Записки репортера - Алексей Мельников

в бронзе русских венценосцев.

Истфаковцы в точном соответствии с ленинской тактикой вооружённого восстания захватывают в регионах ключевые посты в  правительстве, мэриях, областных заксобраниях, вузах. Окормляют газеты, телевидение, пресс-службы электросетей, водоканалов, газораспределительных компаний, банков и т.д. Сеют историческую правду оттуда. Частично взваливают на себя функции спецслужб, рекрутируя из своих властных кабинетов троллей для борьбы с инакомыслием в местных соцсетях.

Истфак в регионах уже трактуются не как факультет такого-то вуза, а более – как диагноз. Во всяком случае – в Калуге. «Я их презираю», – брезгливо бросает в сторону своих бывших однокашников по истфаку один из самых талантливых калужских литераторов. По недоразумению окончивший главный черносотенный факультет местного педа. «Я терпеть тебя не могу», – признаётся в искренних чувствах своей альма-матер, ещё один талантливый выпускник-историк, ставший совестью библиотечно-краеведческого дела в Калуге.

Но таких, совестливых – единицы. Истфаковскую хунту уже не победить. Но и присягать ей на верность – подло. Оcтаётся одно – молчать и лицезреть, как вышедшим из черносотенной шинели истфаковского покроя и встроившимся во властную вертикаль хозяевам истории вешаются на грудь медали «За особые заслуги перед…»? И – аплодировать лоснящимся героям? Или всё-таки – не молчать? Или – хотя бы не аплодировать…

Крымнаш . Проблемы склонения

Человек, как правило, не успевает в жизни сделать главного. 27-летний Лермонтов – написать великий роман-эпопею. 82-летний Толстой – от него отречься. Бывает, что успевают всё-таки отречься, но не хватает сил раскаяться в содеянном.

Умер великолепный Алексей Баталов. Судьба-легенда. Человек-идеал. Случайно окунулся в биографию. Узнал, что среди сотен других деятелей культуры подписал письмо в поддержку политики Кремля по Крыму и Донбассу. Зачем я это прочитал – не знаю… Я не хочу терять тех, кого уважаю и люблю. Что мне теперь думать об этой подписи – не знаю…

Хотя, если слегка пофантазировать, Пушкин, позвони ему из нынешнего минкульта, выступил бы тоже «за». Поздний, правда, Пушкин, а не ранний. Тот, что азартно критиковал радищевское «Путешествие из Петербурга в Москву». А вот Лермонтов – на вряд.

Или, скажем, Достоевский – наверно бы одобрил. Толстой, думаю – нет. Хотя Лев Николаевич мог позволить себе быть весьма непредсказуемым. Чехов и Горький? Тут 50 на 50. Шолохов и Солженицын? Единственный, пожалуй, случай, когда бы ярые антагонисты выступили бы заодно.

Честнейший Борис Слуцкий – возможно. Хотя после, как в случае с письмом против Пастернака, отчаянно бы загрустил. И глубоко раскаялся.

Коллективные письма – вот напасть. Что может быть хуже? А у писателей и художников – настоящее зло. Письма в поддержку. Письма в осуждение.Художники, что вы хотите ими доказать? Кому раскланяться?

«Имейте мужество жить собственным умом», – напутствовал человечество Иммануил Кант. Оказывается, что напутствие актуально и для живущих по определению собственными мозгами – режиссёров и писателей. Собственными ли?..

Если вы абсолютно уверены в правильности закона всемирного тяготения – станете ли вы подписывать в защиту него коллективные воззвания? Мол, руки прочь! А если не до конца убеждены в том, под чем подписываетесь, то станет ли количество голосов в пользу шаткого домысла цементом для его крепления? Может быть –  за воздух?

Коллективные письма всегда напрасны. Всегда – не то. Всегда стыд.

Умер Алексей Баталов. Которого любили все. Которого любил я. Точнее – продолжаю любить всей душой. Успевший сделать в жизни очень многое. Гораздо больше других. Почти – самое-самое  главное. Почти…

К кодексу красоты

Когда сказали, что красота требует жертв,  то, чувствуется, погорячились. Красота не требует жертв, она от них избавляет. Все жертвы как раз то от некрасивости. Вернее – от привычки к ней. Ещё точнее – от смирения перед оной: в домашнем ли быту, в государственном ли управлении…

Красоте не учат, и это зря. Обучают чеще как раз обратному. Опять же –  в домашнем быту, в государственном управлении.  Поэтому многое у нас безвкусно: от телевизора до наколок,  то есть, от "Пусть говорят" до бодиарта, или –  от настенных графити до самодельных клумб из старых вёдер и автомобильных покрышек. Капкан убогости крепок и не выпускает своих жертв. Главная проблема – как в него не попасться…

Один рецепт – воспитание. Родителями? Возможно, если они, конечно, не погружены в сериалы. Школой? Тоже вариант, если, она, конечна, не утонула окончательно в бюрократии. Государством? Что же – на безрыбье может и подойдёт. О чем речь? О том, чтобы красоту узаконить. Скажем, не пачкать стены домов, заборы и вагоны красками под видом авангардных художественных образов, таящихся в умах неких недоумков. Да, многих тянет к творчеству, и это естественно. Неестественно лишь то, что творчество это не всегда стыкуется у нас  с красотою. Несоответствие одного с другим закон должен измерять в рублях. Очень приличных. И даже – в трудоднях на ниве лучшего постижения прекрасного.

Также – с газонами, парками, скамейками, клумбами, короче – всем тем, что непременно должно  наличествовать в контексте нашего стремления к красоте и что не всегда учитывается гражданами, как необходимейшая составляющая бытия. С разбитых скамеек и изрисованнвх стен начинается конец. Поражение. Мы проиграем, мы умрем не от недостатка атомных бомб и ракет, а от дефицита культуры. От непривычки к красоте: к чистым тротуарам, к неразбитым фонарям, к неопошлившимся телеканалам. И наоборот: мы победим, мы выстоим, когда перестанем за красоту принимать ее антиподов.

О поэзии транспорта

Вряд ли кто ожидал, что давно напрашивающееся в переполненной столице решение о снятии медленных и неповоротливых троллейбусов с маршрутов, вызовет такой резонанс в обществе. Москвичи чуть не со слезами расставались со своими старыми и верными друзьями – троллейбусами. Шумел интернет. Волновались жители. Многие даже вышли на улицы – то ли в знак  протеста, то ли просто проводить в последний путь свои любимые машины.

Всем стало ясно, что троллейбус в Москве (да не только в ней, в Калуге, например – тоже, наверняка и в других российских городах) – больше, чем просто городской транспорт.  Больше, чем колеса, двери, окна, сиденья. Больше, чем просто "ехать". Троллейбус, как выяснилось, у нас ещё и часть городской среды. Почти что неотъемлемой. Вполне намоленной. Вошедшей если не в молитвы, то в лирику жилых пространств – в стихах, балладах, песнях,