатели могут только в рощице прямо по курсу. В том, что их намерения не сулят ему ничего хорошего, он не сомневался…

Глава 2

Партизаны

Такое с Лесовым в прежней жизни бывало не раз. Бойцы, с которыми он ходил в рейды, не могли понять, как ему удается обнаружить засаду, притаившуюся где-то в зеленке или в камнях над горной тропой. А он и сам не смог бы объяснить этого. Он просто чувствовал и никогда не ошибался. Поэтому окружающие знали, что если Лесовой дал команду: «ложись», то следует немедленно падать на землю и открывать массированный огонь в указанном им направлении.

Сейчас отдавать команду было некому и надеяться оставалось только на себя. Не снижая темпа движения, чтобы не спугнуть противника, Николай приближался к рощице, одновременно со скоростью компьютера просчитывая варианты. Если это «апостолы», то ему предстояла серьезная схватка. Если простые люди, справиться с ними будет проще, даже если они вооружены огнестрельным оружием.

Когда до рощицы оставалось всего несколько метров, Лесовой заметил там движение и инстинктивно отклонился в сторону. И вовремя — тихо щелкнула тетива, и мимо него с противным жужжанием пролетела длинная стрела. Он уже готов был перейти в состояние ускорения, когда вдруг услышал голос:

— Не стрелять! Не стрелять, мать вашу!

За возгласом последовал сочный звук оплеухи, после чего кто-то стал громко ругаться на незнакомом Николаю языке, а тот, который приказывал не стрелять, прокричал:

— Тезка, ты, что ли?

Из зарослей появился невысокий человек, одетый в невообразимые лохмотья, в которых, присмотревшись, можно было опознать остатки джинсового костюма. Глянув на заросшее бородой лицо, Лесовой понял, почему голос показался ему знакомым. Это был не кто иной, как магаданский торговец металлом Николай Никитин. Лесовой от неожиданности потерял дар речи. Этого не могло быть, но это было — первый человек, встреченный в другом мире, оказался знакомым!

— Микола, как ты сюда попал? — Никитин с радостью хлопал его по плечам. — Тебя тоже повязали те, с черной машины? Тогда, когда ты меня соляркой выручил?

— Нет, — Лесовой не стал уточнять обстоятельств своего появления здесь. — Я совсем недавно. А ты какими судьбами?

— Да я тогда не успел и километра от тебя отъехать, как эти твари бледнолицые дорогу перегородили своим катафалком. Вырубили они меня чем-то, чем — сам не пойму, и не успел я опомниться, как здесь оказался, у вампиров этих, мать их через колено!

— А потом что было? — спросил Николай, улыбнувшись точной характеристике, данной Никитиным «апостолам».

— По дороге расскажу, — сказал тезка, обеспокоенно подняв глаза к небу и оттого не заметив его улыбки. — А сейчас давай-ка сматываться отсюда, пока не началось! Ты куда направляешься?

— Да я и сам не знаю, — ответил Лесовой.

— Ты что, с Луны свалился? Зачем тогда в солнечную зону вылез? В горы надо бежать, к пещерам!

— Что ты мелешь? — Лесовой решил изображать полное неведение. — Какая солнечная зона? И что должно начаться?

— Ты правда ничего не знаешь? Ну, ты и даешь! Скоро взойдет их поганое солнце, и если мы останемся на равнине, то через час все сдохнем. Давай скорее, если жить хочешь! — И, повернувшись к зарослям, крикнул: — Вперед, заморенная команда!

Из рощицы вынырнули несколько человек, одетых, как и их предводитель, в живописные лохмотья. У одних это были изорванные остатки вполне современной одежды, другие натянули на себя балахоны в форме обыкновенного мешка с тремя прорезями для рук и головы, подвязав их на поясе обыкновенной веревкой. На ногах у некоторых Николай заметил стоптанную обувь, но те, что были одеты в балахоны, щеголяли босиком. И, видно, давно, потому что подошвы их ног загрубели до подметочной прочности, и отсутствие обуви не доставляло этим людям особых неудобств.

Вместе с Никитиным Николай насчитал в маленьком отряде девять человек, из которых семеро, в том числе и тезка, были вооружены висящими через плечо примитивными луками с охапками стрел в колчанах, сшитых то ли из древесной коры, то ли из тех огромных листьев, на которых произрастали растительные антрекоты. В руках они держали заостренные деревянные колья, а за поясами были заткнуты смешные деревянные кинжалы, похожие на те, что вырезают дети для игры в войну.

Вооруженные люди смотрели на Лесового с любопытством, перебрасываясь между собой отрывочными словами на разных, как он понял, языках. Двое оставались безучастными, не отрывали взгляда от земли и были похожи на скот, бездумно бредущий в указанном погонщиками направлении.

У одного из вооруженных людей была настолько примечательная внешность, что Лесовой инстинктивно сделал на него стойку. Это был здоровенный абрек кавказского вида, до самых глаз заросший густой черной бородой. Таких же, только вооруженных «калашами», и настоящими, а не деревянными кинжалами, Николай немало насмотрелся за годы службы. Пришлось сделать над собой усилие. Не то место, и не то время…

Никитин, оказавшийся старшим в этой странной компании, короткими командами, наполовину состоящими из понятного всем русского мата, поторапливал свой отряд, то и дело показывая в сторону горного кряжа, небо над которым стало наливаться розовым светом. Впереди, держа курс на разлом в горной стене, бежал рослый молодой негр, одетый в протертые до дыр джинсы, цветастую майку, открывавшую бугрившиеся мышцами плечи, и босой. За ним, подгоняемые кавказским человеком, трусцой тянулись двое, как их про себя обозвал Лесовой, «обкуренных». Никитин замыкал цепочку, и Николай пристроился рядом с ним.

— Что это у тебя за партизанский отряд? — спросил он, стараясь не сбить дыхание. — Вы что, сбежали от бледнолицых?

— Кто как, — ответил Никитин. — Я, например, почти сразу! Несколько дней повкалывал на них и ушел в бега. Не по мне занятие оказалось. Слышь, тезка, давай все разговоры потом. Надо вон до того камушка добежать, а там уж и поговорим в безопасности.

Лесовой посмотрел на «камушек», указанный Никитиным, и улыбнулся. Это была огромная глыба, километра два высотой, отколовшаяся от основного хребта и лежавшая у его подножия. Розовая заря над исполинскими горами занималась все ярче, и в ее свете уже можно было рассмотреть множество дыр, которыми, будто пчелиными сотами, был испещрен «камушек». Конечно, маленькими они казались лишь на расстоянии, а по мере приближения оказались входами в пещеры, от узких, в которые едва бы протиснулся человек, до огромных, в несколько десятков метров.

Они все еще бежали в тени, отбрасываемой горным кряжем, но, оглядываясь назад, Николай заметил, что граница уже не серого, а ослепительно-белого на солнце песка и тени неуклонно приближается к ним. Тезка тоже видел это, и теперь отдаваемые им команды состояли из одного лишь сплошного мата, из которого ему удавалось выстраивать удивительно связные предложения. Еще удивительнее, что этот состоящий всего из нескольких слов, сочетавшихся в разных вариантах, замысловатый язык понимали все до единого члены его команды, большинство из которых явно ни бельмеса не соображали в литературном русском…

Когда процессия поравнялась с «камушком», солнце почти наступало им на пятки. Но бегущий впереди негр не стал сворачивать в первый вход в пещеры, расположенный на уровне земли. Он миновал не меньше двух десятков больших и маленьких дыр и только после этого нырнул в низкий проход, ничем не отличавшийся от других. За ним последовали все остальные и оказались в большом каменном зале, в центре которого был выложен круг из валунов, а вдоль стен разбросаны охапки круглых листьев. Похоже, валуны служили обитателям пещеры стульями, а листья — постелями. Из круглой дыры входа проникало достаточно света, чтобы в зале царил полумрак.

«Партизаны» расселись на валуны, оказавшиеся пористыми, будто пемза, и такими легкими, что Лесовой без особых усилий подвинул свой ближе к тезке. «Обкуренных» усадили неподалеку, но отдельно от всех. Негр принес из темного угла три круглых листа с «антрекотами». Один отдал «обкуренным», два положил перед остальными. Потом снова сходил в служивший кладовой угол, вернулся с огромным, размером с приличный арбуз, плодом, похожим на грушу, и отдал его Никитину. Тот, отдышавшись после бега, достал из-за пояса деревянный кинжал, провертел в толстой шкуре плода отверстие, из которого брызнул темно-красный сок цвета крови, поднял «грушу» над головой, сделал из нее несколько коротких глотков и передал ее сидевшему рядом Николаю.

— Только чуть-чуть! — предупредил он. — Два-три глотка, не больше. А то с непривычки так торкнет!