Те, кто охотится в ночи - Барбара Хэмбли

Эшер засунул руки в карманы мешковатого коричневого пальто и попытался припомнить все, что он знал о вампирах.

То, что это мертвецы, бесконечно продлевающие свое существование, выпивая кровь из живых людей, сомнению не подлежало (откусывание древнеримских носов можно опустить). Уже первая беседа Одиссея с тенями давала так мало отклонений от основной версии, что Эшер (мысленно, по крайней мере) удивился собственному неверию – вплоть до той секунды, когда он прижал стетоскоп к узкой и твердой грудной клетке, обтянутой черным шелком рубашки, и… не услышал ничего. Его фольклорные исследования, охватывавшие Китай, Мексику, Австралию, свидетельствовали, что фактически не было ни одного языка, в котором бы не присутствовал эквивалент слова «вампир».

Однако это основное положение тонуло в такой трясине легенд о том, как надлежит поступать с вампирами, что Эшер почувствовал раздражение при мысли об ученых, не удосужившихся кодифицировать все эти сведения. Видимо, придется подзаняться самому, если, конечно, Исидро не пригласил его в Лондон ради ужина в тесной компании друзей. Лавки зеленщиков сейчас закрыты… Эшер усмехнулся, представив себя копающимся в ящиках с овощами в поисках чеснока… и в итоге опаздывающим на поезд. Кроме того, рецепты английской кухни Таковы, что чеснок можно искать в лавках бесконечно долго.

Его ироническая усмешка исчезла, когда он приостановился на мосту, глядя в гладкую сланцевую воду, испятнанную огнями рыбного ряда, чьи серые стены вставали прямо из потока. Чеснок по легенде служит защитой от вампиров, равно как зола, осина, а также волчья ягода и прочие травы, которые Эшер просто бы не распознал, встреть он их по дороге. Однако сказано еще, что вампиры не способны пересечь текущую воду… которую Исидро явно пересек… Хотя он мог прибыть из Лондона в Оксфорд и поездом.

Еще от укуса вампира предохраняет распятие; некоторые легенды уточняют

– серебряное распятие… И склонный к практицизму ум Эшера тут же задал вопрос: а сколь велико должно быть содержание серебра? Да, но подобно сказкам о католическом Лимбе, эта теория оставляет беззащитными древних и современных китайцев, ацтеков, античных греков, австралийских бушменов, гавайских островитян – они-то распятием не пользуются. Хотя, может быть, древнегреческие вампиры боялись иных амулетов? И как в этом случае реагировали языческие вампиры первого столетия от Рождества Христова на христиан, отмахивающихся от них крестом? Откусывали они им носы или нет? Эшер иронически усмехнулся, обходя бессмысленную стеклянную громаду Лондонское станции и направляясь по Ботли-роуд к скромному закопченному кирпичному вокзалу Большой западной железной дороги, располагавшемуся в сотне ярдов отсюда.

Теперь он уже был не один на этой окутанной туманом мостовой среди безымянных кирпичных ям и навесов, что, кажется, размножаются сами собой вдоль железной дороги. Темные силуэты торопились от одной станции к другой, борясь с тяжелым багажом или праздно вышагивая впереди пыхтящих носильщиков с медными бляхами. Со стороны Лондонской станции угрюмо загудел паровоз, послышалось отдаленное шипение пара. Эшер оглянулся на огромную стеклянную теплицу вокзала и обнаружил, что рядом с ним странно невесомой походкой шествует дон Исидро.

В руке вампира, обтянутой черной перчаткой, был железнодорожный билет.

– Раз уж вы у меня на службе, – мягко сказал он, – то расходы я беру на себя.

Эшер заправил поплотнее концы шарфа – серого шерстяного кашне, связанного для него матерью одного из его буйных питомцев, – и сунул маленький кусок картона в карман жилета.

– Сюда, кажется…

Они взошли по пологому скату на платформу. В резком свете газовых фонарей лицо Исидро казалось белым и странным: тонкий очерк бровей резко выделялся на фоне бледных волос и еще более бледной кожи, глаза – цвета серы и меда. Сидящая на скамье женщина, возле которой пристроились две спящие девочки, встревожено вскинула глаза, как бы почувствовав что-то неладное. Дон Симон улыбнулся ей, и женщина поспешно отвернулась.

Улыбка вампира исчезла так же быстро, как и возникла; причем глаза его при этом нисколько не потеплели. Подобно любому его жесту или выражению лица улыбка Исидро была еле обозначена и скупа, как карандашный штрих. У Эшера складывалось впечатление, что все это – лишь слабый отзвук манер молодого испанского придворного. Секунду Исидро изучал профиль женщины и белокурые головки спящих девочек, затем снова повернулся к Эшеру.

– С тех пор, как Френсис Вальсингам разослал агентов в Женеву и Амстердам, дабы выведать планы вторжения короля Филиппа в Англию, ваши секретные службы традиционно связаны с ученым миром, – негромко сказал он.

– Наука, религия, философия – когда-то все это было оружием, да и я в ту пору еще во многом мыслил как человек и искренне интересовался возможным исходом вторжения. Ученые тогда были воинами, а воины – учеными, не то что теперь…

В памяти возник директор Брейсноз-колледжа, давний коллега Эшера, досадующий относительно мелких стычек на Балканах, в то время как сам Эшер, чуть было не лишившийся в этих стычках жизни, с аппетитом поедал ячменные лепешки, уютно сидя по ту сторону камина и согласно кивая: да, Англии незачем лезть в европейскую политику, да, конечно, неблагодарное занятие… Он подавил улыбку и, не отвечая, прислонился плечом к закопченной кирпичной стене, скрестив руки на груди.

Выждав секунду, Исидро продолжал: – Мой адвокат – молодой человек, согласный встретиться с клиентом даже в самый поздний час, – упомянул однажды, что, когда он работал в министерстве иностранных дел, зашел разговор о некоем оксфордском и нескольких кембриджских преподавателях, которые в свое время «хорошо поработали» – так он выразился. Это было несколько лет назад, но я запомнил – по привычке да и просто из любопытства. Теперь же, когда мне потребовался… агент… найти вас не составило особого труда; достаточно было сопоставить географию ваших изысканий и районы наибольшей политической напряженности. Был, правда, еще один кандидат – чуть моложе вас, – но при ближайшем знакомстве он оказался тучным и близоруким. Словом, явное не то…

– Королевский секретарь, – вздохнул Эшер. – Да, он работал в Претории в те же годы, что и я. Пытался доказать дегенерацию мозга негроидов путем сравнительной анатомии. Сопляк, он так и не понял, насколько был близок к смерти.

Ироническая складка залегла на миг в уголках тонких губ Исидро и тут же пропала. Пыхтя, подползал поезд; клубящийся пар смешивался с туманом, на платформе замелькали смутные силуэты. Девушка с лицом, как из теста, спрыгнула с подножки вагона третьего класса прямо в объятия низенького и толстого юноши (с виду – клерка), и они обнялись с восторгом, достойным рыцаря и принцессы. Толпа старшекурсников высыпала из зала ожидания, чтобы шумно попрощаться с ужасно смущенным стареньким преподавателем, в котором Эшер узнал лектора классической филологии из Сент-Джонс-колледжа. Взявшись за руки, озорники исполнили рождественскую песенку «Пока мы не встретимся снова», затем прижали к сердцу свои канотье. Эшеру не понравилось, с каким видом его спутник разглядывал их розовые лица. Слишком уж он в этот миг походил на повара, наблюдающего за играми ягнят на весенней ярмарке.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});