Убийственный чемпионат - Андрей Бурцев

7

Стадион окружает несметная толпа безбилетников, желающая попасть на спортивное событие века – чемпионат мира по ГТО. Лишний билетик спрашивают, не доезжая километров двух до стадиона. Весь Город залеплен афишами и анонсами. С большим трудом удается припарковаться на стоянке возле главного входа, да и то потому, что Машина приняла облик старого, заезженного «козла». В воротах подмигиваю знакомому контролеру (как-то я накрыл по его просьбе жену его на месте совокупления с любовником) и беспрепятственно прохожу на трибуну. Народу-у-у! Как за «ливеркой». Все орут, все вопят, машут флагами и дуют в дудки. Так, надо сориентироваться. У кого я могу выяснить соответствие списочного состава с участвовавшими во вчерашнем дне соревнований? Кто давил сачка, так сказать?.. Кто тут хозяин бала?

Проще всего обратиться к телекомментатору (тоже мой бывший клиент), уж этот-то прохвост знает все на свете. Так и делаю. Нахально лезу в комментаторскую будку и через пару минут имею все нужные данные. Отсутствовали вчера трое. А, Б и С. Кстати, все трое – гэтэошники мирового уровня. Вот так-то! Остается самый пустяк: сегодня же разыскать их и немного прижать за жабры. Это дело можно отложить до вечера, то есть, до окончания сегодняшнего дня соревнований. Гляжу на часы – двенадцать. Время до встречи со вчерашним иностранцем-бомбистом еще есть. Не торопясь, покидаю стадион. По рации, спрятанной в дубле зуба, связываюсь с Машиной, даю указания ждать меня возле кафе с интригующим названием «Китайский подвальчик».

8

Кафешка эта в кругу людей строгой морали пользовалась дурной славой. Для тех же, кто не обременен узами благопристойности, этот уголок кооппита был просто раем. Что касается меня – так мама привила мне с детства любовь к китайской кухне.

Заказываю обед, в ожидании незаметно оглядываю посетителей. Все тот же контингент. Знакомые все лица. Проститутки, педерасты, сутенеры. Валютные дельцы (мелочь, конечно). Замечаю, что одна из проституток призывно подмигивает мне и делает пальцами непристойное движение. Попутно с этим автоматически отмечаю, что лет этой девице четырнадцать, от силы пятнадцать. И тут меня бес попутал: беру и подмигиваю в ответ. Хотя знаю на сто процентов, чем эти подмигивания кончаются. Этой скороспелке только того и надо. Через пару секунд она уже сидит у меня на коленях и приторно сюсюкает:

– Мущ-щ-щина, угостите коньячком, а я вам за это что-то покажу!

Сижу и в душе костерю себя: «Козел безрогий!», а сам делаю малявке бодливую козу и не менее противным голосом отвечаю:

– Что же такого девочка может мне показать? Коньячок нынче дорог. За коньячок-то я могу такого потребовать, ой-ой-ой!

А стерва эта, не на секунду не задумываясь:

– Что угодно, куда угодно и сколько угодно! – и лезет рукой мне в брюки. Этого еще не хватало!

– Ты что же, дорогая, хочешь прямо здесь трахаться? спрашиваю напрямик.

– А почему бы и нет? – отвечает.

– Э, нет, так дело не пойдет! – решительно заявляю я. – Я не привык заниматься этим среди кулинарных изделий. Поедем по мне домой. На «би-би» поедем.

– На красивой? – вопрошает малолетняя любительница траханья.

– О, – отвечаю, – на шикарной! Иди и жди меня у входа.

Та моментально слетает с моих колен и, неимоверно вихляя задом, идет к дверям. Я, не теряя ни секунды, ретируюсь через служебный выход. Поел, называется! Ну, да сам виноват. Знал, где сижу.

Вызываю по рации Машину и, вкратце обрисовав ситуацию, назначаю новое место встречи.

9

После моего не совсем достойного ухода из кафе судьба преподносит очередной сюрприз. Еще живо под брюками ощущение шаловливо-настойчивой ручонки карликовой секс-бомбы, как из-за угла с криком: «Держи его!» на меня наезжает великолепная тройка гениев сыска, следствия и криминалистики. Такой прыти я от них никак не ожидал и, честно признаться, немного теряюсь. Секундной растерянности им хватает на то, чтобы защелкнуть на моих запястьях холодные наручники. При этом Икс злорадно приговаривает: «Ну все, теперь ты у нас в руках!», Игрек неосмотрительно размахивает перед моим носом пушкой, а Зет с идиотской ухмылкой козлит вокруг меня.

– Убери свою пукалку, кретин! – пытаюсь я испортить настроение этим налетчикам. – Жену свою можешь ею стращать. Со мной этот номер не пройдет. Она же у тебя горохом заряжена, мичуринец!

Игрек на мои слова реагирует совершенно неожиданно. Я думал, он обидится, а этот стрелок-любитель ликует:

– Все слышали? Все? Оскорбление при исполнении!

– И это тебе зачтется! Все зачтется! – не менее радостно замечает Зет, продолжая скакать вокруг меня. – О многом придется тебе пожалеть…

– Сейчас, разбежался, – отвечаю. – Майя Плисецкая недотраханная…

Больше не успеваю сказать ничего обидного – эти паразиты затыкают мне рот моим же носовым платком (хоть за это спасибо, у меня-то он чистый) и, подбадривая пинками, волокут в отделение. Тащусь и ничего не понимаю. Неимоверно стыдно перед прохожими (ведут, как какого-то матерого уголовника), а самое главное – за что ведут-то?!

В отделении, куда меня не совсем самостоятельно доставили, приходится пережить еще одно унижение. Пока эти самодеятельные артисты оформляли сцену для следующего действия, меня не совсем вежливо (точнее – совсем невежливо) усаживают на деревянную скамью в коридоре. Одиноким я себя не чувствую, кроме меня, на скамейке томятся ожиданием еще с пяток задержанных. И как на грех, знакомые все лица. Все, в разное время, имели дело со мной, как с инспектором. А теперь получается, я с ними одна компашка! Они ехидно ржут…

Войдя в кабинет, я профессионально оцениваю обстановку. Пеналообразная комната, зарешеченное окно. Дистрофичный стол и геморроидальные стулья. Из достижений несовременной техники – кассетный магнитофон местного производства да непонятного дизайна настольная лампа. На что она похожа, и думать неловко. В общем – серость под стать хозяевам кабинета. Святая троица садится на мягкие стулья (геморроя не боятся, сволочи), меня же усаживают на жесткий колченогий табурет в самой середине комнаты. Экзекуцию начинает Икс. Шикарным жестом он включает магнитофон и плебейски орет:

– Фамилия? Имя? Отчество?

Меня разбирает смех. Эти гении не удосужились дать свободу хотя бы моему языку. Ну, да бог с ними! Пусть сами ломают головы над моим молчанием.

Икс тем временем продолжает реветь быком:

– Постоянное местожительство? Место работы? Национальность? Пол? Возраст? Принадлежность к какой партии?

Настроение у меня поднимается еще выше. Представляю, что было бы с ними, если бы я ляпнул, что пол у меня женский. И ведь поверили бы! Потому как анкетам не лгут. По крайней мере, в нашей стране. Даже для проверки пощупать бы не полезли. Ну, про принадлежность и говорить нечего. Член какой партии? А может, бракованной?.. Лично я предпочитаю быть самим собой, а член пусть остается членом, коим ему по природе быть положено.

Тем временем Икс выдыхается и в работу включается Игрек. Ревет он потише, зато каждую фразу подтверждает тычком кулака в загривок.

– Можете не отвечать на наши вопросы! Мы и так все про вас знаем! – И трясет перед моим носом папкой с моими инициалами на обложке.

Ого, думаю, шустряки! Уже и дело успели сварганить!

– И улик против вас предостаточно, – продолжает Игрек и выставляет на стол… Что бы вы думали? Мои измазанные в дерьме туфли! Те, что я выбросил вчера неподалеку от обделанного киоска.

– Улика номер один! – голосом базарной торговки включилась в ихний ор Зет. – И тебе не удастся доказать, что это не твоя обувка! Экспертизой доказано, что эти туфли последние три дня носил ты. А самое главное, испражнения на них по химическому и биологическому составу полностью идентичны испражнениям, найденным на месте происшествия!

Эге! – думаю. – Это ужа посерьезнее будет. Надо выкручиваться, не то знаю я этих волков – пришьют все нераскрытые дела за последние сто пятьдесят лет. А как, скажите на милость, выкручиваться, если у меня рот заткнут? Сижу, трясу головой, мычу что-то нечленораздельное.

– Ага! – хором заголосили все трое. – И крыть нечем! Ишь, как заюлил…

Заюлишь тут, тем более, Икс достает из стола пачку фотографий, показывает мне и заявляет:

– А на это что скажешь?

Гляжу я на снимки и млею. Покойный Золотарь во всех ракурсах.

– И учти, – добавляет Игрек, – у нас есть свидетельские показания хозяина кемпинга. А в них он, между прочим, прямо заявляет, что последний, с кем он видел живого Золотаря, был ты. И он же под присягой признался, что и первый, с кем он видел мертвого Золотаря, тоже был ты. Будешь продолжать играть в молчанку?

Я сижу и тщетно пытаюсь вытолкнуть языком кляп. Челюсти трещат, щеки рвутся! Основательно законопатили, гады! Делаю последнюю отчаянную попытку и (жив буду, свечку поставлю!) чувствую, как кляп потихоньку начинает покидать мой рот. Еще одно усилие и… Фу-у-у! Наконец-то! Потихоньку двигаю челюстями – целы вроде. Делаю несколько глубоких вдохов и выдаю: