«Братская могила экипажа». Самоходки в операции «Багратион» - Владимир Першанин

Без потерь не обошлось. Погибли человек двенадцать, но спешно укрепляемую немецкую оборону проломили. Оба «хетцера» снова сумели уйти, но две полевые 75-миллиметровки уничтожили огнем самоходок.

Разбили прямыми попаданиями три пулеметных расчета и недостроенный дзот. Захватили среди трофеев несколько ящиков патронов и гранат, консервы, полевую кухню. Большинство своих убитых немцы унесли. Обнаружили шесть мертвых тел, взяли в плен молодого солдата лет девятнадцати.

На новом месте снова окапывались. Впрочем, часть траншей немцы уже вырыли. Настроение поднялось. Разжившись трофейным ромом и спиртом, некоторые бойцы, да и лейтенанты, ходили навеселе, предлагали выпить самоходчикам.

– Не спаивайте моих, – отгонял особенно назойливых Павел Карелин. – Если выпивши в бой пойдем, сгорим, как свечки. Реакция притупляется.

Хижняк взял протянутую фляжку и опустил ее в люк.

– После выпьем. За ваше здоровье.

– И за победу тоже!

– До нее еще дожить надо.

На временном командном пункте допрашивали пленного пулеметчика. Тот был уверен, что его расстреляют, однако держался с демонстративной уверенностью. На вопросы отвечал, но делал вид, что плохо понимает перевод.

Адъютант Тюлькова, лейтенант, закончивший два курса филологического института, за год пребывания на фронте немецкий язык освоил неплохо. Покраснев от злости, повернулся к подполковнику:

– Дурака валяет.

– Предупреди, если будет дурить, расстреляем. Нам с ним некогда возиться.

Но немец заговорил по-русски сам, обращаясь к Тюлькову:

– Господин оберст, можно подумать, что меня ожидает что-то хорошее. Ваш полк в окружении, с пленными возиться некогда.

– Для тебя место найдем, если разговор получится.

Пулеметчик знал немногое. Сообщил, что скоро ждут прибытия артиллерии и штурмового батальона. Солдатам зачитали приказ о том, что в течение суток русский десант должен быть уничтожен.

– Смело держишься, – усмехнулся подполковник.

– А чего мне терять?

– Собственная жизнь – это мало?

– Думаю, что из вас тоже немногие доживут до вечера.

– Сынок, ты, наверное, забыл какой сейчас год?

– Сорок четвертый, ну и что из этого? Думаете, если англичане с американцами открыли второй фронт, то вы уже победили? Напрасно. Сколько попыток наступать вы делали весной, и все они закончились неудачно. Вы и сейчас находитесь в окружении.

– Мне некогда заниматься болтовней, – резко оборвал солдата Тюльков.

Дальнейший разговор не получился. Солдат то начинал давать показания, то срывался на выкрики. Создавалось впечатление, что он либо перенес контузию, либо является убежденным нацистом и по-прежнему уверен в победе Германии.

Тюльков собирался приказать отвести пленного и посадить в одну из пустующих землянок, но внезапно начался обстрел. Не менее пяти-шести минометов вели беглый огонь.

В этом болотистом месте не было надежных укрытий. Вода выступала уже на глубине метра, а в низинах мутная жижа сочилась, едва начинали копать. Обычно глубокие, аккуратно замаскированные немецкие блиндажи и землянки возвышались хорошо заметными буграми.

Защищал в основном лес. Но десятки мин, взрываясь по всей площади, находили свои жертвы. Некоторые врезались в стволы осин и берез, разбрасывая с высоты веер осколков.

Гибли и получали ранения в основном молодые, необстрелянные бойцы. У них не выдерживали нервы: начинали метаться в поисках более надежного укрытия и падали один за другим.

Комбат Клычко открыл ответный огонь из четырех своих минометов. Командиры взводов хватали метавшихся солдат, валили на землю.

– Куда несешься? Совсем башку потерял?

– Лежать! От мины не убежишь.

– Вон траншея, ползи туда.

Тюльков поймал ухмылку на лице пленного. За месяц перед этим командир полка получил известие о гибели сына, недавно закончившего артиллерийское училище. Лицо подполковника дернулось в непроизвольной гримасе:

– Ты чему радуешься, фриц?

– Я не Фриц. Меня зовут Дитрих.

Это стало последней каплей.

– Выведите его!

Старшина Николай Шендаков, помощник командира взвода разведки, с ненавистью поглядывающий на пленного, вытолкнул его из блиндажа. Немец вцепился пальцами в дверной косяк.

– Пощадите, господин полковник!

Старшина, потерявший в этой войне половину родни, не раз видевший, как сгорают заживо в боях самоходчики, пинком выбросил наружу молодого нациста Дитриха.

– Поздно пощады просить! По нашим до последнего из своего пулемета садил. Вон, от пороха вся морда закопченная. Старался, гаденыш.

Оттащив шагов на десять, дважды выстрелил из пистолета. Спасаясь от мин, вернулся в блиндаж и закурил. Руки старшины тряслись. Он воевал в самоходно-артиллерийском полку давно, но расстреливать пленных не приходилось.

Через какое-то время к минометам прибавились гаубицы, которые сосредоточили огонь на левом фланге. Затем началась контратака. Короткими перебежками немцы стремились вклиниться в оборону именно на левом фланге.

Обе батареи самоходок в отражении атаки пока не участвовали. Командир полка Тюльков не хотел, чтобы немецкие артиллеристы засекли замаскированные машины раньше времени.

Для легких «сушек» был опасен даже минометный обстрел. Рубка открытая, если мина влетит сверху, то три человека из экипажа будут наверняка убиты или тяжело ранены. Кроме того, был ограничен запас снарядов. Их берегли на случай танковой атаки.

Пехотный батальон майора Клычко пока справлялся. Но стрельба приближалась то в одном, то в другом месте. Иногда слышались взрывы ручных гранат, признаки близкого боя, который может вот-вот перейти в рукопашную схватку.

Десантный взвод держал вторую линию обороны и одновременно охранял самоходки от прорыва гранатометчиков и саперов. К машине Карелина подошел командир роты капитан Бобич. Оба закурили, прислушиваясь к стрельбе.

Павел помнил Сашу Бобича, долговязого младшего лейтенанта, начавшего свой боевой путь под Харьковом в марте сорок третьего. Тогда их батарея «сушек» спасла взвод Бобича, а младший лейтенант был поставлен командовать ротой.

Бывший недоучившийся студент, только что закончивший курсы младших лейтенантов, пытался ручным пулеметом отогнать немецкий бронетранспортер, чем сразу заслужил уважение и самоходчиков, и своих бойцов.

Много воды утекло с тех пор. Александр Сергеевич Бобич носил уже четыре звездочки на погонах, имел два ордена и несколько медалей. Скулу пересекал давнишний шрам, след осколка.

– Кажется, отходят фрицы, – сказал Бобич. – Стрельба отдаляется.

– Значит, будем ждать нового обстрела. Начнут снова долбить, пока саперы переправу не восстановят и основные силы сюда не перекинут.

– Упорно немцы дерутся. Я думал, после Курской дуги будут бежать без остановки, – рассуждал капитан. – В газетах трубят, гоним фашистов. А они на Днепре три месяца держались. Помнишь, сколько на переправах людей погибло?

– Помню. Катя Маренкова там погибла.

– Неужели немцы верят еще в свою победу? Удар за ударом получают, а дерутся отчаянно. Взять хоть этого пленного. Чуял смерть, а вел себя нагло, гаденыш.

– Из Белоруссии прямая дорога на Германию. На своей земле они еще сильнее драться будут.

Заряжающий Костя Бурлаков с автоматом наготове следил за лесом, откуда могли появиться немцы. День близился к вечеру. В неподвижном воздухе звенели комары, которые ночью не дадут покоя.

– У, гад, сколько крови высосал, – звонко хлопнул себя по щеке Костя.

А через минуту зазвенела, набирая высоту, первая немецкая мина.

– Всем, кроме механика, в укрытие! – приказал Карелин.

Капитан Бобич спешил к своим десантникам. Экипаж самоходки Карелина укрылся в узкой неглубокой щели, где хлюпала под ногами болотная жижа. Правда, сверху соорудили двойной накат из березовых плах, но выдержат ли они обстрел?

Карелин перебежками проверил три другие самоходки своей батареи. Потерь пока не было. Но мины падали все гуще. Где-то впереди раздался крик раненого бойца, на пригорке горел сушняк.

В придачу к обычным осколочно-фугасным минам немцы пускали зажигательные, начиненные фосфорной начинкой. Сырая почва спасала от пожара, однако ядовитый серый дым заставлял людей вылезать из укрытий.

Падали «прыгающие» мины. Коснувшись земли, срабатывал вышибной заряд, и мины подскакивали вверх, взрывались на высоте человеческого роста, доставая бойцов в укрытиях. Росли потери. В нескольких местах мины угодили в траншеи и узкие защитные щели. Погибли и получили ранения около двадцати человек из пехотного батальона.

Еще одна мина попала в артиллерийский погреб, где хранились ящиков пять снарядов к «сорокапяткам». Большинство зарядов было бронебойным. Взрыв от детонации получился не такой и сильный, но вспыхнувший порох указал цель.

Новая серия мин обрушилась на орудийный расчет, выбив его почти целиком. Прямое попадание вывело из строя противотанковую пушку.