Последняя любовь Екатерины Великой - Наталья Павлищева

Еще раз критически оглядев Ланского и поправив на нем и без того безукоризненно сидевший мундир, Потемкин махнул рукой:

– С богом!

Александр почувствовал, что пол уходит из-под ног, ему стоило труда взять себя в руки, глубоко вздохнуть и шагнуть следом за своим покровителем. В зале, через которую проходили, многие заметили идущего за Потемкиным его адъютанта. Это вызвало нескрываемый интерес к молодому человеку, обычно на подобные вечера князь адъютантов не брал. По залу тут же зашелестело: «Фаворит…» В лицо и фигуру Ланского впилось множество глаз, это только называлось собрание средним, куда якобы приглашались близкие государыне люди, у Екатерины таких близких было достаточно, чтобы заполнить зал для танцев.

Сам Александр не замечал ничего, кроме широкой спины князя, за которой упорно двигался. В висках билась одна мысль: сейчас увидит ЕЕ и даже будет (возможно) говорить.

Дамы, сидящие в небольшой комнате в креслах в ожидании, когда будут готовы карточные столы, повернулись к вошедшим. Сколько их? Спроси Ланского – не ответил бы. Он видел одну – государыню в центре. Ласковая улыбка, приветственный кивок, и князь уже допущен к ручке.

– Ваше Императорское Величество, не только Вы, но и я могу считаться образователем молодежи. Посмотрите, какого кавалергарда в люди вывел.

Императрица повернула голову, ее глаза остановились на лице Ланского, скользнули по высокой статной фигуре, снова переместились на лицо. Он посмел глянуть ей в глаза, открыто и прямо. И Екатерина почувствовала, что… у нее кружится голова! Столь откровенного обожания она уже давно не встречала, если встречала вообще. Пришлось опустить свои, чуть перевести дух, пока нашла в себе силы улыбнуться красивому молодому человеку, обращаясь, однако, к Потемкину:

– Ты, князюшка, всегда умел находить добрых людей. Как вас зовут, господин адъютант?

Ланской, подпихнутый в спину своим благодетелем, опустился на колено и приложился к ручке той, которую поедом ел глазами уже столько месяцев лишь издали.

– Александр Ланской, Ваше Величество.

– Посидите с нами. – Государыня повела красивой ручкой на пустующее кресло рядом. – Понимаю, что молодому человеку скучно со старухами, но уж уважьте.

Потемкин прекрасно знал свое дело, и Ланской был достаточно вышколен, и компания сидела такая, какая нужна, – помимо самой императрицы, лишь ее ближайшая подруга Анна Нарышкина, обер-прокурор Вяземский, невесть как затесавшийся в этот престарелый цветник (он тут же поспешил ретироваться, отговорившись коликами в боку), вечная Анна Протасова, пара фрейлин, удалить которых не составляло труда и вовсе, потому как сами рвались подальше от пристального внимания Екатерины, и он, светлейший князь.

Потемкин заметил, что при ближайшем рассмотрении Ланской понравился Екатерине еще больше, решив при случае обязательно напомнить, что это он придал мальчишке нужный лоск. Все складывалось как нельзя лучше.

– А каково службу несет наш Александр?

– Премного, премного я им доволен…

– Так что ж ты, князюшка, его в адъютантах держишь, коли так способен?

– А как же, матушка, без вашей воли?

Это была словесная игра, прелюдия к возвышению понравившегося молодого человека, и все присутствующие прекрасно понимали сию прелюдию. Но государыня строго соблюдала внешние приличия, чтобы не ставить в некрасивое положение ни себя, ни окружающих. Так удобней для всех.

Глядя на Ланского, которого кидало то в жар, то в холод, но голубые глаза притом не отрывались от лица императрицы все с таким же немым восхищением, Екатерина улыбнулась:

– Даю на то мое соизволение. Отныне нет у тебя, Григорий Александрович, такого адъютанта, похищаю я его. Он теперь полковник.

В остальных комнатах едва ли слышали разговор императрицы, но уже то, что она усадила молодого человека на соседнее, нарочно пустующее кресло и смотрела благосклонно, свидетельствовало, что это новый фаворит. Придворные принялись шушукаться: кто таков да откуда? Ясно, что ставленник Потемкина, да каков у него самого-то нрав?

Салтыков и Толстой скрипели зубами. Салтыков ругал себя на чем свет стоит, видел же, что государыня заинтересовалась тогда мальчишкой! Мог бы сам и представить, так нет, принялся ему еще и выговаривать за гляделки! И Толстой казнил собственное промедление: поспособствовал, чтоб сделали из поручиков флигель-адъютантом, а далее ума не хватило подсуетиться. А Потемкин поспешил, быстро забрал голубчика себе и теперь вон представил как свою находку. Им было невдомек, что самого светлейшего попросила об этом императрица.

Для Ланского все складывалось исключительно хорошо.

В свою комнату, где обучался искусству любви у опытных дворовых девок Потемкина, он уже не вернулся.

Видя внимание императрицы к юноше, пробир-дама Протасова тихо поинтересовалась:

– К Роджерсону и ко мне?

Если честно, то ей самой не терпелось отведать такого красавца, редкий случай, когда служба Анне Протасовой очень нравилась.

Екатерина покачала головой:

– Нет, сразу ко мне. Проверен уж.

Вот те раз! Кто это посмел пробовать лакомый кусочек вместо Протасовой?! Раньше все, приглянувшиеся императрице, проходили один и тот же ритуал. Кандидата в фавориты или даже нескольких сначала с пристрастием досматривал врач Роджерсон, пытаясь дознаться о здоровье и углядеть скрытые недостатки. Если Роджерсон недостатков не обнаруживал – а так обычно и бывало, в кавалергарды хилых не брали, там не выдержать, – то к испытаниям приступала пробир-девица фрейлина Брюс, потом, после неприятностей с Корсаковым, ее заменила Анна Протасова. Если оставались сомнения в «боеготовности» соискателя места подле императрицы на ложе, то испытывала еще и Уточкина. И если отзывы Екатерине нравились, молодого человека звали на обед с Марией Саввишной Перекусихиной, многолетней наперсницей императрицы и вернейшей ее служанкой, и таким же многолетним и верным камердинером Захаром Зотовым. Во время обеда они наблюдали манеры молодого человека, окончательно объясняли его обязанности на ближайший вечер и осторожно намекали на некоторые неудобства, возможные от Екатерины, чтобы после не выболтал про ее храп или неуемное чихание от табака. Только после этого красавца отправляли в монаршую спальню с книгой – почитать государыне на ночь.

Претенденты отбирались столь тщательно, что осечки не бывало, после «чтения» молодой человек бывал провожен Захаром в его новые апартаменты, соединявшиеся с императрицыными тайным ходом (не прятаться же за колоннами, пробираясь по велению государыни в ее спальню!), получал новый генеральский мундир и сто тысяч на обзаведение остальным. А уж дальше следовали сами подарки царственной любовницы в неизмеримых количествах…

Осмотр Роджерсона и проверка пробир-девицей были совершенно необходимым условием, ни подцепить дурную болезнь, ни обнаружить на ложе неспособность любовника императрица не желала.

А тут вдруг все нарушено! И к врачу не водили, и опробования не прошел! Было отчего дивиться той же Протасовой… Видно, обиду своей фрейлины поняла Екатерина, положила свою руку на ее:

– Не хочу тебя утруждать, Аннет. И про здоровье уже все известно. Мария Саввишна отобедает с ним, как положено, и ко мне. Захару скажи, чтоб комнаты приготовил, чую, эти голубые глаза надолго меня очаровали.

Обеда с одними только Перекусихиной и Захаром Зотовым тоже не получилось. Увидев, как в малую столовую входит государыня, бедный Ланской, и без того глотавший через силу, чуть не подавился вовсе. Сделав знак, чтобы сидели, императрица с интересом оглядела стол, вздохнула:

– Как у вас тут все вкусно, жаль, больше не могу, не то присоединилась бы. Вы ешьте, Александр Дмитриевич, ешьте, не смотрите на меня, я свой распорядок блюду, который не всем по душе.

Перекусихина мысленно ахнула: «Сколь же приспичило, если даже к столу сама вышла!» – но вслух, конечно, ничего не сказала.

– Господин Ланской, чем вас матушка в детстве потчевала? Небось разносолов полон стол бывал?

– Нет, – помотал головой Александр, – у нас все скромно очень.

– Это хорошо, когда скромно, дурно, если дитя с младых лет к излишествам приучено, тогда из него мало что выйти может. Куда как лучше, если в строгости воспитать. У меня внуки вон в строгости. Сашенька хоть и мал, а многое понимает и умеет. Никакого баловства, все по распорядку и просто.

Мог ли Ланской когда-то надеяться, что его богиня будет, сидя в кресле и наблюдая, как он ест, рассказывать о воспитании великих князей?!

Екатерина, видно, поняла, что сильно смущает молодого человека, а потому, смеясь, вдруг принялась вспоминать, как когда-то Безбородко привлек ее внимание:

– Вообрази, мой друг. Масленица, мне принесли вкусных блинов. Но их так много, что уж не одна я, и Мария Саввишна, и Захарушка, и Алексей Семенович, и Протасова, и даже собачки мои вот-вот лопнут. А оставлять жаль, вкусны больно. Прошу позвать кого-нибудь из секретарей, чтоб помогли доесть да повара похвалили. Отвечают, мол, нет никого, гуляют! И никуда не денешься – Масленая… Наконец, в приемной нашелся один. Кто таков? Хохол.