Эмигранты. Поэзия русского зарубежья - Георгий Адамович

Звезда морей, Мария

На диких берегах БретаниБушуют зимние ветры.Пустуют в ветре и туманеРыбачьи черные дворы.

Печально поднят лик МадонныВ часовне старой. Дождь сечет.С ее заржавленной короныНа ризу белую течет.

Единая, земному горюПричастная! Ты, что далаСвое святое имя Морю!Ночь тяжела для нас была.

Огнями звездными над намиПылал морозный ураган.Крутыми черными волнамиХодил гудящий океан.

Рукой, от стужи онемелой,Я правил парус корабля.Но ты сама, в одежде белой,Сошла и стала у руля.

И креп я духом, маловерный,И в блеске звездной синевыТуманный нимб, как отблеск серный,Сиял округ твоей главы.

(1920)

Изгнание

Темнеют, свищут сумерки в пустыне.              Поля и океан…Кто утолит в пустыне, на чужбине              Боль крестных ран?Гляжу вперед на черное распятье              Среди дорог —И простирает скорбные объятья              Почивший Бог.

Бретань, 1920

Канарейка

На родине она зеленая…

Брэм

Канарейку из-за моряПривезли, и вот онаЗолотая стала с горя,Тесной клеткой пленена.Птицей вольной, изумруднойУж не будешь — как ни пойПро далекий остров чудныйНад трактирною толпой!

10. V.21

«У птицы есть гнездо, у зверя есть нора…»

У птицы есть гнездо, у зверя есть нора.    Как горько было сердцу молодому,Когда я уходил с отцовского двора,    Сказать прости родному дому!

У зверя есть нора, у птицы есть гнездо.    Как бьется сердце, горестно и громко,Когда вхожу, крестясь, в чужой, наемный дом    С своей уж ветхою котомкой!

25. VI. 22

Сириус

Где ты, звезда моя заветная,     Венец небесной красоты?Очарованье безответное     Снегов и лунной высоты?

Где молодость простая, чистая,     В кругу любимом и родном,И старый дом, и ель смолистая     В сугробах белых под окном?

Пылай, играй стоцветной силою,     Неугасимая звезда,Над дальнею моей могилою,     Забытой Богом навсегда!

22. VIII. 22

«И вновь морская гладь бледна…»

И вновь морская гладь бледнаПод звездным благостным сияньем,И полночь теплая полнаОчарованием, молчаньем —Как, Господи, благодаритьТебя за все, что в мире этомТы дал мне видеть и любитьВ морскую ночь, под звездным светом!

Засыпая, в ночь с 24 на 25. VIII.22

«Все снится мне заросшая травой…»

Все снится мне заросшая травой,В глуши далекой и лесистой,Развалина часовни родовой.Все слышу я, вступая в этот мшистыйПриют церковно-гробовой,Все слышу я: «Оставь их мир нечистыйДля тишины сей вековой!Меч нашей славы, меч священныйСними с бедра, — он лишний в эти дни,В твой век, бесстыдный и презренный.Перед Распятым голову склониВ знак обручения со схимой,С затвором меж гробами — и храниОбет в душе ненарушимо».

27. VIII.22

Петух на церковном кресте

Плывет, течет, бежит ладьей,И как высоко над землей!Назад идет весь небосвод,А он вперед — и все поет.

Поет о том, что мы живем,Что мы умрем, что день за днемИдут года, текут века —Вот как река, как облака.

Поет о том, что все обман,Что лишь на миг судьбою данИ отчий дом, и милый друг,И круг детей, и внуков круг,

Что вечен только мертвых сон,Да божий храм, да крест, да он.

12. IX. 22 Амбуаз

«Что впереди? Счастливый долгий путь…»

Что впереди? Счастливый долгий путь.Куда-то вдаль спокойно устремляетОна глаза, а молодая грудьЛегко и мерно дышит и чуть-чутьВоротничок от шеи отделяет —И чувствую я слабый ароматЕе волос, дыхания — и чуюБылых восторгов сладостный возврат…Что там, вдали? Но я гляжу, тоскуя,Уж не вперед, нет, я гляжу назад.

15. IX. 22

«Опять холодные седые небеса…»

«Опять холодные седые небеса,Пустынные поля, набитые дороги,На рыжие ковры похожие леса,И тройка у крыльца, и слуги на пороге…»

— Ах, старая наивная тетрадь!Как смел я в те года гневить печалью Бога?Уж больше не писать мне этого «опять»Перед счастливою осеннею дорогой!

7. VI.23

«Только камни, пески, да нагие холмы…»

Только камни, пески, да нагие холмы,Да сквозь тучи летящая в небе луна, —Для кого эта ночь? Только ветер, да мы,Да крутая и злая морская волна.

Но и ветер — зачем он так мечет ее?И она — отчего столько ярости в ней?Ты покрепче прижмись ко мне, сердце мое!Ты мне собственной жизни милей и родней.

Я и нашей любви никогда не пойму:Для чего и куда увела она прочьНас с тобой ото всех в эту буйную ночь?Но Господь так велел — и я верю ему.

(1926)

«Земной, чужой душе закат!..»

Земной, чужой душе закат!В зеленом небе алым дымомТуманы легкие летятНад молчаливым зимним Крымом.

Чужой, тяжелый Чатырдах!Звезда мелькает золотаяВ зеленом небе, в облаках, —Кому горит она, блистая?

Она горит душе моей,Она зовет, — я это знаюС первоначальных детских дней, —К иной стране, к родному краю!

Отрывок

Старик с серьгой, морщинистый и бритый,Из красной шерсти вязаный берет,Шлыком висящий на ухо сто лет,Опорки, точно старые копыта,Рост полтора аршина, гнутый стан,Взгляд исподлобья, зоркий и лукавый, —Мила мне глушь сицилиан,Патриархальные их нравы.

Вот темный вечер, буря, дождь, а онБредет один, с холодным ветром споря,На дальний мол, под хмурый небосклон,К необозримой черни моря.Слежу за ним, и странная тоскаТомит меня: я мучаюсь мечтами,Я думаю о прошлом старика,О хижинах под этими хребтами,В скалистой древней гавани, кудаЯ занесен, быть может, навсегда…

Портрет

Бродя по залам, чистым и пустым,Спокойно озаренным бледным светом,Кто пред твоим блистающим портретомЗамедлит шаг? Кто будет золотымВосхищен сном, ниспосланным судьбоюВ жизнь давнюю, прожитую тобою?— Кто б ни был он, познаешь ты, поэт,С грядущим другом радость единеньяВ стране, где нет ни горести, ни тленья,А лишь нерукотворный твой Портрет!

«Уж ветер шарит по полю пустому…»

Уж ветер шарит по полю пустому,Уж завернули холода,И как отрадно на сердце, когдаИдешь к своей усадьбе, к дому,В студеный солнечный закат.А струны телеграфные (гудят)В лазури водянистой, и рядамиНа них молоденькие ласточки сидят.Меж тем как тучи дикими хребтамиЗимою с севера грозят!Как хорошо помедлить на порогеПод этим солнцем, уж скупым,—И улыбнуться радостям былымБез сожаленья и тревоги!

«Ночью, в темном саду, постоял вдалеке…»