Временные трудности 2 - Максим Томилко

Проснулся Егор очень рано. В доме все еще спали. Он полежал немного, надеясь снова уснуть, но поворочавшись с полчаса, оставил эту затею. Осторожно встал, стараясь не шуметь, оделся и вышел во двор. Поселок уже проснулся. Собачий лай, смешанный с мычанием коров и петушиными криками, напомнил Егору небольшую деревеньку, где ему когда-то давно, ещё в беззаботном детстве, случилось провести пару летних месяцев у каких-то дальних родственников по материнской линии.

По улице мимо их дома прошла какая-то женщина, поскрипывая пустыми ведрами и с интересом косясь на их автомобиль. Где-то вдалеке послышался негромкий, приглушенный расстоянием, разговор сразу нескольких человек. Егор вышел на улицу намереваясь немного прогуляться, но заметил профессора Скворцова, выходящего из ворот дома напротив, и решил отложить свой утренний променад.

Леонид Васильевич шел не спеша, осторожно держа в руках большой коричневый кувшин. Ступал он осторожно, боясь расплескать ценный груз.

— Наверное молоко, — подумал Егор и не ошибся.

— Приветствую, Егор Николаевич, — улыбнулся ему профессор, протягивая кувшин, — Отведайте парного.

— Доброе утро, Леонид Васильевич. Благодарю вас, но я лучше в доме из кружки, а то я себя знаю — сейчас весь в этом молоке буду, — ответил Егор, бережно принимая кувшин.

— Красота какая! — сказал Скворцов, указывая на узкую оранжевую полоску неба над лесом.

Действительно, рваные кудрявые облака над верхушками деревьев, подсвеченные снизу лучами восходящего солнца смотрелись здорово.

— Красиво, — согласился Егор.

— Вот закончится война, — мечтательно протянул профессор, — Выйду я на пенсию и уеду жить куда-нибудь подальше от столицы. Буду любоваться восходами и закатами, ловить рыбу, собирать грибы и наслаждаться жизнью. У меня в юности неплохо получались такие вот пейзажи. Может вернусь к живописи…

— Так вам до пенсии еще ого-ого, — усмехнулся Егор.

— Не так много, как вам кажется, мой юный друг, — как-то печально ответил Скворцов, — Это у вас ещё всё впереди.

Скворцову, судя по всему, было лет пятьдесят, ну может, чуть больше. Это седина в усах и окладистой бороде прибавляла ему ещё лет десять, как минимум. При первой встрече, он вообще показался Егору стариком.

Подошел Кудимов и продемонстрировал Егору узелок с десятком яиц.

— А вот и наш завтрак, товарищ лейтенант, — довольная улыбка милиционера была заразительна. Егор тоже улыбнулся и протянул руку для приветствия.

— Можно просто Егор.

— Игнат, — пожал протянутую руку Кудимов.

Старший милиционер был, наверное, ненамного старше Егора и вчерашнее обращение к нему Юли по имени отчеству выглядело слегка комичным.

— Пойдемте завтракать, товарищи, — предложил Скворцов.

— Та девушки спят ещё. Рано ведь. Давайте тут покурим немного.

— Давайте, — согласился профессор.

Никто из присутствующих, как оказалось, не курил, и Леонид Васильевич, достав круглую жестяную коробочку мелких леденцов угостил их конфетами. Они успели с полчаса поболтать о разных ничего не значащих пустяках, когда на пороге их дома показалась Юля. Она смерила их недовольным взглядом и закурила, выпустив целое облако дыма.

— Че мерзнете во дворе? Или разбудить стесняетесь? Так мы встали уже — проходите.

Они зашли в дом, и Кудимов сразу же зазвенел посудой. Когда вернулась Юля завтрак уже был готов. Поели быстро и молча.

Потом Юля откинулась на спинку стула и вполне серьёзно сказала, глядя на Кудимова:

— Ну рассказывайте, Игнат Никифорович, как вы дошли до такой жизни?

— До какой такой? — не понял Игнат.

— Да это я так, к слову. Давайте с самого начала. Что тут у вас произошло?

— Ну, если с самого начала… — задумался милиционер, — Посёлок старый. Тут при царе ещё глину добывали. Даже небольшой завод кирпичный построили. Потом революция, гражданская. Забросили его. Только перед самой войной восстановили цеха и станки завезли. А сейчас вот эвакуированных много. Для них ещё два барака отремонтировали. Обмундирование шьют. Охрана из войск НКВД. Ну, а по вашей линии сперва был лейтенант Кочкин. Знал я его. Нормальный мужик был. С чего это он удумал стреляться — ума не приложу.

— А люди что говорят? — поинтересовалась Юля.

— Да разное говорят, — уклончиво ответил Игнат, — Говорят, он перед самой смертью повадился в лес шастать. Есть там у нас место проклятое. Местные его стороной обходят. Говорят, там даже зверьё не живёт. Чё он там забыл?

— Что за место? Почему проклятое? — встрепенулся Скворцов.

— Да я откуда знаю, — развел руками милиционер, — Старые бабки болтают всякое. Чё их слушать? Я не верю во всю эту чертовщину — я ж комсомолец.

— Это правильно, — согласился профессор, — Так, а что болтают?

— Да не знаю я точно. Слышал, только, что место гиблое и всё. Говорят, что люди там пропадали. Это у нас все знают, поэтому и сторонятся его.

— А где оно точно находится, знаешь?

— Ну так, примерно…

— А что за человек был этот Кочкин? — спросил Егор.

— Да обычный человек.

— Это понятно. Ты расскажи о нём подробнее.

— Что рассказать?

— Сколько лет, чем интересовался, может женщина у него была… — подсказал Егор.

— Лет двадцать пять, может чуть больше. Чем интересовался — не знаю. Пил в меру. А насчет женщины не скажу, может и была. Там много молодых сейчас. Да мы ж не друзья с ним были — так просто знакомцы.

— Ладно. Разберёмся, — отрезала Юля, — А кто там у вас в психушку загремел?

— Так вместо Кочкина прислали человека. Игнатенко, кажется, фамилия. Я его даже не видел никогда.