Владимир Путин - Рой Медведев

Нет смысла опровергать эти фантазии, которые некоторые фанатики пытались и пытаются навязать всему чеченскому народу. История народов горного Кавказа очень сложна, и многие проблемы и события, связанные с ней, не могут быть решены или оценены однозначно. И тем не менее мы имеем все основания утверждать, что независимая, мирная, процветающая, общинная Чечня, живущая только по законам Корана и по законам природы, — это миф. Даже полная войн и трагедий история отношений между чеченским народом и соседними народами Северного Кавказа и Закавказья показывает, что вне всего сообщества этих народов и вне России нормальное развитие чеченской нации и чеченского общества невозможно. Показательно, что чеченские беженцы, оказавшиеся в Грузии, начали создавать школы и обучать своих детей на русском языке и по российским учебникам, запоминая стихи Пушкина и Лермонтова.

Исключенная или вышедшая из состава Российской Федерации, Чечня не будет располагать ни силами, ни геополитическими условиями, ни экономическими и культурными возможностями, ни тем историческим опытом и традициями, которые необходимы для независимого государственного (а тем более «безгосударственного») существования, особенно в таком необычном регионе, как Кавказ, — на переплетении нескольких древних культур и религий. Оказавшись не просто в одиночестве, но в полувраждебном окружении, Чечня, и об этом ясно свидетельствовал опыт 1996–1999 годов, не только начинала превращаться в радикальное исламское государство (даже псевдогосударство), но становилась игрушкой в руках международных террористических и фундаменталистских организаций, агрессивным образованием, опасным для своих соседей, за счет которых оно только и могло существовать, и не в последнюю очередь благодаря захвату заложников, грабежам, контрабанде и наркоторговле. Это почувствовали в 90-е годы не только Дагестан и Ставрополье, но и другие регионы, включая Осетию и Грузию.

Такой путь развития Чечни не отвечал интересам не только соседних ей областей и республик, но и самого чеченского народа, подпавшего под власть лишенных единого центра, единого руководства и единой политики вооруженных группировок, немалую часть которых составляли фанатики и наемники из разных стран мусульманского мира — от Пакистана и Афганистана до Египта и Косово, а также Западной Украины, Польши и Прибалтики. Это не отвечало также интересам чеченской диаспоры в России, численность которой сегодня сопоставима с численностью чеченского населения в самой Ичкерии. При всем различии имеющихся течений, групп и отдельных авторитетных деятелей — от Руслана Хасбулатова до Сажи Умалатовой — диаспора всегда выступала против власти в Чечне фанатиков-ваххабитов и боевиков-сепаратистов.

Экономические интересы чеченской диаспоры достаточно серьезны, чтобы чеченцы относились без уважения к своему российскому подданству. Исключение составляли лишь те преступные группы, которые занимались наркоторговлей, торговлей оружием и похищением людей.

Все сказанное не означает, что война России с одной из ее мятежных провинций была неизбежна. Даже при учете всех прежних трудностей и конфликтов, включая и сталинский геноцид, проблемы, возникшие в отношениях Москвы и Чечни, можно было решить без войны. Но эти возможности были упущены — и по вине российских политиков, и по вине чеченских лидеров. В результате новая военная операция в Чечне стала неизбежной, и нападение отрядов Басаева и Хаттаба, опьяненных безнаказанностью и уверенных в легкой победе, просто ускорило ее начало.

Не думаю, что Путин имел возможность внимательно изучить все уроки первой войны в Чечне, все сложные и противоречивые аспекты отношений между Россией и Чечней в XIX и XX веках, а также многочисленные аналитические материалы и рекомендации на этот счет. Поэтому риск неудачи был велик, но он был также и оправдан. И, как оказалось, решение премьера оказалось не просто правильным, но его можно назвать судьбоносным. Еще Альберт Эйнштейн на вопрос о том, как происходят великие открытия, ответил: «Очень просто. Все знают, что данная проблема неразрешима. Но вот приходит человек, который этого не знает…»

Среди экспертов и политологов еще продолжался спор — была ли военная операция федеральных войск в Чечне импульсивным и эмоциональным решением Владимира Путина и сплотившихся вокруг него генералов, или власть действительно грамотно предвидела возможность извлечения из новой войны внутриполитических дивидендов.

Это был странный спор политических циников, которые главные мотивы столь важного решения, как военная операция, способны видеть или в простых эмоциях, или в эгоистическом расчете самой власти.

Эмоции, конечно, имели немалое значение в августе и сентябре 1999 года. Были и расчеты, связанные с образом власти. Посещая станицу Знаменскую Надтеречного района Чечни после ее освобождения и «зачистки», поднимаясь в кабину штурмовика Су-24 в качестве второго пилота, посещая солдатскую столовую или раненых солдат в госпиталях, Путин делал все то, что делают в условиях войны главы любых правительств, если они хотят поддержать боевой дух армии и умножить свою популярность. Но, думаю, что главным мотивом деятельности Путина осенью 1999 года была забота об интересах Российского государства и многонационального народа России, включая и чеченский народ.

Решительность и жесткость премьера, даже его знаменитая фраза о том, что государство будет «мочить» террористов везде, если будет нужно, то и «в сортире замочит», способствовали мобилизации населения и силовых структур России. К стремительному увеличению популярности В. Путина, так поразившему его оппонентов, привели и несомненные успехи военных операций в Чечне в октябре — ноябре 1999 года. Общественное мнение страны не без оснований связывало эти успехи и сам новый облик воюющей армии не столько с деятельностью генералов, которым также отдавалось должное, сколько с энергичной, четкой и эффективной работой премьера Путина. «Россия начинает любить человека, которого совсем не знает» — эту фразу в разных вариантах можно было прочесть во многих газетах и журналах.

К концу ноября военная операция в Чечне приобрела уже собственную динамику, и созданная здесь военная машина работала почти без сбоев. Хотя предстояли еще бои за Грозный и горные районы республики, Владимир Путин мог теперь уделять больше внимания другим проблемам экономического и государственного строительства в России. Подводя итоги трем месяцам его пребывания на посту премьера, политолог Николай Ульянов писал: «Причина быстрого роста популярности председателя правительства уже не в том, что Путин говорит и действует жестко, а это приходится по душе населению, уставшему от криминального беспредела, бесхозяйственности и воровства чиновников, а в ощущении, что этот премьер, в отличие от предыдущих, знает, что нужно делать для исправления кризисной ситуации в стране, и имеет осмысленный план действий. И не боится проявить самостоятельность, не оглядываясь на президента и его окружение. Поэтому даже полная поддержка Путина со стороны Ельцина, демонстрируемая президентом на каждой встрече с премьером, не снижает рейтинг доверия к последнему со стороны российских граждан. Если судить о качествах премьер-министра на примере его действий на Северном Кавказе, то первое, что бросается в глаза, — Путин дает обещание и его выполняет. Так было в Дагестане и так происходит в Чечне, где за последние месяцы не отмечено ни одного серьезного случая несогласованных действий военных и подразделений МВД, которые повлекли бы за собой неоправданные человеческие жертвы» [109].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});