Хвала и слава. Книга вторая - Ярослав Ивашкевич

За столом разговаривали о покойной. Ксендз Ромала превозносил ее достоинства, ее набожность. Анджея поразило то, в каком тоне все говорили о тете Михасе. Еще недавно все отзывались о ней с легкой иронией, с усмешкой, подшучивали над ее флюсами и лечебными травами. А теперь говорили, как о римской матроне. Только Франек сидел неподвижный, молчаливый, уставясь в светлые окна, и лишь время от времени вытирал свои маленькие жирные от еды губы.

Сразу после обеда родители уехали. Оля как-то особенно сердечно обняла Анджея и поцеловала его в лоб. Анджею стало совестно. Как он все же несправедлив к матери.

— Я скоро вернусь в Варшаву, — сказал он.

И действительно каникулы уже подходили к концу. Дни становились все короче, но долгие теплые вечера были особенно хороши. Именно в такие вечера приходил Ромек и они играли с Анджеем «Simple Aveu» и другие сентиментальные пустячки. Несколько знаменитых садовниц Ройской (в этом году их было немного, да и со времени женитьбы Валерека на Климе никакой роли в «светской» жизни двора они уже не играли) под руку прохаживались перед домом, где благоухали левкои и настурции, и шептались о разных господских переживаниях и секретах. Кася работала опять на дворе, и Анджей совсем перестал ее видеть.

Как-то поздно вечером, уже после ужина, Ромек вытащил его на «круг» в Петрыборы. Петрыборы были куда больше Пустых Лонк, и перед волостным правлением там устроили танцевальный круг. Площадку сделали довольно просторную, только вот оркестр был убогий, типично деревенский — гармошка, скрипка и барабан, монотонный ритм которого придавал музыке совсем примитивный характер.

— Ну прямо Центральная Африка, — заявил Ромек тоном бывалого путешественника.

— Можно подумать, будто ты не вылезал из этой самой Центральной Африки, — засмеялся Анджей.

Освещенные большим рефлектором, танцоры кружились по площадке без особого увлечения. И вообще веселье протекало спокойно. Чинно и благородно — как говорят в таких случаях люди преклонного возраста.

Стоя в сторонке, Анджей с Ромеком поглядывали на танцующих.

— Гляди, — воскликнул Ромек, — Кася с Алюней танцует!

И действительно, они заметили в толпе высоченного Алексия. Кася была гораздо ниже его и почти терялась среди танцующих пар. Время от времени мелькала только ее черная, гладко причесанная голова.

— А нам и потанцевать-то не с кем, — сказал Ромек. — Все девчата танцуют со своими постоянными кавалерами.

Анджей не очень-то был знаком ни с девчатами, ни с кавалерами. Но Ромек, как местный житель, конечно, разбирался лучше.

Музыка оборвалась. Пары сошли с деревянной площадки и подались в тень, избегая яркого света лампы.

— А я и не знал, что в Петрыборах есть электричество, — сказал Анджей.

— Уже второй год. Ты что, не заметил в костеле?

— И верно, какой же я раззява.

Неожиданно из тени появилась Кася. Она прошла по освещенному месту, но Анджей заметил ее, только когда она была уже рядом.

И вновь Кася была совершенно иная. Впервые он увидел ее во время работы, тогда она выглядела такой кроткой, и ее маленькая фигурка как-то терялась. Потом он видел ее возле умирающей бабки — в патетической роли сиделки, и она была окружена, как и тетя Михася, торжественным нимбом смерти. А теперь вот Кася подошла к нему свободно, этакой, подумал Анджей, абсолютно «светской» походкой. Он чувствовал ее превосходство, понимал, что Кася гораздо лучше, чем он, владеет собой. И только тут заметил, насколько он выше ее ростом; чтобы взглянуть ему в лицо, ей приходилось закидывать голову, и тогда он видел ее белую полную шею. На ней была белоснежная блузка и какая-то темная, тонувшая в тени юбка.

— Здравствуйте, — сказала она, и голос у нее тоже был совсем другой, низкий и глубокий. Она еще тяжело дышала после танца и говорила свободнее, чем всегда, непринужденнее.

Анджей никогда еще не ощущал так обаяния человеческого голоса.

«Как хорошо она это сказала», — подумал он и откликнулся:

— Здравствуйте.

— А теперь вы со мной потанцуете.

— А как же Алексий? — вмешался Ромек.

— Нехорошо все время танцевать с одним кавалером, — ответила Кася и улыбнулась. — Я теперь с паном Анджеем хочу станцевать.

— А со мной? — спросил Ромек.

— А с тобой потом, — засмеялась она, — с тобой я уже натанцевалась.

Анджей заметил, что у нее тот приятный полесский выговор, который не имеет ничего общего с искаженным языком окраин и вместе с тем совершенно отличен от варшавской речи, особенно от речи варшавских женщин.

Ударил барабан, зачастила музыка, и начался какой-то быстрый танец. Анджей чувствовал, что не он, а скорее Кася ведет его в танце, и это задело его. Когда оркестр перестал играть, он крикнул:

— Еще, еще! Давайте куявяк!

И музыканты с готовностью, медленно и степенно начали куявяк. Не все оказались любителями этого танца. На площадке стало просторнее, танцевало лишь несколько пар. Анджей просто обожал куявяк, особенно эту солидно-неторопливую часть, и даже жалел, что у него нет усов (только в таком случае и жалел), чтобы можно было их подкручивать. Кася куявяк танцевала неважно, она не всегда понимала, что нужно делать, вначале слишком спешила и сбивалась с такта. И Анджей радовался, что теперь он может вести ее.

— Нет, нет, Кася, не торопись. А вот теперь — пошли!

И вертелся с нею до головокружения, чтобы потом вновь остановиться, медленно покачиваясь на месте. Скоро Кася освоилась и дело пошло на лад. Когда оркестр смолк, они спустились с площадки. Подошел Алюня.

— Хорошо танцуешь, — сказал он Анджею.

— Куявяк — самый лучший танец, — ответил тот, отдуваясь.

Кася ничего не говорила, но не выпускала руки Анджея. Оркестр переключился на модное танго.

— Станцуем? — предложил Алексий.

Кася покачала головой.

— Устала. Погоди немножко.

Алексий помрачнел. Анджей заметил это и выпустил Касину руку.

— А где Ромек? — спросил он.

Кася усмехнулась.

— Танцует, наверно, со своей Анусей, — сказала она, обмахиваясь платочком. Ночь была душная.

Анджей протанцевал еще несколько раз с Касей, потом с другими девушками и наконец, не дожидаясь Ромека, направился домой. Тропинку эту он знал хорошо, с детства ходил по ней, но только сейчас ему пришло в голову, что ночью он идет по ней впервые. Узнать ее было трудно, деревья казались выше, кусты гуще. Он услышал за собою шаги, оглянулся и увидел в темноте фигуру Алексия.

— Один доберешься? — спросил доброжелательно Алексий. — Гляди, не заблудись ночью.

— А ты знаешь, я впервые иду здесь впотьмах, — признался Анджей.

— Я провожу тебя немного.

В голосе Алексия не было угрозы, и все же Анджею сделалось как-то не по себе.

Они шли молча.

Неожиданно Алексий остановился и взял Анджея за руку.

— Кася тебе нравится? — спросил он.

Анджей мгновенно превратился в благовоспитанного юношу и призвал на помощь всю свою сообразительность.

— Очень милая девушка, — ответил он вежливым тоном.

Алексий постоял, помолчал.

— Я не собираюсь махать кулаками, — сказал он, — не пойми меня плохо. Но это моя девушка. Мы думаем пожениться… Оставь ее.

В темноте не было видно, как Анджей пожал плечами, но от этого движения рука Алексия упала с его плеча.

— Если бы я тебя не знал, то подумал бы, что ты вызываешь меня на драку. Поверь мне, я не бегаю за Касей и не обхаживаю ее. Я и видел-то ее всего раз или два… и мне все равно… А кроме того, Алюня, не занимайся мифотворчеством, — произнес он вдруг высокомерно, — оставь ты, пожалуйста, этот извечный сюжет — молодой барин и крестьяночка. Давно прошли те времена…

— Не совсем, — отозвался в темноте серьезный, низкий голос Алексия.

— Для меня — во всяком случае. Я считал бы это… Как бы это выразить? Как говорят у Сенкевича, считал бы это посрамлением чести своей.

Алексий коротко рассмеялся.

— Можно, конечно, и просто притвориться холодным, — сказал он, точно оскорбленный тем, что Анджей выказывает столь явное равнодушие к прелестям Каси, — до поры, до времени.

— А времени-то у меня немного, через неделю я уезжаю, — откликнулся Анджей, все старательнее придавая этому разговору тон объяснения «мужчины с мужчиной», — и думаю я сейчас исключительно об экзаменах… Ты и не представляешь, как я трясусь от страха…

Алексий замедлил шаг.

— Ну ладно, только ты не обижайся за то, что я об этом заговорил. Мог бы поступить иначе, но ты мне нравишься… давно еще, с тех времен…

— Это ты ксендза Ромалу вспомнил?

— Ага. Ну, привет! До свиданья. Я еще вернусь туда, на танцы.

Алексий остановился.

— Желаю тебе хорошо повеселиться, — неожиданно барским тоном произнес Анджей и как-то снисходительно подал Алюне руку. Его самого удивил этот жест, когда потом, позднее, он вспоминал о нем.