Разумное животное. Пикник маргиналов на обочине эволюции - Лев Шильник

Отчего же так не повезло обезьяне? В чем она, бедная, провинилась? Ведь ни одно другое животное не подвергалось столь последовательному и методичному поношению, причем инерция этого неприятия растянулась на несколько столетий. Вспомните хотя бы пушкинскую «Сцену из Фауста». В каком ряду там упоминается обезьяна?

Фауст:Что там белеет? говори.Мефистофель:Корабль испанский трехмачтовый,Пристать в Голландию готовый:На нем мерзавцев сотни три,Две обезьяны, бочки злата,Да груз богатый шоколата,Да модная болезнь: онаНедавно вам подарена.

А ведь было время, когда обезьяну почитали и обожествляли. В Индии, Японии, Перу и Китае к ней до сих пор сохраняется подчеркнуто уважительное отношение. Античным грекам и римлянам даже в голову не приходило третировать беззащитных приматов, а почтенные римские матроны не видели ничего дурного в том, чтобы содержать забавных обезьянок в качестве домашних животных (деторождение в поздней Римской империи окончательно вышло из моды и считалось уделом невоспитанных варваров, пьющих неразбавленное вино). О Древнем Египте мы даже не говорим: плащеносный павиан в стране пирамид и вовсе был объектом поклонения, символизируя мужскую сексуальность. Рассказывают, что богоравные фараоны украшали себя павианьими хвостами, а после смерти царя хвосты прикреплялись к его мумии. И вдруг хваленая политкорректность античного мира накрылась медным тазом (между прочим, расовой и национальной нетерпимости античность тоже не знала). Что же все-таки произошло на рубеже христианской эры? Откуда такая избирательная немилость?

Многие приматологи полагают, что во всем виновата стремительно набиравшая силу христианская церковь. На просторах цивилизованной Ойкумены возобладало маргинальное учение, родившееся на далекой периферии римского мира. Вчерашние кумиры, как горох, посыпались в пыль, пополняя паноптикум демонических сподвижников врага рода человеческого. Например, блистательный некогда Юпитер (Зевс-громовержец греческих мифов) был низведен до категории одного из заштатных слуг сатаны. Обезьяна не могла избежать печальной участи языческих богов, ибо была активным действующим лицом мифологических сюжетов. Справедливости ради следует сказать, что отношение к приматам постепенно менялось и до торжества христианства. Однако даже в поздней римской традиции обезьяна могла в лучшем случае выступать объектом добродушной насмешки или дружеского шаржа, но злая сатира исключалась по определению.

Что можно сказать по этому поводу? Спору нет, христианская церковь не жаловала обезьян. Организатор ордена иезуитов Игнатий Лойола называл врагов Христа «обезьянами, подражающими человеку». На миниатюрах XV столетия, живописующих сотворение Богом животных, только обезьяна располагается справа от Всевышнего, тогда как все остальные звери — слева. А поскольку первым в левом ряду стоит мифический единорог, нет ни малейшего сомнения, что такая оппозиция призвана символизировать противостояние добра и зла.

Безусловно, христиане от души плеснули масла в огонь, и из искры немедленно возгорелось пламя. Но законы физики утверждают, что пламя не рождается из пустоты: ползучее тление, стелющееся по земле, рано или поздно должно пойти в рост. Пассионарные и непреклонные христиане как раз и выступили в роли такой затравки. Биологи несколько лукавят, когда говорят о почитании приматов в античном Средиземноморье. Серьезных оснований для этого нет — греки и римляне просто-напросто терпимо относились к обезьянам, но не более того: толерантность была альфой и омегой их культуры. Обожествление обезьян в современном Перу — это вообще нонсенс. Если речь идет о латиноамериканских католиках, то это невозможно по определению. Если же мы говорим о коренных народах Южной Америки, то следует иметь в виду, что средневековой цивилизации инков предшествовала ольмекская культура, возводившая свое происхождение к ягуару (археологам хорошо известны изображения женщины, совокупляющейся с ягуаром). Что касается центральноамериканских ацтеков, то они почитали жутковатую химеру — пернатого змея Кецалькоатля.

Дальневосточные культуры всегда были тайной за семью печатями, поэтому я не могу исключить обожествления обезьян отдельными народностями миллиардного Китая, впавшими в глубокий социальный маразм. А вот с Японией все обстоит далеко не так просто. Я немного знаком с фольклором Страны восходящего солнца и готов засвидетельствовать, что особого отношения к приматам там нет и в помине. Обезьяны японских сказок — это сообразительные, коварные и на редкость изворотливые твари, бесспорно заслуживающие всяческого уважения. Люди к ним так и относятся — с опаской, настороженностью, справедливо угадывая в ловких приматах потенциального конкурента.

По поводу Индии — запутанного конгломерата культур — не могу сказать ничего определенного, но целиком и полностью полагаюсь на мнение Киплинга, который неплохо знал местные реалии изнутри. Кто самый презираемый народ на плоскогорьях Декана? Разумеется, подлые, лживые и переменчивые бандар-логи, живущие одним днем, не только не желающие следовать непререкаемому Закону Джунглей, но даже не умеющие у себя дома навести элементарного порядка. У этих истеричных и нечистоплотных четвероруких созданий, с утра до ночи прыгающих по деревьям, всегда семь пятниц на неделе. Они отвратительны, как падаль, и потому прямодушное киплинговское зверье не выносит их на дух. В лучшем случае их можно оптом скормить мудрому и рассудительному Каа.

Итак, что же мы имеем в сухом остатке? Правильно — Древний Египет, где обезьян обожествляли и даже мумифицировали. Похоже, что это как раз то самое исключение, которое только подтверждает правило. Богатейший египетский пантеон — это форменный зверинец. Строители великих пирамид были готовы поклоняться кому угодно — от жука-скарабея, трудолюбиво скатывающего разнообразные фекалии в тугой шарик, до вонючего шакала, пробавляющегося мертвечиной. Поэтому египтян мы оставим в покое.

Между прочим, весьма любопытно, что архаичные народы, добывающие огонь трением и живущие родовым строем, тоже не жалуют обезьяну. В предках-покровителях детей природы может оказаться кто угодно: зубр, леопард, сайга, кабан, антилопа и даже некоторые членистоногие — например, скорпион или паук. Но кто слыхал об удачливом и ловком охотнике — сыне Обезьяны? Таких нету — хоть обыщись. Сравнить с обезьяной можно только соседа — разумеется, лживого и подлого, непременно вынашивающего нечистоплотные замыслы.

Чтобы не быть голословным, процитирую авторитетнейшего Эдуарда Бернетта Тайлора (1832–1917), выдающегося английского этнографа и историка культуры XIX века, автора замечательной книги «Первобытная культура»(1871).

«Зулусы до сих пор рассказывают сказку об одном племени амафен, которое обратилось в павианов. Амафены были народ ленивый, не любили обрабатывать землю, а предпочитали кормиться у других и говорили: "Мы будем жить, не трудясь, если станем есть то, что запасают люди, обрабатывающие землю". Все племя собралось по призыву вождя из дома Тузи и, наготовив пищи, отправилось в пустыню. Оно прикрепило к спине рукоятки ставших для них бесполезными мотыг, которые приросли к телу и приняли форму хвостов. Тело их покрылось шерстью, лбы нависли, и они, таким образом, превратились в павианов, которые и до сих пор называются "людьми Тузи"».

Здесь же Тайлор пересказывает одну из мусульманских легенд: «Близ одного еврейского города протекала река, переполненная рыбой, но эти хитрые животные, узнав нравы горожан, смело плавали на виду в субботу и тщательно скрывались в будни. Наконец еврейские рыбаки поддались искушению и отправились на ловлю в субботу; но они дорого поплатились за хороший улов, ибо были превращены в обезьян в наказание за нарушение субботы».

В языческие времена с ослушниками тоже обходились куда как круто: «…Юпитер таким же образом наказал вероломный народ керкопов. Он отнял у них язык, употреблявшийся лишь для ложных клятв, дозволив им только дикими криками оплакивать свою судьбу, и обратил их в косматых питекузских обезьян, в одно и то же время похожих и непохожих на людей, которыми они некогда были».

Далее Тайлор резюмирует: «Мы видим, что легенды о происхождении человеческих племен от обезьян прилагаются в особенности к племенам и народам, которые более цивилизованными соседями считаются низшими и звероподобными».

Не сомневаюсь, что в богатейшем этнографическом материале можно без особого труда найти примеры прямо противоположного свойства, но изобилие антиобезьяньих мифов, нацеленных на ближайших соседей, говорит само за себя. Поэтому представляется весьма сомнительным, чтобы нелюбовь к приматам могла быть сведена к особенностям того или иного вероисповедания. Очевидно, что корни этого неприятия лежат гораздо глубже.