Вечер на инструктиве - Людмила Геннадьевна Иванова

своей чарующей улыбкой, спросил Иван.

Я пожала плечами:

– Понятия не имею.

– А, – протянул он, – пойдем с нами? Мы сидим там! – и он указал рукой в самый конец автобуса.

«Кто бы удивился!!!», – подумала я, а вслух ответила. – Пойдем! – согласившись, я стала продвигаться в их сторону и, проходя мимо Жанны, немного задержалась, чтобы поздороваться и увидела, что она сидит в наушниках.

– Привет! – поздоровалась я. – Что ты слушаешь?

– Привет! – кивнула она и, сняв наушник, дала мне послушать. Там звучала какая-то незнакомая мне мелодия, которая раньше не встречалась, запомнились только нотки аккордеона и она меня совсем не вдохновила. После я отыскала ее, и даже долгое время слушала в машине. Но это было позже, значительно позже. А Жанна, протянув руку за наушником безразлично прокомментировала:

– Так, инстументал, – а я, немного послушав, вернула наушник и прошла в конец автобуса.

ХХХХ

Ехали мы весело. Очень весело. Молодые люди были в ударе и шутили без умолку и, конечно же, в центре шуток и юмора был Иван. Мы смеялись всю дорогу, а приехав, разбрелись по корпусам, а затем и по комнатам, а потом нас познакомили с нашими инструкторами, посмотрев на которых мальчишки сразу решили «забить» на все.

Ночь прошла без происшествий, если не считать скрипучих кроватей, колючих одеял и жуткого холода, а с утра началось…. Спокойная жизнь просто кончилась. Нас таскали везде, где мы могли пройти. Мы бесконечно были заняты: песни, речевки, построения, зарядки, завтраки, конкурсы, обеды, ужины, кругосветки и вечные построения! Ужас! Это был ужас для меня! Я собиралась объявить бойкот и уехать домой, но одно событие, перевернуло мое желание, и я осталась.

Ближе к обеду приехала наша кураторша, которая считала всех по головам. И мы все знали, что лучше потерпеть здесь, со всеми, нежели потом в одного с ней, легкомыслия она не прощала. Придя к нам в корпус, вся такая легкая, умная и строгая она радостным голосом сообщила, что нам предстоит вечером выступать на сцене, соответственно нужно придумать тематическую сценку. На это у нас полдня. Разошлись все по комнатам озадаченные.

И мы придумали, конечно. Прекрасную сценку. Шествие амазонок и Александр на своем любимом коне Букефале. Единственное, на чем мы застряли это то, как сделать коня. Все приуныли, молчали и не знали с чего начать. И тогда встала Жанна.

– Да чего тут сложного?! Что никогда голову животных не делали? – и начала объяснять, что нужно делать и как.

Потом повернулась к кураторше, и мягким голосом попросила материалы. Та ушла куда-то и через несколько минут вернулась с кипой самых различных материалов. И Жанна стала руководить процессом изготовления головы. Головой был Иван. Куда делась эта неприступная и безразличная ко всему кошка? Это была искренняя, живая и заботливая девушка. Она руководила всеми и заботилась одновременно, не позволяя грубо шутить и высмеивать участников, сразу пресекая насмешки. Почему-то ей ни кому не хотелось возражать.

Мы подготовились прекрасно, прогоняя сценку в третий раз, я поразилась, как Жанна красива, роль одной из амазонок ей прекрасно шла. Она долго не соглашалась участвовать, но все настаивали. И, наконец, Иван произнес строчку из «Бармалея» К. Чуковского.

– Ну, пожалуйста, мой милый, мой любезный Бармалей, – все засмеялись, услышав, как он говорит голосом Айболита, к моему удивлению, Жанна тоже рассмеялась и согласилась.

Когда мы прогоняли в очередной раз нашу сценку, зашла одна из инструкторов и сообщила, что нашей команде первую победу принес плакат на тему войны, нарисованный Жанной Дмитриевой. Мы, не успев отойти от прогонки сценки, восхищенно воззрились на Жанну.

– А ты, оказывается, не только головы коней умеешь делать, – пробормотал Иван, рассмешив участников.

– Не только, – загадочно подтвердила она.

ХХХХ

Вечер был волнителен, мы представляли нашу игру. Я волновалась как никогда, не смотря на то, что мне нужно было просто пройти на сцене из одного конца в другой, впрочем, как и всем амазонкам, которые были обмотаны разноцветными покрывалами, с распушенными волосами и огромными «копьями» за спиной. Только Жанна была немного другой, она обмотала покрывало не так, как все. Оно выгодно подчеркивало ее фигуру и открывало красивые плечи и ноги, а за спиной у нее красовался арбалет со стрелами. Где она его достала, так никто и не понял, только я потом вспомнила утренний конкурс стрельбы из арбалета, в котором мы не успели поучаствовать.

И еще, я заметила, что Иван сморит на Жанну, не отводя глаз. Он смотрел так, словно видел ее впервые, в этом покрывале, обмотанном вокруг груди и бедер, распушенные вьющиеся волосы, браслеты на ногах и запястьях, она манила и знала себе цену. И еще, она улыбалась. А он смотрел и не мог насмотреться и, потом, с сожалением отвернулся, чтобы идти на сцену. Первым выходил Александр на коне, а потом амазонки…

Выступили мы прекрасно, все отмечали самую красивую амазонку. Мы сами это видели, поэтому обид ни у кого не было. Я не знаю, что произошло, но с этого момента мы стали замечать Ваню рядом с Жанной. Они ели за одним столом. Все мальчишки и Жанна.

– Почему ты смеялась на сцене? – приставал Ваня. – Над нами смеялась?

А Жанна только качала головой и улыбалась. Как она могла рассказать ему, что смеялась от своих представлений, что такой взрослый и большой Иван, сейчас конь…

– А почему тогда? – не унимался он.

Как я поняла, она ему так ничего и не рассказала.

Дальше были опять конкурсы, мастер классы, тренинги и всегда Иван был рядом с ней. Не явно. Но как-то постоянно. А Жанна стала чаще к нему обращаться. Это было словно случайно. Может этого никто и не заметил…

Наши дни летели с космической скоростью. Все, что происходило в один день, этих событий могло хватить на полгода нормальной жизни. Столько драйва, стресса и скорости. Вечером мы втихаря гуляли, кто-то умудрялся принести чего-нибудь горячительного, потом мы зажигали, веселились и горланили наши бардовские песни, выученные здесь же.

«Ты да я да мы с тобой, ты да я да мы с тобой», – орали мы во все горло, а потом, вспомнив, что нам нельзя тут находиться начинали петь тише. Кому-то начинало надоедать петь эту песню, и он начинал громко горланить другую: «Изгиб гитары желтой, ты обнимаешь нежно», – и все дружно подхватывали ее, но потом, опять вспомнив устав и правила, начинали петь тише.

Весна вступала в свои права и, в наших душах селилось счастье,