Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Объединение, членами которого были многие высшие чиновники и члены европейских династий, не могло представлять собой по-настоящему тайный заговор. Наоборот: излюбленной темой для разговоров в эту эпоху было, кто состоял членом лож и на что были направлены общественно-нравственные идеи масонства. А. Ильин в своем дневнике отмечал много случаев, когда не-масоны и их супруги интересовались его членством в ложе, о котором они не были извещены заранее.
Зачем же тогда мистический культ лож? Мистика должна была создать в обществе место, которое было бы не секретным, но лишь защищенным, для того чтобы создать искусственное пространство для развития добродетели – ключевого концепта века. Этим объясняется популярность, которой пользовались масонские ложи в Англии и ее североамериканских колониях. На это также не обратил внимания Токвиль – как позже Р. Козеллек и Ф. Фюре, он видел в тайных обществах продукт континентально-европейского противоречия между государством и обществом.
Масонство вышло из политической культуры Англии и Шотландии конца XVII века, эпохи, последовавшей за гражданской войной и революцией. Ложи стремились стать нейтральным социальным пространством, свободным от любых политических или конфессиональных споров[36]. Для этого они выработали собственное устройство, ритуалы и правила поведения, претендуя на то, что, культивируя личную добродетель, дружеское общение и благотворительность, они служат общему благу. Virtue, merit и harmony (добродетель, личная заслуга и гармония) должны были вытеснить passion, rank и discord (страсть, ранг и разногласие). Уже современники замечали, что идеи и социальные практики лож, несмотря на странный мистический культ, были схожи с другими британскими клубами и ассоциациями этого столетия[37]. Ложи, клубы и ассоциации были феноменом быстро растущих городов Англии, особенно Лондона как главенствующего центра. Они непринужденно объединяли новую потребность мужчин к препровождению свободного времени (в эту эпоху встречи устраивались еще не в специальных домах для обществ, а исключительно в тавернах и кофейнях (coffee houses) со стремлением к реформированию общества и морали. Это стремление усилилось с 1780-х годов, когда направленная на «совершенствование нравов» деятельность новых религиозных, моральных и филантропических объединений переориентировалась с приоритета воспитания собственных членов на «простой народ». Ложи с их благотворительной активностью также стали служить здесь образцом.
На европейском континенте масонство сохранило основные черты из первоначального контекста политической культуры Англии и Шотландии. «Британский церемониал, ритуалы и язык были перенесены на новые культурные реалии, совершенно специфические для своей эпохи, территории и языка. ‹…› Большая часть ритуала в континентальных ложах будет переработана и переосмыслена. Но сердцевина идеализма… в его утопической форме останется узнаваемой во многих европейских языках вплоть до 1780-х годов и это будет привлекать и лиц среднего класса, и аристократию»[38].
Именно претензии масонства на то, что оно стоит выше сословных и конфессиональных порядков, составляли его особую притягательность в континентальной Европе и утверждались в тщательно продуманных ритуалах. «Как только мы собираемся, мы становимся братьями, прочий же мир нам чужд», – говорится в масонской речи в Германии 1753 года. «Владыка и подданный, благородный и мещанин, богатый и бедный – все едины, ничто не отличает их друг от друга и ничто не разделяет их. Добродетель уравнивает всех»[39]. Масон из города Вецлара в Германии в начале 1780-х годов фиксировал в своем дневнике частичное осуществление этого принципа равенства. Среди запомнившихся ему впечатлений от приема в ложу он называл «согласие между собой братьев, когда богатые и бедные, простые и благородные, вне ранга, без претензий сидели рядом друг с другом». И далее: «и тогда дух мой проникся чувствами, к которым никогда еще не был способен»[40]. Увлечение ложами, очевидно, объясняется не столько просвещенными масонскими речами, сколько непосредственным переживанием равенства в обхождении «братьев». Рукопожатие и клятва верности, братский поцелуй и обнаженная шпага у груди кандидата говорили о новом глобальном сообществе самопровозглашенной добродетельной элиты и представляли его в осязаемой форме. Несомненно, это был утопический контраргумент против сословного порядка, хотя участникам собрания всегда было ясно, что это лишь «наигранное равенство».
Конец ознакомительного фрагмента.
Сноски
1
Stefan-Ludwig Hoffmann, Response: Colonial Civil Society // De Negentiende Eeuw 32 (2008), Special Issue: Civil Society, P. 143–147.
2
Jardin A. Alexis de Tocqueville. Leben und Werk. Frankfurt, 1991. Kap. 1.
3
Мальзерб, Кретьен Гийом де Ламуаньон де (1721–1794) – министр королевского двора при Людовике XVI, член Французской академии.
4
Ср., например: Putnam R.D. Bowling Alone. America’s Declining Social Capital // Journal of Democracy. Vol. 6. 1995. P. 65–78; Idem. The Strange Disappearance of Civic America // The American Prospect. 1996. Nr. 24. P. 34–48; Idem. Bowling Alone. The Collapse and Revival of American Community. New York, 2000. К переводу терминологии: здесь и далее оригинальный ключевой немецкий термин Geselligkeit (в англ. версии sociability или civil society) переводится на русский язык в соответствии с его многозначностью также в зависимости от контекста, как «социальное общение» или «социабельность». Другой ключевой термин gesellige Vereine переводится как «общественные объединения» или «ассоциации» (Примеч. пер.).
5
Токвиль А. де. Демократия в Америке. М., 1992. С. 157.
6
Hennis W. Tocquevilles „Neue Politische Wissenschaft“ // Stagl J. (Hrsg.), Aspekte der Kultursoziologie. Berlin, 1982. S. 385–407, 390; Aron R. Alexis de Tocqueville und Karl Marx // Idem. Über die Freiheiten. Stuttgart, 1981. S. 13–45.
7
Ср. критические замечания Херфрида Мюнклера: Münkler H. (Hrsg.), Bürgerreligion und Bürgertugend. Debatten über vorpolitische Grundlagen politischer Ordnung. Baden-Baden, 1996. S. 7–11, 8; в общем: Idem. Politische Tugend. Bedarf die Demokratie einer sozio-moralischen Grundlegung? // Idem. (Hrsg.), Die Chancen der Freiheit. München, 1992. S. 25–46.
8
Письмо от 26.10.1853, цит. по: Hennis W. Tocqueville. S. 395.
9
Kahan A. Aristocratic Liberalism. The Social and Political Thought of Jacob Burckhardt, John Stuart Mill, and Alexis de Tocqueville. New York, 1992.
10
Hennis W. Tocqueville. S. 402.
11
«Люди в таких обществах, не будучи более связаны друг с другом какими-либо кастовыми, классовыми, корпоративными, семейными узами, слишком склонны заботиться лишь о своих собственных интересах, слишком склонны заниматься только собой и замыкаться в узком индивидуализме, когда подавлена всякая общественная добродетель». Токвиль А. де. Старый порядок и революция [1856]. СПб., 2008. С. 10.
12
Токвиль А. де. Демократия в Америке. М., 1992. С. 380. Ср. в общем: Jardin A. Tocqueville. S. 93–252; Marshall L. L., Drescher S. American Historians and Tocqueville’s Democracy // Journal of American History. Vol. 55. 1968. P. 512–532; Wilentz S. Many Democracies. On Tocqueville and Jacksonian America // Eisenstadt A. S. (Ed.), Reconsidering Tocqueville’s Democracy in America. New Brunswick, 1988. P. 207–28; Kloppenberg J. T. Life Everlasting: Tocqueville in America // The Tocqueville Review. 1996. Vol. 17. P. 19–36.
13
Токвиль. Демократия в Америке. С. 381.
14
Там же. C. 497. Уже в предисловии к «Старому порядку и революции» Токвиль сухо замечал, что и спустя двадцать лет после появления «Демократии в Америке» в мире не произошло ничего такого, что побудило бы его переменить образ мыслей и сочинений. Демократия по-прежнему несет в себе угрозу деспотизма. Токвиль. Революция. С. 12.
15
Tocqueville A. de. Über die Demokratie in Amerika. S. 166. Ср.: Hennis W. Tocqueville, особенно S. 396 et passim.
16
Это понятие (practitioners of civil society) – по: Hull I. V. Sexuality, State, and Civil Society in Germany 1700–1815. Ithaca, 1995. P. 2.
17
Nord P. Introduction // Nord P., Bermeo N. (Eds.), Civil Society Before Democracy. Lessons from Nineteenth-Century Europe. Boston, 2000. P. xiii – xxxiii.
18
Harrison C. E. Unsociable Frenchmen. Associations and Democracy in Historical Perspective // The Tocqueville Review. Vol. 17. 1996. P. 37–56, 41 et passim. Подробно: Harrison C. E. The Bourgeois Citizen in Nineteenth-Century France. Gender, Sociability, and the Uses of Emulation. Oxford, 1999.
19
Agulhon M. Le cercle dans la France bourgeoisie 1810–1848. Etude d’une mutation de sociabilité, Paris, 1977.
20
- Церковь и государство вплоть до установления государственной церкви - Адольф Гарнак - Образовательная литература
- История Средневекового мира. От Константина до первых Крестовых походов - Сьюзен Бауэр - Образовательная литература
- Технологии Четвертой промышленной революции - Николас Дэвис - Образовательная литература
- Конец истории и последний человек - Фрэнсис Фукуяма - Образовательная литература
- Ты – Космос. Как открыть в себе вселенную и почему это важно - Минас Кафатос - Образовательная литература
- Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы - Мишель Фуко - Образовательная литература
- Битвы за еду и войны культур: Тайные двигатели истории - Том Нилон - Образовательная литература
- Рискуя собственной шкурой. Скрытая асимметрия повседневной жизни - Нассим Николас Талеб - Образовательная литература
- Модель Нового американского университета - Уильям Дэбарс - Образовательная литература
- Новые размышления о политике - Ицхак Адизес - Образовательная литература