Фельетоны (-) - Виктор Кин

Не вините мальчика из задачника. Во-первых, он маленький, - много ли с него возьмете? Во-вторых, по нему дети из первой ступени обучаются арифметике - скучной, но необходимой науке.

А хозяйственников из Озертреста даже и в задачник поставить нельзя.

- Представьте себе, детки, - скажут дяди-хозяйственники притихшему классу первой ступени, - что сэкономили мы на сокращении штатов 1380 рублей. Ну-с. Автомобиль стоит нам 15400 рублей. Что из этого получилось?

Сядут дети решать задачу. Будут подсказывать, списывать друг у друга, применять четыре действия и таблицу умножения. И никогда не додумаются, что в результате получается режим экономии!

"Комсомольская правда", 10/VI-26

БРАК И МНОГОПОЛЬЕ

По вечерам, когда кружок естествознания укладывался в душистую траву и дымил махоркой в тихом воздухе, комсомолец Третьяков отчаянно разорялся против бога, доказывая пользу многополья и происхождение человека от обезьяны. Подсаживались бородатые степенные крестьяне и, делая вид, что им нет никакого дела до бога и до происхождения человека, краем уха вслушивались в бойкую третьяковскую речь.

Богу приходилось очень туго в естественном кружке, ибо Третьяков решительно не одобрял опиум религии и дурман народа. Зато об обезьяне и многополье он отзывался в таких лестных выражениях, что даже крестьяне поворачивались к кружку и задавали вопросы:

- А как она, например, живет, обезьяна?

- Очень просто, живет в норе, - отвечал Третьяков. - Обыкновенный зоологический зверь, только руки и ноги человечьи. Но если подойти к ней с точкой зрения, то оказывается, что мы все от нее безошибочно происходим...

К обезьяне и богу мужики относились халатно и дальше вопросов не шли, но многополье возбуждало их интерес. По деревне пошли разговоры о том, что надо всем сходом перейти к многополью, и, может быть, перешли бы, если бы не пришла на сцену роковая любовь и не перевернула бы все вверх дном.

Неожиданно для самого себя Третьяков влюбился и решил закрепить свою страсть браком. Девица вполне шла навстречу Третьякову, но его отец требовал, чтобы он женился в церкви.

- Обезьян своих ты брось, - говорил отец, стуча пальцем по столу. - Не обезьянами надо жить, а правдой. Или женись в церкви, или уходи из дома!

Напрасно умолял Третьяков отца не насиловать его научные и политические взгляды. Напрасно рассказывал ему о происхождении человека и просил прочесть Дарвина. Отец категорически обещал поломать невесте ноги и выгнать Третьякова из дома.

И решил Третьяков попробовать последнее средство. На заседание комсомольской ячейки он принес обширное заявление с просьбой о помощи:

"Прошу ячейку РЛКСМ оказать мне помощь, воздействуя на попа, так как я венчаться в церкви не хочу, как комсомолец, а если повенчаюсь, то этим подорву авторитет комсомола и партии. В силу этого ячейка должна идти на все крайности, но помешать венчанию. Если со стороны ячейки не будет оказана помощь, то я пропал: с отцом и с попом мне одному ничего не поделать. Жду помощи.

Н.Третьяков".

Комсомольская ячейка решила помочь своему члену и написала нижеследующее отношение:

"Священнику нижне-тоимской церкви С.Двинской губернии.

Нижне-тоимская ячейка доводит до сведения вашего, что по имеющимся в ячейке сведениям, член ячейки Третьяков не желает венчаться в церкви; кроме того, зная мысль тов. Третьякова по отношению к религии, находит, что это будет насилие его воли, о чем ячейка ставит вас в известность".

Но у попа комсомольское "воздействие" не имело никакого успеха. Несмотря на авторитетные подписи секретаря и членов бюро, поп в день 1-го мая совершил публичное насилие воли Третьякова, обвенчав его в церкви в присутствии всего села, пришедшего посмотреть на свадьбу руководителя естественного кружка.

Обведя руководителя вокруг аналоя, поп откашлялся и обратился к брачующимся и прихожанам с краткой притчей о блудном сыне, вернувшемся в лоно православной церкви, которая, по своей кротости и долготерпению, вновь его приемлет и молит бога смягчить ожесточенные сердца его бывших сообщников.

А "сообщники" в тот же вечер собрались и единогласно вышибли "блудного сына" из комсомола.

Прошла неделя. И снова был вечер, и снова мужики дымили махоркой в тихом воздухе, когда Третьяков осторожно подсел сбоку и завел разговор о многополье. Но его встретили гробовым молчанием. А когда Третьяков напомнил, что надо бы всем сходом перейти к многополью, один из мужиков повернулся и злобно кинул через плечо:

- Катись ты со своим многопольем к ... обезьяньей матери! Вот еще начальник выискался! Без тебя знаем!

- То есть как? - ахнул Третьяков. - Почему вы против многополья? Ведь вы же сами хотели всем сходом!..

- Помалкивай, - мрачно отозвался мужик. - Сколько лет жили на трехполье и вдруг - пожалте, многополье приспичило! Ходишь, сволочь, смущаешь народ, сбиваешь с толку! Крутишься, как собачий хвост, - брешешь и про бога и про многополье, и про обезьяну. Только на боге ты обжегся!

"Комсомольская правда", 16/VII-25

ЛЮБОВЬ

Она была по меньшей мере прекрасна.

Внешность ее колебала самые устойчивые сердца. Ее волосы, глаза, походка мешали спать всему юридическому факультету, а ее улыбка будила сладкие мысли о розах, о луне, о соловьиных трелях. Ее случайное появление на рабфаке моментально вызвало образование кружка пролетарских поэтов, и посвященное ей звучное четверостишие можно видеть и до сих пор, написанное химическим карандашом на стене рабфаковской курилки:

Вера, Вера, дорогая,

Я люблю, люблю тебя...

Ночью я не сплю вздыхая,

Мне забыть тебя нельзя...

Мы не будем лишать спокойствия наших читателей описанием ее прелестей. Верьте на слово. Для данного случая важно то, что в числе прочих жертв страсти стал студент 1-го МГУ Петров.

Любовь обременила Петрова новым галстуком, пробором и неотразимой кепкой, желтой в клетку. Расположив все эти соблазны в наиболее выгодном порядке, Петров безрассудно ринулся в пучину страстей, отправив Мельниковой письмо в розовом конверте. В этом письме Петров просил с той дерзостью, которую внушает людям любовь, одолжить физику Краевича на три дня.

Весь курс с захватывающим вниманием следил за событиями. От физики Краевича Петров перешел к двум билетам в кино, а однажды, прощаясь, он долго и многозначительно жал ей руку.

Доброжелатели не одобряли смелости Петрова и предсказывали ему близкий разрыв с обиженной девицей. Поэтому для всех, а больше всего для самого Петрова было большой неожиданностью, когда однажды на бульваре Мельникова погладила его по напомаженной голове, назвала милым и предложила взять ее замуж, на что Петров, путаясь и краснея, дал полное согласие.

- Я на все пойду ради тебя, - говорила Мельникова. - Меня хотят послать на работу в деревню, в Якутскую республику. Но ради тебя я не поеду. Если я выйду замуж, то меня освободят от командировки.

Все было готово, и Петров составлял уже список приглашенных на свадебную вечеринку. Друзья жали ему руки, недоброжелатели завидовали, а соперники делали вид, что Мельникова для них недостаточно хороша. Не теряя времени, Петров собрал свое имущество и однажды вечером постучал у заветных дверей.

- Кто там? - раздался знакомый голос.

- Это я, Петров. Отвори.

За дверью помолчали.

- Это который же Петров? Не тот ли вихрастый верзила с пестрым галстуком и потными лапами? У которого кепка цвета яичницы?

И пока Петров искал в себе описанные черты, голос за дверью добавил:

- Если это тот самый, то он найдет свое розовое письмо и открытку с голубями у сторожихи...

Петров ушел. Он до сего времени старается понять причину своей неудачи. Пока он возлагает ответственность за случившееся на второкурсника Ефимова, с которым он на днях встретил Мельникову на Тверской.

А на самом деле причина гораздо проще. Вместо Якутской республики Мельникова получила командировку в подмосковное село, из которого можно ездить в Москву на трамвае.

Вот и все.

А Ефимов тут ни при чем.

"Комсомольская правда", 17/Х-25

ЛОВКОСТЬ

- Главное в нашем деле - это ловкость, инициатива, - говорил Петька Ворс. - Если ты будешь хлопать глазами, то от всей организации останутся одни крышки. Ловкость - это самое главное!

Я ничего не имел против инициативы и ловкости. Даже напротив. Но в описываемый момент мне казалось, что пятьдесят рублей пригодились бы нам гораздо больше, чем ловкость.

- Петя, - сказал я, - ты был в Губсовпартшколе и знаешь каждую запятую в политграмоте Коваленко. На прошлой неделе ты на диспуте загнал в угол живоцерковника и разбил его прежде, чем он выпил стакан воды, чтобы опомниться. Но к чему годны все знания человечества, когда у нас проваливается съезд?

Это была совершенная правда. Уездный съезд был на носу. Мы в изобилии подготовили тезисы, планы и отчеты. Но среди груды съездовских бумаг не было ни одной за подписью Сокольникова. Нужны были пустяки - рублей пятьдесят на общежитие. Делегаты были ребята бывалые и привозили продукты с собой, но мы не могли надеяться, что они захватят кровати и комнаты.