Дело о Невесте Снежного Беса (СИ) - Гусина Дарья

Под ноги Тони ткнулась сухая швабра.

— Наплюхал, — проворчала невесть откуда взявшаяся Малиольда Таманиэлевна. — Всюду наплюхал своей… фурстрацией. В кабинете да сих пор стату́я нимфы рыдает … за тебя, стылого, переживает.

Антон вежливо отодвинулся. Что за день сегодня? Что за безумие? Техничка оперлась на ручку швабры и задумчиво проговорила, тоже глядя вниз:

— Велела я тебе глупости забыть. А ты меня не слушай. Ты сердце свое слушай. Чуткое оно у тебя. Недаром его тебе боги сохранили.

Антон повернулся и посмотрел техничке в глаза.

— Токмо молчи пока. Доучиться девочке дай. Вам, соколикам, любовь – в развлечение, а нам страдай потом без высшего образования. Иди, что стоишь? — Малиольда Таманиэлевна принялась тереть шваброй пол. — Уведут ведь. 

Глава 28

— Ты меня поддержать пришла или жаловаться?

Вележ поднял брови. Без корректирующего геля они у него были ершистые, недовольные. Ленни еще больше похудел, а глаза были грустными.

— Я жалуюсь? Кто? Я? Я вообще молчу!

— Жалуешься. Жалость к себе прет из тебя, как тесто из кадушки. Оттого, что это происходит невербально, не легче. Это мне… мне сейчас нужно хныкать и проклинать судьбу!

К слову, Ленни занимался этим с того момента, как я зашла. Сочувствие я выразила всеми возможными способами, даже поцеловала его в небритую щеку, на которую он требовательно указал пальцем с облупленным маникюром. Я знала, что отрыв фантома от ауры происходит очень болезненно, в несколько этапов. Однако меня терзало подозрение, что мучает Вележа не физическая боль – ее должны были облегчать розетки болеутоляющих кристаллов над больничной койкой – а чувство вины. С одной стороны, мы знали, кто убил Мадлену, и даже подозревали, почему, с другой стороны, Антон Макарович утверждал, что главный злодей вовсе не Козински, потому что…

Господи, чего я-то напрягаюсь?! Мое дело сторона. Я уже не имею никакого отношения к расследованию и о последних прорывах агентства узнаю из уст Ленни. Он послужил некоторым громоотводом, утверждая, что сам настоял на моей работе «под прикрытием» из собственных, корыстных побуждений, но вешать на него все свои грехи не собираюсь. Да, я понимаю, что в некотором роде чуть не подставила Олевского. И призрака выпустила, и за палочку схватилась и вообще, повела себя как человек. Приди «ССЗПВ» в голову чуть активнее поинтересоваться составом оперативной группы агентства, они бы очень удивились и вряд ли оставили это без последствий. Но что мне было делать? Ситуация особо к сохранению инкогнито не располагала.

Наверное, я действительно громко (хоть и невербально) выражала свое уныние. Вележ тяжело вздохнул и спросил:

— Что с твоим призраком?

— Олевский хочет его допросить.

… Он собирался забрать у меня колбу в день, когда мы расторгли договор на услуги Черри. Официальной причиной было «истощение резервов голема и дальнейшая его непригодность». Да, Олевский меня в некотором роде пощадил, не став никому жаловаться, хотя и того, что я теряла шанс войти в его семерку, мне было достаточно. К счастью, увольнение Черри не предполагало каких-то особых комиссий и в Управлении Магбезопасности о творении Ксени никто особо не вспоминал – там массово увольняли сотрудников. Новая метла мела по-новому, анимированные заголовки газет восторженно орали о сокращении бюрократической нагрузки на страну и рачительном использовании ресурсов в целом. 

Я поставила свою подпись под соглашением о расторжении договора, достала колбу из сумки и под взглядом стремительно расширившихся глаз Олевского откинула серебряную крышку. Просили пообщаться? Нате вам, общайтесь! Колбу я водрузила на стол под самый нос Антона Макаровича. Тот замер. Потом медленно начал обходить стол, доставая палочку из петли на поясе.

— Не бойтесь, — сказала я. — Без моей просьбы он не вылезет. Видите? Он все понимает. Он не опасен. Я не отдам вам Ждана…  на опыты, в вашу лабораторию или в какую-либо другую. Я уверена, что Ждан – «призрак вечной скорби», перпетум. Они редкие. Вы его… заизучаете до смерти, а у него месть… неощусествленная. Он тоже считает, что Козински – лишь исполнитель.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Госпожа Огнецвет, настойчиво рекомендую вам сейчас несколько отодвинуться… лучше ко мне за спину.

— Нет, я лучше пойду. Я не трусиха, как вам… показалось… один раз. Я знаю, что для вашего расследования важны показания Ждана. Он тоже так считает. В оранжерее Академии есть несколько альвийских деревьев саматх. Если хотите поговорить с посмертием, сделайте это в Роще Альвов. В моем мире считается, что Рощи – врата для душ. Возможно, Ждану там понравится и после вашего разговора он захочет остаться, а может… уйти. 

Я закрыла крышку. Господин Зануда занудливо нудел мне в спину о моем споре с Брониславом, о том, что подобные «забавы» в Академии не поощряются. Я ответила… что-то ответила, кажется, не очень вежливо, забрала колбу и ушла. Он, может, и хороший преподаватель… и теперь я понимаю, почему в него влюбляются студентки, но с меня хватит!

… — Жаль… — голос форензика слегка сорвался, — жаль, что Мадлена не дождалась окончательного торжества справедливости… и, наверное, уже ничего не поняла. Какая странная судьба. Знаешь, ведь ей было всего двадцать шесть. Она была еще большим гением, чем я. Быстрая, стремительная карьера. Лучший специалист по Древним и межрасовым коммуникациям.

— Она была фавнессой? — уточнила я.

— Да… — Ленни приподнялся, я помогла ему с подушкой, — фавны… им приписывается способность от природы чувствовать нечисть и нежить, разрушать чары. Мы полагаем, она встречалась с кем-то из Олевских восемь лет назад и стала жертвой мести Козински. Владими́р Олевский утверждает, что не помнит Мадлену. Макар Олевский?… Нет, это не он. Олевские – вендиго. Избранницы Снежных Воинов после брачного ритуала становятся еще и проводником их энергии. Вендиго очень трепетно относятся к браку. Выбирают долго и тщательно. Любят искренне, пока, как говорится, смерть не разлучит, но живут долго и долгожительством делятся с родными и близкими. У них очень сильная вторая ипостась. Мы столько всего выяснили, тыковка, а, оказалось, стоим в начале пути. Мне жаль, что ты не с нами. К сожалению, тайна следствия…

— Понимаю. Тебя скоро выпишут?

— Я собираюсь покинуть это гостеприимное место в самое ближайшее время. Процесс идет медленно, но верно. Я и дома могу дождаться… окончательного освобождения, как тут любят выражаться. Прости, что подвел вас в самый опасный момент.

— Ты же не виноват! Никто не виноват. Тебе нельзя домой. Ты еще слаб.

— Найму сестричку посимпатичнее, пусть водит меня в сортир под ручку.

— Хочешь, пришлю тебе Черри? Ей все равно нечем заняться. Бродит по блоку и вздыхает. За прошлую неделю освоила шахматы, го и чизкейки, — предложила я.

— Го? Чизкейки? — Вележ задумался. — Звучит заманчиво, и даже не знаю, что больше. Тыковка, а ты никогда не задумывалась, почему ваша Черри такая способная?

— Нет, — сказала я, поднимаясь. — Это все Ксеня. Она ведь нильвэ. И человечка, нарисованного мелом на асфальте, оживить сможет.

…  Пестрый кадавр с блюдце величиной бегал по стенам блока подобно пестрому крабу. За ним охотилась змея из моей полосатой гетры. В крабе я узнала букет из осенних листьев, который подарил Ксене Бронислав. Кудель изощрялся. От дорогих букетов перешел к милым поделкам.

Змея нагнала краба и кровожадно его «сожрала». Н-да, баронесса забавляется. Только где она сама? Где все? Занятия уже закончились.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Готовятся к балу, — доложил восседающий на столе с журналом «Живая техника» Тупорыл.

— А Черри?

— Принимает ванну.

— Понятно, — сказала я.

— Хозяйка, может, чаю? Рекомендую кексики с черникой, а вот вафельные трубочки пора бы… утилизировать.

— Они же свежие? Или нет? Там на коробке дата…

Тупорыл хмыкнул, мол, ты сомневаешься в моем даре определять срок годности продуктов?