Браво_Два_Ноль - Энди Макнаб

Никто из нас четверых не прошел отбор. Я перед испытанием на выносливость не смог совершить тридцатикилометровый маршбросок по маршруту, обозначенному на схематической карте. Я был страшно зол на себя, но по крайней мере понял, что буду пробовать снова.

Возвратившись в Германию, я вынужден был сносить бесконечные нападки по поводу своей неудачи. В основном издевались надо мной трусливые слабаки, у которых не хватало духа попробовать самим. Мне было все равно. Я был молодым, да ранним, и самый простой выход заключался в том, чтобы остаться в батальоне и стать большой рыбой в маленьком пруду, но я начисто потерял интерес к этому. Зимой 1984 года я снова подал рапорт с просьбой допустить меня к отборочным экзаменам. Все рождественские праздники я провел в Уэльсе, напряженно готовясь к испытаниям. Дебби была от всего этого не в восторге.

Отборочные экзамены зимой – это чтото страшное. Большинство кандидатов отсеивается в первую неделю четырехнедельного испытания на выносливость. Речь идет об Уолтерах Митти,[6] о тех, кто подготовился недостаточно хорошо или получил травму.

Попадаются и полные придурки, уверенные в том, что SAS – это сплошные Джеймсы Бонды и штурмы посольств. Эти люди не понимают, что в полку остаешься попрежнему солдатом, и испытывают настоящий шок, узнав, что такое отборочные экзамены.

Единственный плюс зимних экзаменов заключается в погоде. Рысаков, способных летом носиться по полям и лесам, словно одержимые, зимой сдерживают снег и туман. Шансы всех здорово уравниваются, когда приходится идти по пояс в снегу.

Я прошел отбор.

После первого этапа начинается четырехмесячная подготовка, включающая горячие деньки в джунглях Азии. Последним серьезным испытанием является тест на выживание в боевой обстановке. На протяжении двух недель нас учили искусству выживания, после чего отправили к врачу. Тот пошерудил у каждого пальцем в заднице, ища, нет ли там батончика «Марс», после чего нас выпустили в Черных горах в гимнастерке и бриджах времен Второй мировой войны, с шинелью без пуговиц и в ботинках без шнурков. Охотилась за нами рота гвардейцев на вертолетах. Каждому солдату за поимку одного из нас был обещан двухнедельный отпуск.

Я провел в бегах двое суток в обществе трех «старичков» – двух летчиков военноморской авиации и техника Королевских ВВС. Нам нужно было держаться всем вместе, и я проклинал судьбу, таская за собой эту жуткую троицу неподъемных гирь. Для них исход охоты не имел значения; после трехнедельных сборов они возвращались домой, к горячему чаю и медалям. Но если кандидат в SAS не проходил тест на выживание, его заворачивали.

Мы отдыхали в одной из контрольных точек, и двое дежуривших заснули. Как снег на голову на нас свалился вертолет, набитый гвардейцами, и нам пришлось спасаться бегством. После непродолжительной погони нас схватили и доставили в лагерь.

Несколько часов спустя, когда я стоял на коленях, с моих глаз сняли повязку, и я увидел перед собой старшину, руководившего учебой.

– Мне можно собирать вещи? – жалобно спросил я.

– Нет, болван. Забирайся обратно в вертолет и на этот раз не оплошай.

Мне повезло. Старшина был в хорошем настроении. Сам в прошлом служивший в Королевской гвардейской дивизии, он был доволен слаженными действиями своих бывших сослуживцев.

Следующий этап зависел исключительно от меня одного, что меня полностью устраивало. Наши перемещения между контрольными точками были задуманы так, что в конце концов все мы попали в плен и подверглись допросу. Нас учили быть серыми человечками – чем мы и старались изо всех сил казаться. Меньше всего тебе нужно, чтобы тебя выделили из общей массы, как того, кого стоит допросить более тщательно. Лично мне эта стадия показалась относительно легкой, потому что, несмотря на словесные угрозы, никто никого не бил, и все знали, что до этого дело не дойдет. Да, было холодно, сыро и голодно, жутко неуютно, но надо было просто держаться, скорее в физическом плане, чем в моральном. Я не мог поверить, что ктото поднимал лапки кверху именно в эти последние несколько часов.

Кончилось все тем, что во время одного из допросов в комнату вошел парень, который дал мне миску супа и объявил, что все осталось позади. После чего последовал детальный разбор, потому что не только те, кто ведет допрос, могут вытянуть чтолибо из тебя, но и наоборот. Всетаки рассудок мой оказался задетым: я с удивлением обнаружил, что сбился в оценке текущего времени на шесть часов.

Затем последовали две недели огневой подготовки в Херефорде. Инструктора подходили к каждому из нас разборчиво. Если новобранец попадал к ним прямиком из интендантского корпуса, они терпеливо начинали с чистого листа; если же перед ними был сержант пехоты, они требовали от него совершенства. Далее последовали прыжки с парашютом на авиабазе БризНортон, и после тягот и лишений отборочных экзаменов это показалось месяцем в доме отдыха на берегу моря.

Когда после шести долгих, выматывающих месяцев мы вернулись в Херефорд, нас по одному пригласили в кабинет командира полка. Вручая мне знаменитый берет песчаного цвета с крылатым кинжалом, он сказал:

– Только не забывай, сохранить его гораздо труднее, чем получить.

В тот момент я не понял смысл этих слов: мне приходилось сдерживаться изо всех сил, чтобы не сплясать джигу.

Как всегда, большая часть пополнения состояла из бывших пехотинцев; кроме того, были один сапер и один связист. Из ста шестидесяти кандидатов, приступивших к первому этапу, отбор прошли только восемь человек – один офицер и семеро сержантов.

Офицеры служат в SAS только по три года, хотя впоследствии они имеют право вернуться на второй срок. Я же как сержант имел впереди весь остаток двадцатидвухлетнего контракта с армией – теоретически еще целых пятнадцать лет.

Нас распределили по ротам. Каждый человек имеет право сказать, куда он хочет: в горную, моторизованную, морскую или парашютную роты, и, если есть возможность, это желание стараются удовлетворить. В противном случае все зависит от того, где именно ощущается нехватка личного состава и какими навыками обладает новичок. Я попал в парашютную роту.

У каждой из четырех рот свой собственный непохожий характер. Ктото метко сказал, что в ночном клубе рота «А» будет сидеть вдоль стены, не обмениваясь ни словом ни с кем, в том числе и друг с другом, и лишь недобрым взглядом окидывать происходящее вокруг. Рота «Ц» будет оживленно болтать, но только между собой. Рота «Д» будет толпиться у края танцевальной площадки, таращась на женщин; а рота «Б» – моя рота – полностью оккупирует танцплощадку и будет отрываться по полной программе.

Дебби, вернувшись из Германии, присоединилась ко мне в Херефорде. Мы с ней почти не виделись с тех пор, как я в январе приступил к отборочным экзаменам, и она совсем не обрадовалась, что на следующий день после ее приезда меня снова отправили в джунгли на двухмесячную подготовку. Вернулся я в пустую квартиру. Дебби собрала вещи и возвратилась домой в Ливерпуль.

В декабре следующего года я начал встречаться с Фионой, своей соседкой. В 1987 году у нас родилась дочь Кэти, а в октябре того же года мы поженились. В качестве свадебного подарка полк на два года отправил меня служить за границу. Домой я вернулся в 1990 году, но в августе, всего через пару месяцев после моего возвращения, наш брак с Фионой распался.

В октябре 1990 года я познакомился с Джилли. Это была любовь с первого взгляда – по крайней мере так она мне сказала.

ГЛАВА 3

В 7.50 утра мы собрались в кабинете командира роты, и он повел нас ставить боевую задачу. Все были в приподнятом настроении. Каждый захватил с собой по фляжке из нержавеющей стали и по нескольку плиток шоколада. День обещал быть долгим, и экономия времени на обеденные перерывы должна была позволить нам сосредоточиться на более важных вещах.

Я все еще не мог опомниться от радости по поводу того, что меня назначили командиром группы и что мне предстояло работать вместе с Винсом. Винсу, рослому 37летнему старику, оставалось служить в полку два последних года. Невероятно сильный, он великолепно лазил по горам, плавал с аквалангом и бегал на лыжах; где бы ни ходил Винс – даже в горах, у него был такой вид, словно он держал под мышками два бочонка пива. Все в этом мире было для Винса «долбаным дерьмом», причем произносил он эти слова с сильнейшим суиндонским акцентом, но он беззаветно любил наш полк и был готов защищать его, даже когда ктонибудь из наших жаловался на жизнь. Сам Винс переживал только по поводу того, что его двадцатидвухлетний контракт подходил к концу. Он попал к нам из артиллерии. Своей внешностью Винс полностью соответствовал образу бойца SAS, каким его представляют в армии: с суровым лицом, жесткими вьющимися волосами, баками и большими усами. Поскольку Винс успел послужить в полку чуть больше меня, я надеялся, что он станет мне полезным советчиком.