При дворе двух императоров. Воспоминания и фрагменты дневников фрейлины двора Николая I и Александра II - Анна Федоровна Тютчева

во время сеансов сильно страдает.

Глядя на него, совершенно не получаешь впечатления, что он шарлатан и ставит себе задачей обмануть вас. Он очень молчалив, часто говорит о боге и религии и, по совету стола, из англиканского вероисповедания перешёл даже в католицизм. С точки зрения православия я считаю, что черт при этом ничего не теряет по существу, делая все-таки вид, что интересуется религиозными вопросами. Факты слишком очевидны, чтобы можно было их оспаривать, и, так как я верю в дьявола, я говорю, что это дьявол хочет овладеть доверчивыми людьми, устраивая для них по своему образцу мир невидимый и мистический, грубо материализованный, в который можно проникнуть не очищением души, а посредством разного рода манипуляций, магнетических флюидов и лжи…

Между тем Юм и его духи имели такой огромный успех, что сеанс был повторен на другой день у великого князя Константина в Стрельне; кроме того, состоялось еще много сеансов, которыми страстно увлёкся государь.

Смерть художника Иванова, которую приписывают тому, что его картина имела так мало успеха.

19 июля

Маленькая бонна Марии Александровны выходит замуж. Я вступаю в должность гувернантки, но не буду жить с девочкой на ферме.

10 августа

Мы покинули Петергоф, и я вступила в должность гувернантки при маленькой великой княжне.

Государь и государыня присутствовали утром в восемь часов у обедни и на благодарственном молебне по случаю рождения у великого князя Константина второго сына, которому дали имя отца.

Великая княгиня накануне еще была на вечере у императрицы-матери, красивая и свежая, а в шесть часов утра она родила.

Мы уехали по железной дороге в Петербург, где должны были сесть на поезд в Москву. Мою маленькую воспитанницу привели всю в слезах после расставания с английскими боннами[82].

Мне самой хотелось плакать не меньше, чем ей, ибо, хотя я сама желала иметь должность более серьёзную, чем должность фрейлины, сама искала работы и известных обязанностей, тем не менее нельзя без сожаления навсегда лишиться свободы. Уже давно я простилась с надеждой на личное счастье, такое, какое я бы желала, но сегодня я как бы подписала своё полное отречение. Отныне я уже не буду принадлежать самой себе, я буду отдавать всю свою жизнь и свои силы другим, которые, вероятно, за это ничего мне не дадут и даже не будут знать, что я чем-нибудь для них жертвую. Но пусть – лишь бы я наконец обрела на этом пути мир и внутреннее удовлетворение, которых я так давно не знала.

Десятого мы доехали до Твери, где мы должны были ночевать.

Государь и государыня взяли с собой в это путешествие только маленькую великую княжну. Великие князья остались в Петергофе.

Сопровождают государя: граф Шувалов, графы Адлерберг, отец и сын, князь Василий Долгорукий, Чевкин, пруссак Loёn, адъютант Рылеев. Принц Вюртембергский присоединится к нам в Ярославле вместе с господами Вимпфен, Бетанкур и Слепцовым. Поездка была довольно скучная и утомительная.

Быстрое движение железной дороги имеет всегда дурное влияние на нервы. Это сильно отразилось на моей маленькой великой княжне, она была плаксива и взволнованна. Я чувствовала себя немногим лучше ее и была рада очутиться в тёмном вагоне, в котором вечером уложили малютку, чтобы поплакать на свободе. Я думала, что девочка спит, но я ошиблась, она заметила, что я плачу, и это вызвало во мне угрызения совести.

Мы очень поздно приехали в Тверь.

Долго устраивали кроватку великой княжны, так что было уже одиннадцать часов, когда я ее уложила. Она очень боялась своей новой камер-фрау, m-elle Тизенгаузен, и требовала, чтобы я ни на минуту не отходила от нее. Я опасалась, что во время укладывания ко сну будут слезы, вызванные воспоминаниями об английских боннах, но девочке показался так забавен мой вид в ночном чепце, и она так смеялась, что всё остальное было забыто. Она часто просыпалась ночью и всякий раз в очень хорошем настроении. Я почти не спала, так меня волновала близость этого маленького существа.

11 августа

Тверь.

Императрица в течение всего дня была занята приёмом тверских дам, посещением церквей и монастырей и учреждений этого города. Ее величеству был дан большой обед. Я же провела день со своей маленькой воспитанницей среди гораздо более идиллической обстановки в дворцовом саду.

Великая княжна сделала целый сбор картофеля и тыкв, которых очень много в этом царском саду, почти совершенно превращённом в огород; мы играли в лошадки, ездили кататься в коляске, и я повезла ее приложиться к мощам св. Михаила Тверского и св. Иллариона в Отрочь-монастырь.

Само собой разумеется, что она не может сделать шагу без того, чтобы толпа не окружила нас. Она очень хорошо ведёт себя в таких случаях: кланяется с большим достоинством; но при этом у нее делается грустное личико, которое показывает, до какой степени ее беспокоят эти почести.

После обеда с великой княжной пришли поиграть дети тверского губернатора князя Баранова: две девочки и один мальчик – очень милые. Бегали, играя в лошадки, и очень разгорячились, вследствие чего девочка очень плохо спала ночью. Я должна была провести вечер у императрицы, но великая княжна объявила мне, что она заснёт, только когда я лягу. Тем не менее она очень настаивала на том, чтобы я пошла к ее маме. Я вернулась через полчаса, девочка еще не спала; тогда я уже не пошла на вечер и легла спать. Как только я была в кровати, девочка заснула.

12 августа

Мы покинули Тверь.

Государь должен был оставаться там до вечера и ночью присоединиться к нам у Троицы, где нам предстояло провести ночь.

В Клину мы покинули поезд и взяли дорогу, ведущую прямо в монастырь. Пыль была ужасная. Великая княжна ехала в карете императрицы. У нее был сильный насморк, и от пыли она всё время чихала.

Обедали в Дмитрове, в доме одного помещика при самом въезде в город. За одну станцию, не доезжая Троицы, императрица отправила великую княжну в ее собственную карету, чтобы не подвергать ее холодному вечернему воздуху во время торжественного приёма.

Было совсем темно, когда мы подъехали к Троице, но монастырь, весь иллюминованный, выделялся огненными арабесками на тёмном небе. Мы еще не видали его, как нас издали приветствовал гармоничный звон колоколов, всегда вызывающий во мне особенное чувство радости, смешанной с печалью.

Подъезжая к монастырю, я заставила великую княжну прочесть молитву и рассказала из жизни преподобного Сергия то, что было доступно ее детскому уму. Нас повезли