Подросток Савенко - Эдуард Лимонов

Чего Эди-бэби не может делать, так это пить водку через нос. Кадик выпивает носом стопятидесятиграммовый стакан! Правда, он не делает этого каждый день. Нос жжет. Но для девочек или на спор за деньги делает. Даже видавшие виды ханыги — сборная команда гастронома — уважают Кадика за это и прощают ему желтую куртку, и узкие брюки, и намазанные бриллиантином волосы.

5

Зато Кадик не может выпить столько водки, сколько может выпить Эди-бэби. Эди-бэби иногда использует свой необычный талант — пьет на спор водку на Конном рынке. Сейчас не часто, потому что там его уже знают почти все мясники и богатые азербайджанцы, раньше же он спорил каждую неделю.

Саня Красный тогда работал на Конном рынке мясником. Обычно у него есть деньги, но в тот вечер им очень хотелось выпить, а денег у Сани не было. Вот тогда они и придумали спорить. Они пошли в кафе-закусочную, в забегаловку, где собираются обычно азербайджанцы, торгующие на Конном рынке фруктами, и там, купив себе и Эди-бэби по кружке пива, Саня Красный стал осторожно подъебывать компанию азербайджанцев за соседним столиком, говорил им, что они не умеют пить. Слово за слово, Саня в конце концов раззадорил азербайджанцев настолько, что, когда он предложил им пить на спор с ним — Саней, кто больше выпьет, их главный — Шамиль, он местный азербайджанец, он и живет у Конного рынка, — сказал:

— Давай пить! Хотя ты, Красный, такой здоровый, что с тобой спорить будет не очень справедливо. Мы, азербайджанцы, пьем больше вас, русских, но мы меньше вас.

Саня действительно метр восемьдесят ростом, и в его 22 года толстый и здоровый, и весит 100 килограммов. По-настоящему Саня даже и не русский — он немец. Его маму зовут Эльза, отца Сани никто никогда не видел, но, как друг Сани, Эди-бэби знает, что его отца звали Вальтер, как пистолет. И он тоже был немец. Сестра Сани, Светка, родилась от другого отца, уже русского. Мама Эльза работает билетершей в клубе «Стахановец». Красным Саню зовут потому, что вся кожа у него розовая, таким он родился. И лицо тоже розовое. Саня похож на Геринга, Эди-бэби это нравится, он видел фотографию Геринга в книге о Нюрнбергском процессе и видел его в цветном фильме о Великой Отечественной войне. Он тоже розовый, как Саня. Был.

— Не шестери, Шамиль, — сказал тогда Саня. — Не только я, но даже вот этот, — и он показал на Эди-бэби, — мой браток, перепьет любого из вас. Да, Эд? — спросил он Эди-бэби, для солидности называя его Эд. Вообще-то они заранее сговорились, как будут себя вести. Сам Саня не мог выпить столько, сколько выпивал безобидный на вид Эди-бэби.

— Этот? — переспросил, ухмыляясь, Шамиль и оглядел Эди. — Да ему два дня до смерти осталось и без водки!

Азербайджанцы, или черножопые, как их за глаза называл Саня, расхохотались.

— Этот парень выпивает литр, — сказал Саня. Хладнокровно сказал.

— Не пизди, Красный, — сказал Шамиль, начиная злиться. — Он умрет, выпив литр.

Эди-бэби подумал про себя, что какие все же наглые эти черножопые. Наглые и заебистые хари. Однако денег у них очень много. Они привозят свои фрукты в Харьков и продают их тут втридорога. Витька Косой, приехав недавно в отпуск из Москвы, где он служит, повезло человеку, раскололся как-то по пьянке, рассказал, что, уходя в армию (терять ему особенно было нечего, все равно забреют, а попался бы, ну дали бы семь лет, вместо трех в армии, и освободили бы ввиду первой судимости по половинке), он и еще двое ребят грабанули азербайджанцев, сев с ними в поезд, идущий в Баку. Чемодан денег взяли. Косой смеялся и говорил, что дело было не очень опасное, потому что в милицию заявлять азербайджанцы все равно не пошли бы: мандарины, которые они продают как колхозные, на самом деле частные, и такие деньги, какие есть у азербайджанцев, у нас в Союзе иметь не разрешается. Главное, что они, суки, всегда вооружены, когда деньги везут. Убить могут.

Эди-бэби очень спокойный внешне, он себя тренирует. «Ебаные азербайджанцы!» — только и подумал он, а вслух сказал:

— Четыре двухсотпятидесятиграммовых стакана за час, каждый с перерывом в пятнадцать минут.

Азербайджанцы затихли. Ни один из них не может выпить столько водки, Эди-бэби знал. Редко кто может. Научил его пить дядя Жора из их дома, только из другого подъезда — Ванькин отец. Дядя Жора был во время войны в плену в Германии, а потом ездил с его хозяином-немцем во Францию.

Вначале дядю Жору загнали на шахту в Руре, Рурский угольный бассейн — как у нас Донбасс, — и дядя Жора там работал. Немцы на его шахте были ничего ребята, как раз хуже всех были свои, русские — бригадиры и надзиратели, немцы же даже в шахту спускаться не любили, считали, что для этого достаточно иностранных рабочих. Дядю Жору заметил немец-инженер, Стефаном его звали, — заметил однажды, что дядя Жора водку пьет и не пьянеет. И немец этот придумал идею. Он стал забирать дядю Жору с шахты, вначале на пару дней, и возить его в город. Эди-бэби не помнит, какой там немецкий город был поблизости — вечером дядя Жора пил водку в их кабаке, удивлял немецкий народ. Стефан все это удивление очень драматически обставил — били в барабан тревожную дробь и на столе рядом с дядей Жорой выстраивали ряд больших граненых русских стаканов. Дядя Жора был одет в якобы русский национальный костюм — костюм Стефан купил для дяди Жоры в театре. На самом деле костюм был венгерский.

В конце концов, так как дядижорино всенародное поглощение водки стало пользоваться большой популярностью, Стефан ушел с шахты, забрав дядю Жору, якобы дядя Жора поступил к нему в личное услужение. На самом деле оба они преспокойно добывали себе деньги и в конце концов добрались даже до Парижа.

«В Париже, — говорил дядя Жора с удовольствием, вспоминая свое славное прошлое, — я выступал в знаменитом «Фоли-Бержер». Афиши висели по всему городу: «Сегодня русский медведь пьет у нас водку!»»

Дядя Жора говорил, что пить научиться невозможно. С луженой глоткой и желудком нужно родиться. «Но, — говорил дядя Жора, — даже хороший выпивоха должен знать, когда и сколько можно выпить. Бывали периоды, — говорил дядя Жора, — когда я отказывался от «выступлений», потому что чувствовал, что в эти дни мой желудок не может работать с водкой так хорошо, как обычно. Как ни ругал меня Стефан, обвиняя меня в том, что срываю прекрасный ангажемент, что мы теряем деньги, я никогда не соглашался. И поэтому до сих пор жив», — говорил назидательно дядя Жора.

Эди-бэби подозревает, что дядя Жора подвирал чуть-чуть. Например, действительно ли он мог «выступать» в «Фоли-Бержер»? Да и был ли он вообще в Париже?

Как бы там ни было, сам Эди-бэби открыл, что он тоже родился с луженым желудком, не так давно. Позже это открыл и Саня Красный. Несколько советов дяди Жоры, впрочем, пригодились Эди-бэби в его жизни: «Перед большой выпивкой прими стаканчик постного масла — смажь желудок, если боишься опьянеть, — учил дядя Жора. — После выступления, даже если ты не пьян, положи себе за правило пойти в туалет и, заложив два пальца в рот, вырви, не стесняйся. Правда, старайся делать это так, чтобы никто не видел и не слышал, — береги свою честь бойца. И еще не закусывай — между стаканами можешь сжевать соленый помидор или огурец или хватить чуть-чуть рассолу, но и только. Закуска с большой выпивкой не идут. От закуски пьянеешь больше».

Вооруженный этими знаниями и луженым желудком, бледнолицый, 57 килограммов при 1 метре 74 сантиметрах роста, Эди-бэби сидел против орды загорелых черножопых. Они галдели между собой по-азербайджански. Азербайджанцы — они же турки, знал Эди-бэби. Эди-бэби частью татарин, мама его татарка, стоит посмотреть на ее скулы, к тому же она из Казани. Отец в шутку называет мать «татаро-монгольское иго». Но серьезно и украинец-отец, и русско-татарская мать считают себя русскими. Что и есть правда. Кто же они еще? В их классе даже настоящие украинцы стесняются говорить по-украински, это считается деревенским. Все ребята называют себя русскими. Даже евреи Яшка Славуцкий, Сашка Ляхович, Людка Рохман…

Эди-бэби сидел против черножопых и ждал, что они решат.

— 500 рублей ставлю, что выпьет, — сказал Саня, дотянув свое пиво.

Эди-бэби знал, что у Сани в кармане, может быть, наберется пару рублей мелочью. Но Конный рынок был его территорией — даже если бы они проиграли, он бы вывернулся как-нибудь. Но они не проиграют — это исключено, Эди-бэби до этого выпивал литр.

— Хорошо! — сказал наконец Шамиль, отвлекшись от своего варварского языка. — Азербайджанский народ не любит водку. Мы пьем вино и чача. Но я ставлю 500 рублей и отдам их ему, если этот малчык действительно выпьет четыре стакана и не умрет.

«Сука! — подумал Эди. — Решил унизить. Ну и хуй с ним. За пятьсот рублей рабочие с Салтовки вкалывают по полмесяца. А тут за один вечер. Конечно, придется поделиться с Саней, но без Сани азербайджанцы не стали бы с ним и разговаривать. Саню знают все, и Сане они отдадут деньги. Ему бы, будь он один, хуй бы отдали…»