Цепь преступлений в Бландингском замке - Пэлем Вудхауз

-- Меня не интересует, что она сказала. И я больше не желаю дискутировать на эту тему. Сейчас я пришлю к тебе Джорджа, чтобы ты с ним серьезно поговорил и дал хороший нагоняй.

-- У меня нет времени.

-- У тебя есть время.

-- Нет, нету. Я собираюсь взглянуть на мои цветы.

-- Ты не собираешься. Ты собираешься поговорить с Джорджем. Я хочу, чтобы ты заставил его ясно осознать, какую злонамеренную шутку он выкинул. Мистер Бакстер был вне себя от ярости.

-- Я все вспомнил! -- воскликнул лорд Эмсворт. -- Мэйплтон!

-- О чем ты говоришь?

-- Ее фамилия была Мэйплтон! Гувернантка Джулии.

-- Перестань болтать о гувернантке Джулии! Поговоришь ты с Джорджем?

-- Ну хорошо, хорошо.

-- Хорошо, я найду его и пришлю к тебе.

И вскоре появился Джордж. Для мальчика, который только что запятнал репутацию благородного семейства, выстрелив в гувернера из духового ружья, он выглядел на редкость жизнерадостно. Он держался так, будто заглянул поболтать к закадычному приятелю.

-- Хэлло, дедушка, -- беззаботно сказал он.

-- Хэлло, мой мальчик, -- ответил лорд Эмсворт с такой же приветливостью.

-- Тетя Конни сказала, что ты хотел меня видеть.

-- Да? А!.. Э... Да. -- Лорд Эмсворт постарался собраться с мыслями. -Да, конечно. Да, это так. Без сомнения, я хотел тебя видеть. Что за дела, мой мальчик, а? Что это такое? Что все это значит?

-- Что "все", дедушка?

-- Стрелять в людей и все такое прочее. Стрелять в мистера Бакстера и тому подобное. Этого, знаешь, не следует делать. Это не полагается. Это очень неправильно и... э... опасно, стрелять в людей из этого чертова большого ружья. Ты разве этого не знаешь, а? Мог бы выбить ему глаз, черт побери.

-- Да я не мог бы попасть ему в глаз, дедушка. Он стоял спиной ко мне и нагнулся, чтобы завязать шнурок.

Лорд Эмсворт с живостью воскликнул:

-- Что?! Ты попал Бакстеру в филейную часть?

-- Да, дедушка.

-- Ха, ха, ха... То есть я хотел сказать, какой стыд... Я... э... я думаю, он подпрыгнул?

-- О да, дедушка. Он подпрыгнул, как козел!

-- В самом деле?! Это так мне напоминает гувернантку Джулии. Твоя тетя Джулия однажды выстрелила в свою гувернантку при точно таких же обстоятельствах. Та завязывала шнурок на ботинке.

-- О! А она подпрыгнула?

-- Конечно, мой мальчик!

-- Ха-ха-ха!

-- Ха-ха-ха!

-- Ха-ха-ха!

-- Ха... хм... э... Ну, значит, так, -- сказал лорд Эмсворт. В его душу стало закрадываться запоздалое сомнение -- правильный ли тон он выбрал для разговора. -- Значит, это самое, Джордж, мне, конечно, придется конфисковать этот... э... инструмент.

-- Валяй, дедушка, -- сказал Джордж с уступчивостью мальчика, знающего, что наверху в ящике его комода лежат две запасные рогатки.

-- Я, понимаешь, не могу позволить тебе слоняться по имению и стрелять в людей.

-- О'кей, шеф.

Лорд Эмсворт любовно погладил ружье. Ностальгическое чувство в нем росло.

-- Знаешь ли, молодой человек, когда я был мальчишкой, у меня было такое же.

-- Да ну? Разве в то время уже изобрели ружье?

-- Да, у меня было ружье, когда я был в твоем возрасте.

-- И тебе удалось что-нибудь подстрелить, дедушка? Лорд Эмсворт почувствовал себя несколько задетым.

-- Конечно. Я подстрелил много чего. Крыс и всякое такое. Я был очень метким стрелком. Теперь я даже не смог бы зарядить эту чертову штуку.

-- Оно заряжается вот так, дедушка. Ты его открываешь вот так, загоняешь сюда пульку, защелкиваешь, и все готово.

-- В самом деле? Вот так? Понимаю. Да, конечно, теперь я вспомнил.

-- Чего-нибудь крупного из него не подстрелишь, -- сказал Джордж с задумчивостью, которая выдавала затаенное стремление к более высоким целям. -- Но все равно оно очень годится, чтобы пулять в коров.

-- И в Бакстера.

-- Ха-ха-ха!

-- Ха-ха-ха!

Лорд Эмсворт еще раз попытался найти правильный тон.

-- Мы не должны над этим смеяться, мой мальчик. Это не предмет для шуток. Это очень нехорошо -- стрелять в Бакстера.

-- Но он ... .

-- Да, он ..., -- согласился лорд Эмсворт, как всегда честный в суждениях. -- И все же помни: он твой гувернер.

-- Ну да, но я не понимаю, почему мне навязывают гувернера во время летних каникул. Я потею, как скотина, всю осень и зиму в школе, -- сказал Джордж, и голос его задрожал от жалости к самому себе, -- и вдруг -- раз! -как палкой по голове... в самые каникулы тебе на шею навешивают гувернера! Я это называю свинством!

Лорд Эмсворт мог бы сказать мальчику, что в Бландингском замке назревает свинство и почище этого, но воздержался. Он отпустил его с доброй, сочувственной улыбкой и продолжал любовно поглаживать духовое ружье.

Как и у многих людей, вступающих в осеннюю пору жизни, у лорда Эмсворта была память особого рода. Ей нельзя было доверять ни на йоту, если речь шла о событиях, случившихся вчера. От нее почти всегда было мало толку даже в таких мелочах, как поиски шляпы, которую он куда-то положил пять минут назад. Но в качестве компенсации его память могла служить полной энциклопедией отдаленного прошлого. Его детство разворачивалось перед ним как открытая книга.

Лорд Эмсворт погрузился в приятные воспоминания детства. Счастливые дни, счастливые дни! Он ясно увидел дядю, подарившего ему точно такое же ружье, из которого его сестра Джулия стреляла в гувернантку. Он вспоминал бодрые, ветреные утренние часы, когда он крался по двору конюшни в надежде подстрелить крысу -- и мог похвастаться славными трофеями. Странно, что бег времени убил это желание бродить с духовым ружьем и брать что-нибудь на мушку...

Но смог ли?

Со странной дрожью, из-за которой его пенсне закачалось на носу, лорд Эмсворт внезапно осознал, что не смог. Время смогло лишь ненадолго подавить желание целиться -- лет этак на сорок или около того. Он вдруг осознал, что это желание, находившееся в состоянии спячки -- скажем, лет пятьдесят, -все еще тлело где-то в глубинах его естества. И теперь оно мало-помалу начинало в нем бродить. И пока он сидел, любовно поглаживая ружье, он медленно, но верно снова превращался в потенциального стрелка.

Ружье вдруг выстрелило, вдребезги разбив бюст Аристотеля.

Этого оказалось достаточно, чтобы в нем пробудился старый охотничий инстинкт. Перезарядив ружье с быстротой и ловкостью какого-нибудь лесного следопыта, лорд Эмсворт подошел к окну. Он пребывал в некоторой нерешительности относительно того, что он будет делать, оказавшись у окна, -- у него только созрело ясное намерение разрядить ружье в какую-нибудь цель. В его голове промелькнули слова Джорджа "пулять в коров", и это в какой-то мере помогло ему сформулировать идею о возможной цели. Правда, по террасе Бландингского замка коровы не разгуливали. Но все же какая-нибудь шальная могла и забрести -- от коров можно ожидать чего угодно.

Коров на террасе не оказалось. Но там оказался Руперт Бакстер. Экс-секретарь как раз собирался бросить сигаретный окурок.

Большинство мужчин не обращают внимания, куда они бросают окурки. Их пепельница -- весь мир. Но у Руперта Бакстера была душа аккуратиста. Правда, он позволил окурку упасть на землю, как это сделал бы всякий обыкновенный молодой человек, но как только он это сделал, пробудилась его лучшая половина. Он нагнулся, чтобы подобрать предмет, нарушающий гармонию гладких, плоских камней; и манящий вид его заднего фасада явился искушением, которому не смог бы противиться и более сильный человек, чем лорд Эмсворт.

Он нажал на курок, и Руперт Бакстер с громким воплем подскочил в воздух. Лорд Эмсворт снова уселся в кресло и раскрыл "Уход за свиньями" Уиффи.

В наши дни все интересуются психологией преступника. Поэтому рассказчик может, не рискуя злоупотребить вниманием читателя, задержаться на этом месте повествования и исследовать душевное состояние лорда Эмсворта после совершения им только что описанного черного деяния.

Сначала, после того как он уселся в кресло и начал перелистывать страницы Уиффи, его охватило нечто вроде мягкой, приятной истомы; он почувствовал своего рода трепетную радость, как если бы он заслужил всенародное признание каким-нибудь выдающимся поступком на благо общества.

Причиной этого трепетного теплого чувства был не просто тот факт, что он заставил своего бывшего служащего проделать такой славный прыжок. Особое удовлетворение он испытывал оттого, что оказался таким великолепным стрелком. Он был самолюбивым человеком, и хотя в разговоре с внуком Джорджем старался не показать своих эмоций, ему не удалось полностью скрыть, что его глубоко уязвило легкомысленное замечание мальчика, подвергшее сомнению его меткость в те времена, когда он был обладателем духового ружья. "И тебе удалось что-нибудь подстрелить, дедушка?" Мальчишки говорят такие фразы безо всякого намерения нанести обиду, и тем не менее они пронзают броню самолюбия. "И тебе удалось что-нибудь подстрелить, дедушка?" Поистине неслыханное нахальство! Попробовал бы Джордж, сорок семь лет не нажимая на курок, с первого же выстрела влепить пульку в филейную часть секретаря с такого расстояния! Да к тому же еще при неважном освещении.