Старичок с Большой Пушкарской - Александр Житинский

В целях борьбы с окислами Санька проштудировала учебник химии для седьмого, хотя сама училась еще в шестом. В том же учебнике она нашла слово «коррозия», которое стала применять ко всем явлениям жизни, вызывающим отвращение.

Например, сбор макулатуры и пионерский сбор считались у Саньки явлениями коррозии, в окислах ходили Раймонд Паулс, Юрий Антонов и почти все персонажи «Утренней почты». В душе она считала окислом даже Гребенщикова, но никогда его так не называла, чтобы не обидеть Крошу, потому что Кроша тащилась на «Аквариуме» с детского сада.

С обыкновенными химическими окислами, то есть со ржавчиной, Санька расправлялась просто. Раз в месяц, обычно по субботам, когда мама уходила на занятия балетного кружка, а дедушка на заседание Совета ветеранов, Санька забиралась в антресоль с тазиком мыльной воды и масленкой от маминой швейной машины. Там она тщательно промывала каждый экспонат, протирала его сухой тряпочкой и смазывала машинным маслом. Закончив работу, Санька усаживалась под фотографией того самого металлического фашиста из «Айрон Мейден» и любовалась своим богатством, отливавшим влажным синеватым блеском. В антресоле приятно пахло машинным маслом, проклятые окислы тихо лежали на дне тазика; чугунный утюжок, цепь от собаки, фреза – все было тяжеленьким, чистеньким, опасненьким, прямо прелесть.

Иногда к Саньке присоединялась Кроша – и они сидели рядышком, каждая в своем хайратнике: у Кроши в виде вязаной шерстяной ленточки, а у Саньки в виде кожаного ремешка, прошитого заклепками.

В благодарность за то, что Кроша заходит в металлический тайник, Санька летом ездила с нею в Юкки, собирала полевые цветы и украшала вместе с Крошей портрет Гребенщикова, висевший над секретером Кроши совершенно открыто. Крошины родители слушали Баха и «Кинг Кримсон», знали слово «постпинкфлойд», в общем, были довольно продвинутыми. Но не настолько, чтобы увлекаться металлом, так что и в их доме Санька была вынуждена держать язык за зубами.

В полный рост Санька оттягивалась только в безалкогольном баре «Космос», где по вечерам собирались местные любители металла и тихо поедали мороженое, звякая болтами и гайками. На эти вечера Санька надевала цепь от собаки, служившую предметом зависти. К сожалению, металлические приятели были весьма неряшливы в смысле коррозии, их атрибутика была подозрительно рыжеватой, а об окислах они и слыхом не слыхивали.

Поэтому Санька испытывала одиночество.

Глава 4

Телефонный звонок раздался под утро.

Санька мгновенно проснулась, скатилась с антресолей, но трубку сразу не сняла – чего-то испугалась. В ранних телефонных звонках есть некая угроза. Несколько секунд Санька неподвижно смотрела на аппарат, но потом догадалась: это же мама звонит! Наверное, у нее поезд пришел рано, вот она и звонит. Она уже так звонила из Мышкина, на третий день после отъезда.

Санька схватила трубку.

– Это я, Альшоль, – раздался знакомый голос. – Прости, что разбудил тебя. Меня сейчас забирают, мне позволили предупредить тебя, чтобы ты не волновалась, когда сегодня придешь.

– Куда забирают?! – закричала Санька.

– Я не знаю. Они собираются меня лечить.

– Стой там! Ничего им не говори, никуда не соглашайся ехать! Я сейчас бегу! – выпалила Санька, бросила трубку и принялась одеваться, как на пожар.

Проснувшаяся Аграфена с ужасом следила за ней.

– Сиди, Аграфена! Я сейчас! – крикнула Санька и выскочила из дома.

На Большом проспекте дорогу Саньке преградили поливальные машины, которые шли уступом, брызжа из раструбов плоскими струями воды. Саньку обдало облаком мельчайших брызг. Это освежило ее и придало решимости.

Она подбежала к телефонной будке и увидела фургон с красным крестом, двух рослых санитаров в белых халатах и милиционера в фуражке. Санитары пытались посадить в фургон Альшоля. Он упирался, болтая в воздухе ногами и извиваясь под своей зеленой рясой.

Санька, не раздумывая, кинулась к ним.

– Дедушка! – завопила она, обнимая Альшоля и стараясь оторвать его от санитаров. – Ты нашелся! Пойдем скорее домой!

Санитары отпустили Альшоля и уставились на Саньку с недоумением.

– Это мой дедушка, – принялась она тараторить, чтобы не дать санитарам опомниться. – Мама уехала на гастроли, а дедушка десять дней назад пошел на Сытный рынок и пропал! И вот нашелся! У него бывают провалы в памяти, это результат контузии на войне…

Первым опомнился участковый инспектор.

– Какая контузия! Какой дедушка! – воскликнул он, подойдя к Альшолю и взяв его за рукав хламиды. – Это бомж Альшоль, приехал из Фассии. У меня все зафиксировано.

– Да, Альшоль! Так его звали в детстве! – вдохновенно врала Санька. – На самом деле это мой дедушка Игорь Павлович Потапов, ветеран войны и труда, полковник бронетанковых войск в отставке, кавалер орденов Боевого Красного Знамени и Красной Звезды!

Альшоль только смущенно хлопал ресницами, ничего не понимая.

– А чего же он будке ночует?

– Я же говорю: он забыл дорогу домой. Провалы… У вас разве не бывает провалов?

– У меня провалов не бывает, – хмуро заявил Мулдугалиев. – А откуда у него этот халат? – он подергал Альшоля за зеленый рукав.

– Дедушка борется за чистоту окружающей среды, – выпалила Санька, еще не успев сообразить ответ – слова вылетали сами собой. – Он носит все зеленое! Зеленые носки, зеленые трусы, зеленые рубашки! Раньше он ездил в зеленом танке!

Восточные глаза лейтенанта Мулдугалиева остановились. Он не мог переварить обрушившуюся на него информацию.

– Значит, все равно лечить надо, – наконец подвел он итог своим раздумьям. – Сажайте! – указал он санитарам на Альшоля.

Те снова подхватили Альшоля под мышки и принялись запихивать в фургон, причем Санька повисла на воображаемом дедушке и, отчаянно крича, отбивалась вместе с ним от санитаров. Участковый Мулдугалиев безуспешно пытался оторвать девочку от Альшоля.

И тут все увидели, что со стороны кинотеатра «Молния» к месту происшествия стремительно приближаются три крепкие мужские фигуры в спортивных брюках и майках. Они бежали молча и целенаправленно, согнув руки в локтях и блистая очаровательными мускулами.

Их вид не вызывал сомнений, что сейчас санитарам и милиционеру придется туго.

Санитары отпустили Альшоля и повернулись лицом к нападающим, приняв боевую стойку. Лейтенант попятился, шепча что-то про Аллаха.

Альшоль воспользовался их замешательством и потянул Саньку в сторону. Они провалились в подворотню. Там было темно, пахло сыростью.

– Стой! – крикнул Мулдугалиев, метнувшись за ними.

– Не трожь старика! – заорал культурист Федор, набрасываясь на санитаров.

Те приняли бой. Санька услышала, как с уханьем и бодрящими выкриками враждующие принялись осыпать друг друга ударами.

Мулдугалиев от боя уклонился. Он тоже оказался в подворотне, преследуя Саньку и Альшоля.

– Быстрее! – шепнул Альшоль. Он подтолкнул Саньку к обитой ржавым железом двери, на которой висел огромный замок.

Сзади прыжками приближался Мулдугалиев.

– Тетипуспро сталуйжапо! – проговорил Альшоль, обращаясь к двери. И затем впрыгнул в нее, таща Саньку за собой.

Окованная железом дверь оказалась податливой, как кисель. Санька пролетела сквозь нее, ощутив легкое дуновение, будто пересекла поток теплого воздуха. Дверь сомкнулась за ними, как ряска на поверхности пруда, а с той стороны уже бился в ржавое железо лейтенант Мулдугалиев.

– Стой! Открой, говорю! – кричал он, грохоча кулаками и ботинками в жесть. Но дверь снова обрела твердость и неприступность.

Санька со старичком оказались в темном коридоре, в конце которого слабо мерцало пятно света. Осторожно ступая, они пошли на свет. Крики инспектора за спиной стихли, Саньку и Альшоля окружила тишина, в которой слышались лишь звуки падающих с потолка капель.

Наконец они достигли круглой комнаты, где стоял стол с горевшей на нем свечой. Санька не сразу разглядела, что у стены, прямо на полу, сидит немолодая женщина в ярком сарафане, похожая на цыганку.

– Рыйдоб черве! – сказал Альшоль.

– Ветпри! – ответила женщина. – Чассей дембу шатьку!

– Босиспа, – поклонился ей Альшоль.

Она поднялась с пола и вразвалку ушла куда-то по другому коридору. Оттуда послышалось звяканье посуды.

Санька наклонилась к уху Альшоля.

– Где мы? – спросила она.

– Тс-с! Мы у скрытников. Потом объясню.

– А на каком языке ты говоришь?

– На оборотном, – сказал Альшоль. – На нем говорят скрытники и оборотни.

– Я же ничего не понимаю!

– А ты слушай внимательно. Очень простой язык. Каждое слово разбивается на слоги, потом слоги произносятся в обратном порядке. Тебя как зовут? Сань-ка? А по-оборотному будет Ка-сань.

– А тебя – Шольаль?

– Ну да! «Корова» будет по-ихнему «вароко», «птица» – «цапти». И так далее…