Поезд Ноя - Андрей Щупов

Батальон!.. Полковник фыркнул. Две с половиной роты по количеству, а по качеству — ближе к разноголосому табору. Потому как настоящей армией у них не пахло. Впрочем, где она сейчас настоящая армия? Уцелела ли хоть в одной точке планеты? Очень и очень сомнительно. Так что, какой ни есть, а батальон. Пестрый, неопытный, однако слитый единой целью и единым командованием. В большинстве своем людишки храбрились, хотя глядеть предпочитали преимущественно под ноги. Сознание людей отравляла сама мысль о близости бушующих волн. Всего-то и лететь — метров тридцать-сорок, жалких две-три секунды. Потому и организовали связки по два-три человека. Точь-в-точь как у альпинистов. Самый неловкий из отряда, Бакстер, уже дважды умудрялся срываться с моста, повисая на альпинистском тросе, как муха на паутине. Чертыхаясь, его вытягивали наверх и, не теряя драгоценных минут на охи-ахи, вновь возобновляли движение. Момент атаки был оговорен самым жесточайшим образом, опаздывать они просто не имели права. Увы, что хорошо просчитывалось на расчерченной зигзагами мостов карте, в реалиях принимало иное обличье. Они не выдерживали предписанной скорости, и потому Павлу Матвеевичу, бывшему полковнику российских ВВС и нынешнему предводителю отряда, приходилось сокращать паузы, отведенные на еду и отдых. Время — вечная нагайка, жестоко подстегивало, офицеры сердились и ругались, рядовые бойцы их понимали, на слякоть и кружащую головы высоту по мере сил старались не обращать внимания. Впрочем, высоты, как таковой, не существовало. Дождь плотно занавесил пространство справа и слева, — головы кружил призрак высоты — той самой, что будоражила воображение, навевала мысли об обморочном падении, об акульих караулящих пастях. Шагающие по железнодорожному полотну ясно сознавали, что под ними не чернозем и не гранит, — всего-навсего зыбкий пролет, ощутимо раскачивающийся под напором ветра и волн. Высотные составные опоры убегали далеко вниз, стрелами вонзались в пучину океана. Последний из года в год вгрызался пенным оскалом в стальные сваи, уподобляясь медведю, раскачивающему дерево с незадачливыми грибниками. С делом своим, надо признать, он справлялся успешно — расшатывал и валил мосты один за другим. Иной раз разошедшиеся волны доставали до самого верха. Немудрено, что надводный флот продержался относительно недолго. Во всяком случае о судах, которые еще года три тому назад можно было углядеть в дождливой полумгле, теперь не было ни слуху ни духу. Все повторили судьбу Титаника — даже самые непотопляемые.

Подняв голову, полковник прищурился. Показалось на миг, что в высоте мигнул огонек. Он оглянулся. Так и есть. Три или четыре луны. Справа — огромная, оранжевая и две зеленых слева. Но самая страшная — та, что зависла чуть ниже товарок, бьющая особым светом — всепроникающим, мертвенно голубым, за что и была прозвана Луной Смерти.

Павел Матвеевич судорожно сглотнул. Подобную картинку он наблюдал не впервые. Голубоватое сияние делало дождь невидимым, и мир вновь становился прозрачным на десятки миль вокруг. Более того — пугающий свет позволял видеть людей и предметы насквозь. Вот и сейчас по бесконечному мосту брела не колонна волонтеров, а вереница вооруженных скелетов. Понурые, вяло переставляющие костяные сочленения, с черными невидящими глазницами, пугающе зубастые. На спинах — нелепые, склепанные из винтиков и пружинок автоматы, на серых скрипках тазобедренных костей — набитые патронами подсумки. Но страшнее всего выглядели собранные из белых шашечек стебли позвоночников. Чем-то они напоминали кобр, упакованных в клетки из ребер. Сюрреалистическая пастораль угасающего мира…

Полковник вновь запркинул голову, и показалось, что он видит ниточки иных, протянувшихся на немыслимой высоте мостов. Еще один мираж, о котором любили распускать слухи инсайты. Существование мировой паутины, которой в принципе не могло быть.

Мгновение, и синяя луна погасла. Дождь и тьма разом накрыли горизонты, скелеты вновь превратились в людей. Что-то там в высоте еще моргало и потрескивало, видимо, дотлевали угольные стержни небесного прожектора. Павел Матвеевич сморгнул. Может, случайный самолет?… Хотя какие, к черту, самолеты! То есть опять же энное время назад, говорят, и впрямь кто-то еще летал. Дирижабли встречались, последние из сверхдальних экранолетов. Да только горючка давно кончилась, самые счастливые из пилотов успели пустить себе пулю в висок, и можно было не сомневаться, что вся аэрофлотилия землян тихо и мирно переправилась на дно морское. Может, кто и дотянул до Тянь-Шаня, но и те, должно быть, давно сгинули. Что им там делать в высокогорье? Без еды, без жилья, под этим нескончаемым дождем?

Полковник передернул плечами, сунув руку под плащ, растер левую грудину. Это место давало о себе знать не впервые. Он вздохнул. Укатали сивку крутые горки! А ведь в далеком детстве казалось непонятным, как это люди болеют, отчего умирают и почему вдруг однажды затихает такой вечный и такой неугомонный пульс. Даже душить себя как-то пробовал. Из любопытства. Не получилось.

Павел Матвеевич нащупал карман с квадратиком карты. Сухо. Во всяком случае пока. Не будь на бойцах водолазных костюмов, давно бы промокли до нитки. Потому как не дождь это был, а ливень. Особенно поначалу. Сейчас стало чуть тише. Хотя, возможно, они попросту привыкли. Так или иначе, но оружие старались держать под накидками, без лишней нужды наружу не высовывали. Нужда, между тем, могла проявиться в любую минуту. Павел Матвеевич снова посмотрел на часы. Если верить светящимся стрелкам, группы вот-вот должны были выйти на исходные рубежи.

— Черт бы их всех!.. — идущий рядом сержант Люмп с отвращением сплюнул. — Какая все-таки мерзость — эта вода!

— Точно. Особенно, когда плещется в карманах и за шиворотом, — охотно отозвались сзади.

— Зато фляг не надо. Черпай пригоршнями и пей! — хохотнул другой голос.

— А как после таких дождиков у нас в Загорье начинали благоухать леса! Земляника, черника, барбарис… Ешь, не хочу! Я малышом был, а до сих пор помню. Такой, ребята, ароматище стоял, — голова кругом шла!.. Нет, господин сержант, как там ни крути, а вода — это жизнь! Полагаю, случись великая сушь, было бы много хуже.

— Хуже того, что есть?

— Ясное дело! Давно бы сандалии откинули. И года бы не прошло. А так живем, бурчим помаленьку.

Полковник обернулся. Зубоскалил лилипутик Во Ганг. Глазки-щелочки смешливо поблескивают, рот, как обычно, до ушей. И не в словах даже дело, — в интонации. Ясно, что посмеивается. И вот ведь странно, такая сявка, а находит в себе силы ворковать! Сержанта вон не боится, на дождь поплевывает. То ли взбадривает себя самого, то ли связанного с ним бечевой рядового Злотницкого. Друзья хреновы! Разного росточка, а топать умудряются в ногу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});