Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом все закончилось, и оба они уснули. Гидеон покорно плыл — казалось, его уносит наводнением, однако ни вырванные с корнем деревья, ни мусор, ни даже мертвые человеческие тела, которые тоже увлекало течение, не задевали его. Его переполняла радость победы. Судя по всему, он вновь охотился на Стервятника Лейк-Нуар — огромное белокрылое чудище, с горбом и рябой безволосой головой, похожей на обезьянью… Лея же погрузилась в самые глубины сна — там она вновь была беременна, причем не просто беременна, а на девятом месяце, и в ее выпирающем животе пульсировала и толкалась жизнь.
А затем, внезапно, она проснулась.
Внизу, возле главного входа, какое-то существо рыдало и просилось в дом.
Лея отчетливо слышала — кто-то плачет, царапается о дверь и умоляет впустить его.
Она стряхнула с себя теплый сон, тяжелый и цепкий, и вернулась в действительность, где по-прежнему свирепствовала буря, а у порога кто-то жалобно молил об убежище. Лея стремительно вскочила с кровати и накинула шелковый халат — шесть лет назад он был частью ее приданого и оставался одной из немногих вещей, сохранившихся с тех времен, хотя выглядел порядком потрепанным, а рукава слегка засалились. Протянув руку, ее супруг, на просыпаясь, пробормотал ее имя — недовольно и властно, но Лея сделала вид, будто не слышит.
Она зажгла свечу и, прикрывая ее рукой и собственным телом, чтобы не разбудить Гидеона, босиком вышла из комнаты. Из коридора плач был слышен еще явственнее. Плакал не человек, слов в его мольбе не было, однако Лея и так все поняла.
И вот будущая мать Джермейн спускается, чтобы открыть дверь Малелеилу — высокая, необычайно высокая женщина, обнаженная под белым шелковым халатом до икр, сильная, в теле, с длинными, изумительно мускулистыми ногами и шеей мраморной статуи. Бронзово-рыжие блестящие волосы собраны в толстую косу, закинутую за спину и свисающую ниже талии. Прекрасная великанша, она идет по лестнице, а несмело подрагивающее пламя свечи выхватывает из темноты ее глубоко посаженные глаза, безупречный римский нос и чуть приоткрытые пухлые губы.
— Эй! — крикнула Лея, спустившись с широкой лестницы красного дерева. — Кто там? Кто это?
Она шагала, не глядя ни на старые гобелены, тонкие и выцветшие, ни на ниши в каменной стене, где мраморные бюсты Адонис, Афина, Персефона и Купидон десятилетиями собирали на себя пыль и копоть, так что теперь походили на мулатов неопределенного пола. Она прошла мимо барабана эпохи Гражданской войны — г» занятной вещицы, выставленной на первом этаже в холле. Рафаэль Бельфлёр завещал обтянуть этот барабан своей кожей и украсить латунью, золотом и перламутром (бедный дедушка Рафаэль — он думал, что грядущие поколения будут благоговеть перед ним, но сейчас его позабыли даже самые праздные из потомков); босая, Лея спешила к двери, тяжело ступая по поблекшему малиновому ковру, свечу она подняла повыше, завитки темно-рыжих волос падали на лоб, а на ее огромных глазах по необъяснимой причине выступили слезы.
— Да, кто там? Кто там? Это я, Лея, я сейчас впущу вас!
Из-за завывания под дверью и громких криков Леи все обитатели усадьбы, разбуженные бурей или так до конца и не уснувшие, повскакивали с постелей. В своем нежном возрасте близнецы, особенно Криста-бель, уже умеют чутко воспринимать настроение матери: сейчас они, проскользнув мимо Летти, выскочили из детской и помчались по коридору. Малыш Бром-вел хныкал, пытаясь пристроить на носу очки в проволочной оправе, а Кристабель рыдала. Волосы у нее растрепались, а ночная сорочка сползла, обнажив худенькое плечико. «Мамочка, ты где?! Мамочка! Там привидение! Оно сейчас в дом заберется!». Разумеется, их двоюродные братья и сестры — шумные дети Лили и Юэна — тоже повылезали из кроватей. Сбившись в стайку, они с вытаращенными глазами свесились через перила. Сам же Юэн, медведеподобный, сердитый, с побагровевшим лицом и седеющими волосами, такими всклокоченными и свалявшимися, словно в них свил свой удивительный кокон шелкопряд. Следом семенила тетушка Лили в накинутой на плечи кашемировой шали — шаль была завязана в узел на груди, прикрывая увядающий бюст. Ее бледное изможденное лицо напоминало размазанную акварель. Она дергала супруга за руку:
— Ох, да что же это они делают, останови их, Юэн, это Гидеон и Лея, что они творят…
А на самом верху лестницы показался дрожащий Вёрнон в брюках и куртке от разных пижам, чересчур свободных для его щуплой фигуры. Он машинально дергал растущие на подбородке всклокоченные светлые волосы: вечером он едва ноги унес от лесных мертвецов. Он бежал к дому, а они шептались, и вопили, и хватали его за рукава, и пощипывали за уши, и издевательски чмокали в крепко сжатые губы. Сейчас же Вёрнону казалось, что самый наглый из мертвецов настиг его, вот-вот сломает дверь и взлетит по лестнице, желая до него добраться. Хотя, в отличие от всех остальных, Вёрнон не кричал, чтобы Лея не открывала.
Встала и экономка Эдна в домашнем фланелевом платье, под которым колыхалась ее необъятная грудь; слуги Генри и Уолтон тоже поднялись; и гувернер Демут Ходж с всклокоченными волосами; и, наконец, бедняжка Летти — проснувшись, она увидела, что кровати близнецов пусты. Дом трясся от свирепого ветра, а ливень барабанил по стеклам, будто горсть камешков, брошенных рукой безумца.
— Бромвел, Кристабель, вы где?! — закричала она (хотя на уме у нее — бедняжка! — был лишь их отец). И дедушка Ноэль появился — прямо в исподнем, причем до неприличия грязном. Пряди желтоватых волос растрепались, а лицо со смахивающим на клюв носом побагровело от гнева.
— Лея! Это что еще такое?! Весь дом перебудила! Я запрещаю тебе открывать дверь, девочка! Ты что, забыла, что произошло в
- Ян Собеский - Юзеф Крашевский - Историческая проза
- Старость Пушкина - Зинаида Шаховская - Историческая проза
- Желтый смех - Пьер Мак Орлан - Историческая проза
- Армянское древо - Гонсало Гуарч - Историческая проза
- Тайна Тамплиеров - Серж Арденн - Историческая проза
- Петербургское действо - Евгений Салиас - Историческая проза
- Будь ты проклят, Амалик! - Миша Бродский - Историческая проза
- Гамлет XVIII века - Михаил Волконский - Историческая проза
- Джон Голсуорси. Жизнь, любовь, искусство - Александр Козенко - Историческая проза
- Рим. Роман о древнем городе - Стивен Сейлор - Историческая проза