Телохранитель ее величества: Страна чудес - Сергей Кусков

— Вот только не надо себя недооценивать, — хмыкнул я. — Ты добилась многого. Слишком многого, чтобы убирать тебя в коробку.

— Потому ты и «слил» меня, что я многого достигла? — она вновь засмеялась, но больше подошло бы «закаркала». — Избавился от влияния? А заодно отомстил за тюрьму и подвал Кампоса?

В ней говорила злость, я ее понимал. Особенно учитывая, что она женщина, а женщины в таком эмоциональном состоянии редко говорят адекватные вещи.

— Ты же знаешь, что это не так, — попробовал убедить я и обезоруживающе улыбнулся. — Просто мне больше негде было взять оружие, только и всего. Как только всё успокоится, они вернут тебя и всё будет в порядке.

— Значит, эта катавасия только ради оружия? Ради одного единственного игольника? Ты «сливаешь» друзей, хороня устоявшиеся отношения только ради того, чтобы помахать у кого-то перед носом глупой железякой?

— Друзей? — Я нехорошо усмехнулся, начала разбирать злость. Задумался. Затем перешел в наступление, чуть не сорвавшись на крик.

— Вот только не надо этого разводить, пожалуйста! Про «дружбу» и «хорошие отношения»! Это твоя вина, что произошло именно так, что я избрал тебя мишенью!

Ты спишь со мной, да, но я понятия не имел и не имею, кто ты! Друг ты мне или враг? Я понятия не имею, что ты сделаешь, если отвернусь! Понимаешь? С кем ты? Со мной или с ними? Ты отстаиваешь мои интересы, или их, используя постель лишь как средство давления на меня? Как форму контроля?

Я почувствовал, как задрожали кончики пальцев. Давно следовало это сказать, жаль, что довелось при таких обстоятельствах.

— Я ничего о тебе не знаю. Я ничего не могу в тебе прочесть. Ты же дистанцируешься, пытаясь усидеть на двух стульях, и с ними, и со мной. А это опасная игра, Катюша. Я никогда не подставлю своих, да, но вот своя ли ты?..

— Я не могу так, — подвел я итог. — Я сделал это, потому, что своей не считаю. А с ними у меня был и будет разговор короткий, с волками жить — по-волчьи выть. И этот завет, кстати, привила мне именно ты.

— По волчьи выть… — горько потянула она. Задумалась.

Я понял, она уже не раз раскаялась за эти дни в своей, скажем откровенно, высокомерной политике общения со мной. Катарина считала меня маленьким и глупым, а себя — взрослой и всемогущей, и неприятно удивилась, что богиней для меня не является. Что я тоже могу подставить, плевав на заслуги, регалии и достижения, руководствуясь единственным принципом, которого она сама придерживается — целесообразностью. Она ведь пыталась быть для меня другом, я видел те робкие попытки. Но раз за разом сама же строила стену, на которую натыкалась и уходила, считая, что имеющегося уровня отношений достаточно. Что форсировать их — терять авторитет, терять позиции, проявлять слабость. Потому мне ее не жалко. К сожалению, это ее жизнь и ее уроки.

…Но это не оправдывает того, как поступил я, не оправдывает меня. А поступил я плохо.

— Я согласна, виновата, что так и не решилась стать «своей», — продолжила она с желчью в голосе. — Но неужели я тебе враг, Хуан? — Она гордо вскинула подбородок. — Неужели наши отношения опустились до того, что ты увидел врага? Ведь то, что ты сделал… Я врагу не желаю такого! Это жестоко, Хуан, очень жестоко! Лучше бы ты отдал меня на растерзание бандитам Кампоса, как я отдала тебя, лучше бы меня били и унижали, как тебя в тюрьме, но НЕ ТАК, Хуанито!!! — сорвалась она на крик. — Неужели я заслужила такое?

Я молчал. Опустил голову и молчал. А что тут сказать?

— Ты не представляешь себе, что значит… — Голос дрогнул, она отвернула голову, чтоб не показать, как увлажнились глаза. — Ты не представляешь, что значит лишиться всего. Это мой дом, понимаешь? У меня есть шикарная квартира, несколько дорогущих машин, счета в банках, связи, какие-то люди, которых я называю друзьями… Но мой дом — здесь. Здесь моя семья и близкие. ТАМ я никогда не буду чувствовать себя в своей тарелке, никогда не буду дома.

Это конец, Хуан. Конец всему. Конец жизни. Ты не представляешь, что он означает для такой, как я.

Ее голос снова вздрогнул, а по щекам потекли слезы.

«Ну что, Шимановский, довел до слез саму Лока Идальгу. Как ощущения?» — съязвил внутренний голос. Если бы можно было, я бы в него чем-нибудь запустил.

В принципе, я не думал, что ее выгонят. Что отстранят — да, разумеется, предвидел. На время. Совет же рассмотрел ее дело и вынес вердикт: «Злоупотребление полномочиями и пренебрежение обязанностями». И постановил — вышвырнуть Лока Идальгу в народное хозяйство, в ее услугах корпус телохранителей больше не нуждается. Когда я узнал об этом, уже в тюрьме, меня прошиб холодный пот, но сделать что-то было поздно. Да и теперь говорить и оправдываться нет смысла — что свершилось, то свершилось, изменить нам ничего не дано. Мы можем только сражаться за то, что будет. И я попытаюсь, обязательно попытаюсь. Поставлю всех на уши и добьюсь своего. Но это будет потом. Сейчас же мне нужно успокоить ее, хоть как-то обнадежить. Не дать остаткам наших отношений провалиться в тартарары.

— Я встречался с девочками. Они озвучили свой вердикт — не будут трогать меня, если я не буду задевать их, — начал я. — Видишь, проблема решается. Медленно, неспешно, но прогресс налицо. Потом их заберут в службу Железной Сеньоры, и им станет не до меня. А после тебя вернут. Старое как раз забудется и замылится, нужно будет перевернуть эту страницу и назначить мне новые испытания. Учитывая, что это вряд ли будет прогулка по Малой Гаване, им понадобишься ты, и они найдут предлог изменить свое решение. Времени на притирку к новому куратору просто нет, через год я должен быть готов к началу второй фазы.

— Второй фазы? — Она насмешливо хмыкнула. Вроде: «Ишь, куда загнул!»

— Да. Не знаю что это, но корпус — лишь первая фаза. Как только «мозговерт» останется позади, они начнут вторую.

Мои слова для Катарины новостью не стали, она им совершенно не удивилась. Из чего я сделал вывод, что знает она куда больше декларируемого.

— Что будет второй фазой, ты знаешь лучше меня, не хочу даже строить предположений, — закончил я.

Она сделала глубокий вздох, приводя себя в чувство. Встала. Обошла стол и неспешно принялась за прерванное занятие — собирание личных вещей. Оттаяла. Но ирония из нее так и лучилась, и, видно, она считала ее достаточно обоснованной.

— Хуан, твои логические построения поражают. Они великолепны, хорошо продуманны, если принять за константу один единственный маленький фактор.

— ???

— Что они истинны.

— То есть?

— Я говорю, — она снова усмехнулась, от нее разило насмешкой взрослой воспитательницы к малолетнему шалопаю, делающему «глобальные» выводы на ровном месте, — все эти построения сработают только в одном случае — если всё происходящее будет идти так, как ты сказал. Но проблема в том, что ты не учел некоторые факторы, которыми нельзя пренебречь. Твое противостояние не окончено, проблема не решена. Это не конец интриги.

Моя челюсть от изумления отвисла. Видя, что добилась цели, она вновь усмехнулась, на сей раз грустно.

— Вижу, подмывает спросить, что это за фактор?

— Думаю, ты удивилась бы, если б это было не так, — скривился я в ответ. — Ну так что, ткнешь, или заставишь гадать и мучиться, в качестве мести?

— Да какая тут месть! — вздохнула она и присела, сложив руки. Дело не в мести. Дело в том, что я больше ни на что не могу повлиять. А потом может быть поздно. Почему, малыш, ты сразу не пришел за советом? Без этих дурацких подстав с оружием? Неужели бы мы не нашли тебе игольник?

— Не к кому было идти! — фыркнул я. Пошли по второму кругу. Но ей было все равно.

— Тоска. Отчаяние. Безысходность. Ты не учел вот этот фактор, — кивнула она на коробки. Поднялась и продолжила, сгребая из ящиков стола какие-то бумаги и перекладывая их в небольшую картонную коробочку, специально для бумаг. — Те, кто остался — да, присядут на пятую точку. Им не дадут распоясаться. Но той, что не с ними, все равно. Она умеет рисковать, умеет не дорожить жизнью. При этом ее нечем купить, на нее нечем надавить — никаких рычагов влияния. И с нею невозможно договориться. У тебя нет того, что надо ей, а офицеры не пойдут на уступки, ибо раз вышвырнутым за проступок дорога назад закрыта. Что остается?

Катарина выжидающе замолчала, предоставляя мне развить мысль. Я ее понял, и меня прошиб холодный пот.

— А теперь, когда ее предали подруги, сказавшие при всех, что отказываются от мести…

По спине замаршеровали миллионы мурашек. Кажется, я даже побледнел.

— Ее охраняют, не переживай, — усмехнулась Катарина, прочтя мои мысли и немного разрядив атмосферу. — У нее ничего не получится. А лично мне кажется, что тебе на днях светит увольнительная — так будет проще. Но что будет потом…