Мой дневник. «Я люблю…» - Евгения Мамина

По последним данным оказалось, что наш разведпост будет проезжать немецкий автомобиль, везущий из штаба ценную информацию. Приказ начальства: захватить документы. — Надо хорошенько подготовиться.

* * *

Данные разведки: ожидаемую машину встретили по графику. Непредвиденной оказалась засада, которая ждала на пути в лагерь. Из боя выбрались двое, остальные погибли. Командир разведгруппы лейтенант Андрей Подольцев передал документы с радистом, а сам остался прикрывать отход группы. Назад в часть лейтенант Подольцев не вернулся ни на этот, ни на следующий день. Его тело также не было найдено среди убитых.

«Донесение в штаб фронта: Сведения, добытые разведгруппой лейтенанта Андрея Подольцева, содержат сверхсекретную информацию о последних планах и перемещениях немцев, а также последние шифровки из Берлина. Группу лейтенанта Подольцева представить к наградам за проявленную доблесть и мужество».

А что же сам Подольцев? Увлекая за собой немцев, он спустился в карьер в нескольких километрах от места засады. Находясь в нервном возбуждении, он вряд ли задумывался о последствиях своих действий, держа в голове лишь одну мысль «Дать возможность радисту Семенову добраться до своих с важным пакетом».

Карьер был залит дождем, грязная жижа мешала бежать, но не мешала скрываться в толще грязи. Врагов оставалось еще трое — очень много для одного уставшего и напряженного человека. Пуля попала в руку, другая в бедро. Встать было трудно и больно. Зато оставалась возможность жать на гашетку автомата. Пук! Патронов не было. Но в кармане еще оставалась граната. Он сжал руку с гранатой. Вся молодая жизнь его пролетела перед глазами. «Неужели, я сейчас погибну? И никто, никто не вспомнит обо мне? А если не выдергивать чеку, не разжимать руки, то немцы… нет, лучше смерть фашистов от взрыва…» Внезапно в душу проник легкий ветерок страха. Нервное напряжение усилилось. Умирать не хотелось, ну никак. Страх рос. Мозг не желал подсказывать правильное решение. А враг подбирался все ближе. Хотелось жить; жить и бороться. «А, ну как, выживу. Притворюсь мертвым, фрицы поверят, оставят валяться тут. А потом выберусь и отомщу…» То, что потом он будет укорять себя долго за эти минуты слабости, было сейчас неважно. Главное, выжить. Он притворился убитым. Но ведь все происходящее явь, а не сон. Нельзя просто так сказать «Я сплю, сейчас плохой сон закончится. Плохие люди уйдут. А у меня все будет хорошо».

Реальность намного ужаснее. Нет, они не убили его быстро и сразу. Они поняли его колебания и желание выползти живым из передряги. Они тоже устали и были навзводе. Они тоже потеряли своих товарищей и были готовы растерзать разведчика как жертву. Так и случилось. Немецкие сапоги впивались под ребра, приклады автоматов пробивали кости, грязь заливала глаза, рот и уши. Голова гудела как самолет и взрывалась от ежесекундной боли от ударов шести ног, поочередно пинающих его из стороны в сторону. Мозг почти не слушался, и глаза давно уже застлала пелена темноты. Проблеск сознания выдал одно слово: граната. Но не было уже никакой гранаты в кармане. Она отлетела в сторону в первые же секунды экзекуции. Он не мог доползти до нее, не мог просто пошевелиться. Кровь смешивалась с грязью. Стало понятно, что теперь жить ему осталось недолго. Проблеснула мысль: «Скорей бы все закончилось!» И это закончилось. Широкоплечий немец поднял из грязи камень и изо всех сил ударил по голове разведчика. И пробормотал «Не будешь лезть, куда не следует. Сиди дома у мамкиной юбки и не поднимай кулачок на великую Германию..»

Может, хотели они его смерти не так сильно, как он их, может весь их пыл ушел на погоню и избиение, а может боялись выстрелами привлечь скрывающихся поблизости партизан, но только оставили они умирающего русского в карьере и не стали тратить пули на него. Дождь лил не стихая, молнии сверкали повсюду, как бы завершая все трагедию совершившегося здесь.

Как знать, что в конце концов спасло его? Крепкая голова или сильное желание тела жить? А может быть родная земля, на которой лежал он, захлебываясь от окружающей вокруг воды жгущими от ран губами… Только через полтора дня нашли его случайно местные жители, проходившие по полю в поисках живых, оружия и обмундирования, оставшееся от своих и от чужих — жить то надо как-то. Военные части к этому времени уже покинули район, и никто не знал, что лейтенант Половцев лежит в хате у местного ветеринара, непохожий сам на себя — комок грязи и мяса; и смотрит на мир пустыми глазами. Уже позже врачи констатируют диагноз — амнезия, потеря памяти, с возможностью восстановления ее при подходящих обстоятельствах.

* * *

Он очнулся в госпитале, куда его привез один из деревенских мужиков. Врачи, многое повидавшие на своем веку, бледнели, видя массу, что неделю назад была молодым человеком и цветущим парнем: распухшее, забинтованное существо, из всех частей тела которого кровоточили рваные раны и ссадины. 2 ребра было сломано, вывихнута и травмирована челюсть, раздроблены кости ноги. Было разорвано половина легкого, и селезенка требовала операционного вмешательства. Но что странно, кроме амнезии, пары ссадин от удара камнем, голова внешне не была деформирована. «Вот он — русский крепкий организм», — сказал один из хирургов, осматривающих еле живого пациента. — «Хотя еще неизвестно, что было бы лучше для него: жить инвалидом или вовремя отдать Богу душу». Несмотря на такое мнение врачей, организм все решил по-своему. Жить! И дышать!

И вот через пять месяцев долгого и болезненного лечения, Андрей встал с постели. Да, раны затянулись, кости срослись, тело приобрело прежнюю форму. Но последствия ранения остались. Андрей практически ослеп. Он видел свет и отблески силуэтов людей, стоящих рядом, но не мог разглядеть ничего дальше расстояния вытянутой руки. Даже при более близком приближении, предмет приобретал лишь размытые формы. Тем не менее, оставалась надежда, что со временем зрение вернется. А пока Андрей мог развивать другие сенсорные чувства: слух, обоняние и ощущение. Но даже потеря зрения была не так страшна для него, как утраченная память и все воспоминания. Через месяц после ранения, когда Андрей, наконец, заговорил, он так ничего и не смог вспомнить о своем прошлом. Единственное, что вспомнил месяца через 2, после различных тренировок и проб имен — это свое имя. Благодаря сотрудничеству деревенских жителей, что нашли Андрея, да информации о присутствии войск на территории, через военкомат, врачам удалось узнать имя, звание, дату рождения и номер части, где служил Андрей. Так, в части узнали, что он жив. О подвиге потерявшего память разведчика быстро разузнали в госпитале и в местной газете. Его товарищи пару раз приезжали навестить Половцева. Но память не возвращалась и упорно не хотела никого узнавать. Сослуживцам пришлось лишь смириться с этим фактом, и они оставили Андрея в госпитале. Дальнейшая дорога в армию была для него закрыта, но это не умоляло его предыдущих заслуг. Он стал любимцем медсестричек в госпитале. Каждая старалась обласкать несчастного парня своим вниманием. И то, что он не мог разглядеть каждую из них, лишь придавало смелость одиноким и скучающим без мужского внимания девушкам. Он стал постоянным пациентом госпиталя. В тыл его не отправляли, поскольку здесь уже врага не было. А Андрею не к кому было возвращаться — он не помнил себя.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});