Цвет ночи - Алла Грин

мыло.

Открыв первую из них, я буквально заставила себя её понюхать, потому что знала: мне просто жизненно необходимо сейчас что-то почувствовать, чтобы не потеряться в этом мире теней, чтобы остаться в нём человеком, которым я всегда была. Чтобы напомнить себе, что я живая. И вдохнув пары мыльной красноватой жижи, я уловила цветочный аромат. Пахло розой. И персиком. Я ещё пару мгновений подержала её у носа, закрыв глаза, и медленно опустила обратно. Следующая баночка оказалась чёрной — я ощутила запах древесного угля и быстро, не воспылав интересом, отставила её подальше. В ещё одной было запечатано благоухание мёда и молока, в стоящей рядом — имбиря и лимона; эти букеты и сочетания напоминали мне дом. Явь. Благодаря им мне было за что зацепиться. Я вдыхала их в себя, снова закрывая глаза. Забыв о Яне, который ждал меня снаружи. А вот в тёмно-зелёной баночке с коричневыми крапинками я ощутила нотки… мяты и пряной корицы. Или это был кофе? Возможно, я придумала себе этот аромат. Возможно, мне хотелось снова его ощутить. Но нет, мне не показалось. Мыло, больше похожее на скраб, действительно имело нечто схожее с тем, чем пахли волосы Роксоланы. В память о ней, я натёрлась им полностью, и хорошенько вспенив, нанесла на пряди.

Смыв с себя мыло и выполоскав волосы, я обтёрлась насухо и переоделась в то, что дала мне Валентина — белую ночную сорочку, мягкую и воздушную, длинной до пят, оголявшей лишь мою шею, увенчанную нетугим бантом, и кисти рук, выглядывающие из-под оборок. Расчёсанные влажные пряди свободно ниспадали на плечи.

Когда я вышла в спальню — Ян сидел на кровати. Он тоже успел сменить одежду и привести себя в порядок — сейчас на нём было всё чёрное: камзол с длинным рукавом, плотно застёгнутый на все пуговицы, узкие замшевые кюлоты и кожаные высокие сапоги. Костюм на старинный манер очень ему шёл, но был совершенно не в стиле Яна. Ему нравилось быть более свободным — следовать правилам, но своим собственным, а эта одежда была оковами. Этот наряд был даже хуже, чем его прошлый — классический, который он нацепил раз за год из-за моего праздника. Волосы он также успел причесать, и с его кожи исчезла пыль; кажется, эта комната была не единственным местом, где можно было принять ванну.

Мы вышли на балкон. На мне был плотный красный плащ, покрывающий тонкую сорочку. Мокрые волосы, здесь, под открытым небом посреди зимы, не беспокоили меня — Ян распалил свой драконий магический огонь рядом с перилами, и мне казалось, что моя прическа даже начала высыхать.

Стоя чуть позади него, печального, смотрящего вдаль — куда-то за пределы внутреннего двора замка, я подступила и прислонилась головой к его спине.

— Дракон, — шепнула я, — мне жаль.

Он страдал. Я догадывалась, о чём он думает: что сам был в какой-то степени виноват. Возможно, думал, что не должен был брать на поиски Хороса ни Роксолану, ни меня с собой. Что должен был пойти один или с Гаем. В конце концов, я знала и о другой его ужасной мысли — дома, на моей ферме, в час нападения волков, он должен был спасти Кристину, мою сестру, а не меня. Кристину, которая могла бы покончить с ними раз и навсегда, обладая магией, которая для меня уже была утеряна. Которую в ночь восемнадцатилетия я ей передала. Но он не успел. Или хуже: он сознательно выбрал меня — этого я уже не знала наверняка.

Мне вспомнилась игривая улыбка Роксоланы, у пылающего очага, в жилище Гая посреди осеннего леса.

«Ты, я, Гай и всего лишь одна человеческая девушка. Что с ней может случиться? Объясни мне, когда ты начал быть таким предусмотрительным? Или это твоя извечная мания всё контролировать?»

Не со мной, Роксолана, подумала я, может что-то случиться. С тобой. Случилось. Об этом в тот момент никто не мог помыслить.

Оторвавшись от дракона, я обошла его силуэт со стороны и коснулась лица, обняв его своими ладонями.

— Я пойму, если теперь ты должен оставить меня. Я приму, если ты должен это сделать.

Он очнулся, как от затяжного сна. Я увидела в его взгляде даже не возмущение, а секундную растерянность в ответ на мои слова.

— Я никогда тебя не оставлю. Никогда и нигде, ясно?

Сняв мои руки со своих щёк, он теперь сам заключил меня в объятия, сжав чуть сильнее, чем было необходимо.

Мои глаза наполнились слезами, но я не дала им проступить наружу. Прижатая к нему, я утыкалась в его шею, и плакала, но лишь в собственных мыслях. Над всем, что произошло. Гибель моей семьи. Родителей, дяди и тёти. Моих сестёр. Гибель полудракона. Столкновение со всевозможными пугающими, опасными существами. Мне было страшно и грустно одновременно. Дракон молча гладил меня по волосам, и лишь раз ненавязчиво поцеловал в лоб. Мы были близки в этот момент, как никогда. Я была тем ребёнком, о котором он заботился, когда я была маленькой. Теперь, когда я выросла, мне хотелось заботиться о нём в ответ.

Мы так и застыли, прижавшись друг к другу на несколько минут. Мне было тепло, и порывы ветра, врывающиеся на балкон, не беспокоили меня. Затем мы всё же разъединились, и когда он отстранялся, я видела вспыхнувшую в нём мимолётную тень искреннего удивления. Я поняла: он учуял мой запах. Её запах. Мяты и сладости корицы. Наверное, было плохой идеей использовать это мыло. Между нами повис не дух Роксоланы, но точно призрачная память о ней. Или же так было даже лучше: дать ему в последний раз ощутить то, что безвозвратно ушло.

Теперь мы оба смотрели вдаль, на огни замковых врат.

— Что теперь будет с Хоросом? — вопросила я, вспоминая о ещё одной своей скорби. Мне было жаль, что ничего не удалось сделать — никак не помешать Дивии забрать его. Хорос был добр к нам и хотел помочь.

— Дивия не причинит ему серьёзного вреда. Всё-таки он её родной брат. А когда мы её скуём, Хорос станет свободен.

Его слова немного утешали.

Затем Ян повернулся ко мне и, не меняя мягкости тона, произнёс:

— Ты рассказала Валентине о Роксолане, видя её впервые. Не стоит так просто доверять всем подряд.

Опешив, я нахмурилась, и словно напомнила ему и заодно постаралась оправдать себя:

— Она твоя сестра.

И не пытаясь пока что выведать причины их переменчивых холодно-тёплых отношений, для которых было не время