У звезд холодные пальцы - Ариадна Борисова

Три года назад слепая знахарка Эмчита посоветовала, чтобы Дьоллох не слишком часто пел, а то сорвет голосовые жилы. Голос у него тогда линял, как у всех мальчишек в возрасте перехода от отрочества к взрослости, из звонкого, ломкого превращался в сильный глас человека-мужчины, – так веселое журчание весеннего ручья сменяется мощным многозвучьем, когда ручей впадает в полноводную реку.

Дьоллоха ждала впереди шестнадцатая весна. Он полагал, что линька голоса давно уже кончилась, но Манихай, все еще опасаясь, сам вызвался запевать в осуохае с духами. Желая угодить соседу, стал нахваливать в запевке его летник.

– Гляди, урасы засверкали там, где коровы, как волны, мирно пасутся в теченьях вышитых солнцем аласов, молодорогие тели пробуют лбы на бодливость, а кобылиц мягкогривых не сосчитаешь за месяц!

– Не сосчитаешь за месяц! – слаженно повторил хоровод.

– Там девять вязок имеет ремень – хранитель-хозяин, долгие руки раскинул, поймал жеребят обро́том![4] Там осуохай пляшут владельцы проворных пяток – будто трясет поплавками наполненный рыбой невод!

Поплясали, попели, растрясли сытую тяжесть в телах. Но вот заливисто защебетала какая-то птица в лесу, и пернатой певунье начал вторить поющий-говорящий хомус. Очарованное эхо подхватило напев. Прибавляло томный шепот-отголосок к каждому звуку, жалея расстаться – любо-дорого слушать! Даже распутная звезда Чолбона, ценительница услад-развлечений, прежде времени выглянула, насторожила сверкающее ухо.

Одну лишь Эдэринку не развлекли кудрявые рулады. Пока песни, мешаясь с дымком костра, плыли над озером, она с беспокойством наблюдала за младшей дочерью. Айана не спускала с паренька восторженных глаз.

Убрав хомус в каповую укладку, Дьоллох сказал:

– Научиться петь-играть не так уж и трудно. Вот олонхо сложить – это не всякому под силу.

– А ты можешь? – пискнула Айана, и в блестящих глазенках ее отразилось по напыжившемуся Дьоллоху.

Паренек задорно тряхнул волосами:

– Захочу – и сложу!

– Смотри пуп в стараниях не порви, – засмеялась Илинэ.

– О чем твое олонхо будет? – пристала Айана.

Дьоллох недолго думал:

– Ну, хотя бы об Идущем впереди – духе-хранителе счастливого человека!

Никто, кроме Лахсы, не заметил, как сильно вздрогнул Атын. Мальчик поймал ее тревожный взгляд, наклонил голову и в замешательстве принялся чертить прутиком по земле.

– Об Идущем впереди?! – обрадовалась Илинэ. – А как справишься с украшениями слов? Где столько их наберешь для большого сказания?

– Скоро нарядные слова будут выплетаться в моей голове так же легко, как узоры, выбегающие из-под рук Атына, – кивнул на братишку Дьоллох.

Домм второго вечера. Крылатая кобылица

Атын еще двухвёсным мальцом обнаружил, что на земле можно нацарапывать прутом красивые линии и штрихи. Позже понравилось выписывать их жженым углем на простых рабочих ведрах, шитых из бересты.

В начале весны, когда искали в горах Вбирающий запахи камень, Илинэ обнаружила мягкие комья охры-кровавика и хорошенько их растерла. Получилась густая темно-красная краска. Атын окаймил стены юрты приемных родителей ярким узором – люди мимо не проходили без любованья. Уважая наследную хватку, Манихай с Лахсой втихомолку удивлялись, какая у приемыша верная рука и отзывчивый на красоту глаз. Что касается Дьоллоха, то он был равнодушен к этой забаве брата.

Вскоре рисунки перешли на камень. Обмакнул Атын в краску размахренную лучинку, и она словно сама собой побежала по гладкой поверхности. Оказалось, на ее кончике скрывался целый мир! Атын рисовал все, на что натыкался взгляд – смородиновый лист в паутине прожилок, веснушчатую сардану, верхушку Каменного Пальца и даже восход, сквозящий в ершистых ветвях сосны.

Радостный летучий дух, незнакомый доселе, занимался в груди, дыхание становилось одновременно легким и тесным. Потом пришло утро, потрясшее мальчика до изумленной дрожи в пальцах: ему удалось зарисовать сон!

Атыну часто снилось странное, небывалое в жизни. Одни сны бесследно исчезали, разбившись утром о первый солнечный луч, другие запоминались до мелочей. В первую ночь переезда на летник воздушная душа странствовала в неведомом краю и оставила в памяти величественное видение – призрачного лося на холме, с устремленными вперед прямыми рогами. Этот сон Атын запечатлел на большом сером валуне. Лось получился как настоящий и вместе с тем волшебный. Где еще, кроме сна, увидишь такого лесного быка, с рогами мощными и острыми, будто мечи?

Захотелось показать сказочное существо сестренке и брату. Вопреки ожидаемой похвале, тот хмуро прищурился и ничего не сказал о возросшей сноровке Атына. А пуще всего задело то, что Дьоллох почему-то не поверил сну. Пристал с расспросами, в каком месте встретился пряморогий зверь, действительно ли он был таким свирепым и кто разрешил Атыну носиться одному по тайге?!

Мальчик постарался скрыть больно ранившую обиду. Дьоллох в последнее время отдалился от младших и постоянно думал о чем-то своем. А тут в кои-то веки снизошел с высот, да и попрекнул:

– Рисуй-ка ты лучше по-прежнему какие-нибудь узоры с цветочками. Людей и животных нельзя изображать.

Атын возразил:

– Но ведь есть деревянные звери и птицы, которыми мы играем.

– То игрушки, – отмахнулся брат. – Их можно стругать стадами и стаями, потому что во многое множество душу не вложишь. А ты сотворил известное тебе существо с отдельной душой, которой теперь легко навредить.

– Как же тогда обереги рода, вырезанные из дерева и кости, охотничьи и другие идолы?

– Кто посмеет тронуть родовой оберег или божество? Грозные предки и боги, только обидь их, прихлопнут как муху!

– На священном Камне Предков охрой начертаны олени и лоси, – угрюмо сказал Атын. – А рядом люди стреляют из луков и плавают в лодке. Еще там нарисован шаман с бубном в руках и поводьями за спиной, летящий то вверх, то вниз. Говорят, этот шаман и сделал рисунки. Значит, ему не запрещали изображать все, что он хотел.

Дьоллох рассердился, вытянул шею из сгорбленных плеч:

– Такое живописание дозволено только тем, у кого есть волшебный джогур! Если кто-нибудь увидит, чем ты занимаешься, и расскажет другим, взрослые подумают, что ты хочешь причинить вред существам, имеющим души. Тогда попадет и матушке с отцом. Скажут, вырастили пакостного колдуна!

Заступница Илинэ возмутилась:

– Атын не пакостный и не колдун!

– Людям будет трудно доказать, – покачал головою Дьоллох и велел отчистить лося с камня.

Рисунок был свежий, но успел втравиться в шершавую каменную плоть. Помогая Атыну стирать волшебный сон мокрым мхом и травой, Илинэ заявила:

– Я знаю: твой джогур ничуть не меньше, чем у летающего шамана на священном камне. Дьоллох сказал, что злые колдуны отнимают душу, рисуя того, кому хотят отомстить. Но ты делаешь что-то совсем другое, и это другое не всем понятно.

Чувствуя себя виноватым, Атын опустил голову:

– Ты правильно думаешь, я ни у кого ничего не собираюсь отнимать. А все же Дьоллох прав, на виду рисовать опасно. Я могу подвести матушку.

* * *

Перед сном Илинэ долго размышляла о пряморогом лосе. Рисунок показался ей очень красивым, но, если честно, вначале обрадовал, а после, когда пригляделась, испугал. Зверь походил на лютого Быка Мороза. Может, воздушная душа Атына, кружась над Мерзлым морем, усмотрела мужа Зимы в его ледяном стойле?

А ночью девочку позвала во сне Скала Удаганки. Должно быть, волшебное видение брата раззадорило к полету воздушную душу Илинэ. Матушка говорила, что у скалы сердитое лицо, а девочке оно почудилось добрым. Оно манило и улыбалось.

Утром Илинэ посмотрела в сторону Каменного Пальца, за которым скрывалась скала, и теплая волнующая дрожь окатила от затылка до пяток, так сильно захотелось побывать в горах жрецов. Илинэ, конечно, было известно, что носящим платья ходить туда воспрещено, но безмолвный зов тянул к себе невидимым арканом. Противиться ему она не могла, и после завтрака, отпросившись играть к соседям, потихоньку сбежала в горы.

Вблизи лицо скалы оказалось огромным и древним, как обглоданные волнами утесы Большой Реки. Несметные весны покоились в глубоких трещинах щек, высокое чело иссекли ветра. Хмурые глаза под сдвинутыми к переносью бровями пристально смотрели вдаль, на восток, горбатый нос нависал над сурово сомкнутым ртом… И все-таки она улыбалась. Вот странно!

Но еще больше удивилась девочка, обнаружив в подножии скалы, под косо вырубленным подбородком Удаганки, потаенную пещеру. Вход в нее прикрывали колючие кусты, сосна и мшистый валун. Кто-то ровно стесал в пещере стены. Они были шероховатыми и приятно прохладными на ощупь, а пол гладкий, как в юрте. Да и вся пещера напоминала жилье, пусть даже без камелька и окошек.