Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он для меня как математическая формула, — продолжил я, — как будто где-то в голове — неизвестная величина «икс», которую надо найти. Текст все время сужается, как воронка. И в конце концов результатом окажется ноль.
Я проговорил еще какое-то время в том же духе, при этом я даже вполне верил в то, что произносил. Дело было совсем не в этом рассказе. Он был, может быть, и не так хорош, но уж точно лучше всего того, что я написал за последние десять лет.
— Ты ведь ничего не читаешь, — закончил я, — у тебя и книг нет. Как ты собираешься писать, если не читаешь?
Агнес молча нарезала яблочный пирог, который она испекла для меня.
— Хочешь с мороженым? — спросила она, не глядя на меня.
Мы поели.
— Пирог вкусный, — сказал я.
Агнес встала и подошла к компьютеру. На мониторе были звезды, светящиеся точки, летевшие из центра экрана. Когда Агнес коснулась мыши, снова появился ее рассказ. Она нажала две клавиши, и текст исчез.
— Что ты делаешь? — спросил я.
— Я его стерла, — ответила она, — забыли об этом. Пойдем погуляем?
Мы прошлись по кварталу. Дождь кончился, но улицы были еще мокрыми. Агнес показала мне магазин, где она покупает продукты, прачечную, ресторан, где часто ужинает. Я пытался представить себе, каково это — жить среди этих улиц, но у меня не получалось.
Агнес сказала, что ей нравится район, она себя хорошо здесь чувствует, хотя почти никого не знает. Когда мы вернулись в ее квартиру, она вытащила из шкафа стопку темных стеклянных пластинок.
— Это моя работа, — сказала она.
На первый взгляд казалось, что пластинки просто темные, но когда я присмотрелся повнимательнее, то разглядел в сером тумане крохотные точки на равных расстояниях друг от друга.
— Это рентгеновские снимки кристаллических решеток, — пояснила Агнес. — Реальное расположение атомов. Почти все таит в самой глубине симметрию.
Я вернул ей пластинки. Она подошла к окну и стала рассматривать их одну за другой на просвет.
— Самое загадочное — пустота в середине, — сказала она, — то, что остается невидимым, оси симметрии.
— Но какое это имеет отношение к нам? — спросил я. — К жизни, к тебе и ко мне? Мы асимметричны.
— У асимметрии всегда есть причина, — ответила Агнес. — Жизнь вообще возможна только благодаря асимметрии. Различию между полами. Тому обстоятельству, что время идет только в одну сторону. У асимметрии всегда есть причина и следствие.
Я еще никогда не слышал, чтобы Агнес говорила с таким воодушевлением. Я обнял ее. Она подняла диапозитивы вверх, защищая, и воскликнула:
— Осторожно, они легко бьются!
Несмотря на ее предостережения, я поднял ее на руки и отнес на матрас. Она все-таки встала, чтобы убрать снимки на место, а потом вернулась, разделась и легла рядом со мной. Мы отдались любви, а за окном тем временем стемнело. Я остался ночевать у Агнес.
Под утро меня разбудил гул в батареях отопления. Я приподнялся и увидел, что Агнес тоже не спит.
— Кто-то подает сигналы, стучит по трубе, — сказал я.
— Это паровое отопление, здесь нет кондиционера, как в твоей квартире. От жары трубы расширяются и издают такие вот звуки.
— Тебе это не мешает? Ведь при таком шуме не уснешь.
— Почему же, совсем наоборот, — отвечала Агнес. — Когда я просыпаюсь ночью, то чувствую, что я не одна.
— Ты и так не одна.
— Верно, — кивнула она, — сейчас не одна.
9
— Я много размышляла, — сказала Агнес, когда мы снова встретились несколько дней спустя. Это было вечером третьего июля, и мы гуляли по берегу озера Мичиган. Празднование Дня независимости начинается в Чикаго уже вечером накануне фейерверком и музыкой. В парке Гранта было полно народу, но здесь, немного подальше к северу, набережная пустынна. Мы уселись на парапет и стали смотреть на озеро.
— Почему ты бросил писать, — спросила Агнес, — писать по-настоящему?
— Не знаю. Мне нечего было сказать. Или мне чего-то не хватало. Просто в какой-то момент перестал.
— А ты не хочешь попробовать снова?
— Хочу ли я? Хотения мало… Почему ты спрашиваешь? Ты хочешь, чтобы у тебя был знаменитый приятель?
— Приятель, — проговорила Агнес, — звучит странно. — Она подтянула ноги и уперлась коленями в подбородок. — У меня было чувство, что ты ревновал, когда я показала тебе свой рассказ.
— Мне очень жаль, правда, я был несправедлив. Я был в раздражении.
— Да ладно. Но ты мне показывал ту книгу маленьких рассказов.
— Эту книгу купило целых сто восемьдесят семь человек…
— Это не имеет значения. Зато ты умеешь писать истории. Давай вернемся домой.
Когда мы встали и пошли назад, начало смеркаться. Небоскребы в центре города сливались в одно целое и казались одним огромным зданием, темной горой.
Внизу на берегу группа латиноамериканцев, должно быть семья, развела костер и веселилась. Агнес взяла меня за руку.
— А не мог бы ты написать историю обо мне? — спросила она.
Я засмеялся, и она засмеялась вместе со мной.
— Если хочешь стать бессмертной, тебе надо выбрать кого-нибудь познаменитей.
— Двух сотен экземпляров достаточно. Даже если она не будет напечатана. Это как портрет. Ты видел мои фотографии. У меня нет ни одного хорошего снимка. На котором я была бы такой, какая я в самом деле.
— Может, мне написать о тебе стихотворение? — спросил я. — So long as men can breathe, or eyes can see, so long lives this, and this gives life to theenote 4.
— Не надо стихов, — ответила Агнес, — напиши историю.
Мы дошли до моего дома. Магазинчик внизу был закрыт.
— Ты когда-нибудь поднимался к себе по лестнице? — спросила Агнес.
— Нет, — ответил я, — а зачем?
— А откуда ты тогда знаешь, что и в самом деле живешь на двадцать восьмом этаже?
Мы шагали по пожарной лестнице и считали этажи. Лестничная клетка была узкой и выкрашенной в желтый цвет. Когда мы остановились на двадцатом этаже, чтобы перевести дух, вдали послышались шаги. Мы затаили дыхание, но шаги вдруг прекратились, хлопнула дверь, и снова настала тишина.
— Я не люблю лифты, — сказала Агнес, — в них теряешь почву под ногами.
— По-моему, они очень даже практичны, — заметил я, двинувшись дальше, — представь себе…
— Я не хотела бы жить так высоко, — прервала меня Агнес, следуя за мной, — это не полезно.
Как и можно было предположить, моя квартира действительно находилась на двадцать восьмом этаже. Я в изнеможении упал на тахту. Агнес налила себе стакан воды, а мне принесла пива.
— Я никогда не писал историй о живых людях, — заговорил я, — вначале я, быть может, и отталкивался от какого-нибудь знакомого мне человека. Но внутри истории надо быть свободным. Все остальное — журналистика.
Агнес уселась рядом со мной.
— А истории, которые ты писал, действительно не имели ничего общего с людьми, которые натолкнули тебя на них?
— Да нет, — ответил я, — они были связаны с тем образом, который у меня сложился. Может быть, даже слишком связаны. Моя тогдашняя подруга ушла от меня, потому что узнала себя в одной из историй.
— Правда? — оживилась Агнес.
— Нет, — ответил я, — просто мы договорились, что будем объяснять это таким вот образом.
Агнес задумалась.
— Напиши обо мне историю, — сказала она некоторое время спустя, — чтобы я знала, что ты обо мне думаешь.
— Я никогда не знаю, чем дело кончится, — заметил я, — просто не распоряжаюсь сюжетом. Может получиться, что мы оба будем разочарованы.
— Под мою ответственность, — сказала Агнес, — твое дело писать.
Я был влюблен и ничего не имел против того, чтобы потратить пару дней на написание рассказа. Энтузиазм Агнес породил во мне любопытство, мне было интересно, чем окончится эксперимент, в состоянии ли я еще сочинять истории.
— Давай прямо сейчас и начнем, — предложила Агнес, — историю любви про тебя и меня.
— Нет, — возразил я, — писать буду все-таки я. Но сначала я бы хотел посмотреть фейерверк.
Агнес заявила, что ей фейерверк не интересен и что она хотела бы, чтобы я сразу начал писать. Я взял лист бумаги и стал писать.
* * *
Вечером третьего июля мы поднялись на террасу, расположенную на крыше, и стали вместе смотреть фейерверк.
* * *
Лифт шел до тридцать пятого этажа, дальше надо было подниматься по узкой лестнице. Терраса на крыше была покрыта деревянными планками, которые от солнца и дождей стали почти черными. Мы подошли к перилам и огляделись. Далеко внизу ехали машины и двигались люди, заполнявшие вечерние улицы. Мы могли видеть и озеро, и парк Гранта, где горело множество костров.
— Все эти люди, — проговорила Агнес, — не знают, что мы на них смотрим.
— Какая разница, знают или не знают.
— Они могли бы спрятаться, — возразила Агнес. — А когда начнется фейерверк?
— Когда станет достаточно темно. Тебе холодно?
- Ночь светла - Петер Штамм - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Костер на горе - Эдвард Эбби - Современная проза
- Лестница в небо или Записки провинциалки - Лана Райберг - Современная проза
- Сияние - Маргарет Мадзантини - Современная проза
- Кот - Сергей Буртяк - Современная проза
- Камень на шее. Мой золотой Иерусалим - Маргарет Дрэббл - Современная проза
- Мой золотой Иерусалим - Маргарет Дрэббл - Современная проза
- Место для жизни. Квартирные рассказы - Юлия Винер - Современная проза
- Вокзальная проза - Петер Вебер - Современная проза