Тайна острова Солсбери - Сергей Зверев

В числе прочих достоинств я сразу отметил обалденную грудь. Не огромную, а высокую и шикарную.

Хронометраж сюжета был приличным – что-то около пятнадцати минут, и для его съемки тележурналистам потребовалось несколько дней. Мы подружились. А дабы продлить и упрочить знакомство с молодой красоткой, я пошел на хитрость.

Как-то раз я с заместителем Георгием сидел в комнате отдыха и потягивал холодный апельсиновый сок, Кораблева с парочкой коллег пила кофе.

– Знаешь, Катрин, за тобой замечена одна уникальная особенность, – произнес я с абсолютно серьезным видом.

– В смысле? – замерла она с чашечкой в руке.

– Поговаривают, что грудь некоторых женщин обладает способностью понижать артериальное давление.

Кораблева удивленно вскинула брови и непроизвольно глянула сверху вниз на свои прелести.

– Да-да, об этом говорят и пишут все известные кардиологи.

– Что же они говорят и пишут? – с сомнением спросила девушка.

– Будто даже кратковременное пребывание гипертоника вблизи лечебной груди понижает давление как минимум на десять миллиметров ртутного столба.

Коллеги Кораблевой улыбались, Жора едва сдерживал рвавшийся наружу хохот.

А я продолжал расставлять охотничьи силки:

– Так вот у твоей груди определенно есть такая способность – стоит тебе пробежать мимо, как мое давление резко понижается.

– Вы меня разводите, – покрылась румянцем Катрин, еще не понимая, что уже попалась в мои силки.

– Развожу?! Жора, тащи тонометр.

Предвкушая нечто неординарное, в комнату отдыха подтянулся народ.

Тонометр показал мои штатные 80 на 120 – как у космонавта. А будучи натренированным пловцом, я давно владел некоторыми приемами терапевтического снижения давления: расслаблением диафрагмы и мышц брюшной полости, несколько глубоких вдохов-выдохов и тому подобное.

Наступила очередь чудодейственных сисек. Катрин для порядка посопротивлялась, но под дружным напором зрителей уступила и подставила левую грудь.

Я прижался к ней щекой, сделал глубокий вдох и… услышал, как затрепетало Катькино сердечко. А под моим ухом явственно набух сосок.

Моя порочная фантазия моментально нарисовала радужные перспективы удачной охоты.

Придя в себя, Кораблева потребовала инструментального подтверждения магической составляющей своих сисек. Тонометр показал 65 на 110. Ахнули все, кроме моих коллег. Понимая суть прикола, они просто ржали.

С тех пор я с относительной регулярностью лечусь Катькиной грудью. А еще коленками. Они у нее тоже красивые…

Голос Катрин я услышал минут через двадцать.

– Привет, Женя, – устало сказала она. – Извини, не могла ответить сразу. Работы по горло.

– Завтра улетаю, – с грустью известил я. – Неплохо бы увидеться.

– Черт… у меня полный завал. Скоро дают в эфир мой сюжет, через два часа пробный прогон.

– Жаль…

– А ты надолго?

– Подписал годовой контракт. А там как получится.

– Черт, – повторила она. – Женечка, милый, я тоже хочу тебя увидеть. Может, утром?

Мне стало жаль эту хрупкую девчонку. Зная ее тяжелый и нервный график работы, я не стал настаивать на встрече. Поболтав с ней несколько минут и сказав на прощание несколько теплых фраз, от которых, как правило, млеют все женщины, я отключился.

Пора было отдохнуть перед началом новой жизни…

* * *

Следующим утром, отлично выспавшись без кошмарных сновидений, я встал пораньше, постоял под душем, выскоблил лицо бритвой, неспешно позавтракал и собрал в дорогу небольшую сумку, покидав в нее самое необходимое. На дворе было лето, но, следуя совету Ольги Ананьевны, я прихватил теплую одежку в виде шерстяных носков, толстовки и пуховика.

В последний раз окинув взором квартиру, доставшуюся мне за безупречную службу в секретном подразделении ФСБ, я зашнуровал кроссовки, переступил через порог и запер дверь.

Недалеко от подъезда многоэтажки поджидал любимый «швед» – старенький потрепанный автомобиль, успевший набегать по дорогам различных стран более четверти миллиона километров.

– Ну, поехали, прокатимся в последний раз, – забросил я сумку на заднее сиденье.

По правде говоря, я хотел навсегда расстаться с любимой машиной. По-моему, сегодня для этого настал подходящий момент: приехал в аэропорт, оплатил на сутки вперед стояночное место и смылся на год или на два. Что сделает владелец частной стоянки с машиной, если владелец не явился в положенный срок? Правильно: подождет для верности пару-тройку недель, а потом продаст какому-нибудь ценителю раритета за несколько тысяч, дабы окупить собственные расходы. Жаль, конечно, «шведа». Но девать его было некуда.

Однако в коварный план внезапно вмешался случай.

Крутанув ключ в замке зажигания, я не услышал привычного урчания двигателя.

– Странно… Я же не так давно поменял тебе нутро! В чем дело, парень?

Вторая попытка закончилась тем же результатом.

– Ты не хочешь расставаться? – прошептал я, поглаживая руль. – Но, пойми дружище, мне нужно уехать…

Я крутанул ключ в третий раз.

И опять ничего не изменилось. Даже не сработало реле и не заурчал топливный насос.

Между прочим, мой «швед» выглядит облезлым башмаком лишь снаружи, а внутри был оборудован весьма неплохо: комбинированный салон с трансформацией, очень приличный звук с усилителем и двенадцатью колонками, в широком подлокотнике охлаждаемый мини-бар, подсветка во всяких неожиданных местах. Правда, движок весьма преклонного возраста, и до его замены у меня не доходили руки. Иногда он глох, но заводился всегда с первого раза.

Покинув салон, я поднял капот; постоял с минуту, осматривая «кишки» – головку цилиндров, пыльные провода, воздушный фильтр… Все было на месте, все казалось исправным.

Вздохнув, я снова уселся в водительское кресло. И сам того не желая подумал: «Неужели он угадывает мои мысли? Глупости, конечно, но… почему же отказывается ехать именно сегодня?..»

– Приятель, – сказал я вслух, – уверяю тебя: мы еще увидимся.

Я прислушался, словно автомобиль мог ответить.

«Швед» упрямо молчал. Пришлось морщить лоб и чесать затылок…

Оставить автомобиль у подъезда собственного дома и умотать минимум на год мне не позволяло воспитание. По-человечески было жаль машину – искалечат, разобьют, разворуют местные гопники за здорово живешь.

До вылета оставалось не так уж много времени. И тогда я предпринял последнюю попытку, мысленно представляя, как достану из салона сумку, шибану ногой дверку и поплетусь к трассе ловить такси.

Автомобиль не реагировал.

Моя рука потянулась к дверной ручке… И тут меня осенило.

– А ведь это выход! – воскликнул я.

Дядя Паша – мой сосед по лестничной клетке, настоящий герой – кавалер двух орденов Славы, заядлый рыбак и просто замечательный мужик. Ему под девяносто, жена немного моложе; оба часто болеют. А самое главное – у него имеется неподалеку пустующий гараж. Ну как пустующий? Заваленный всевозможным рыбацким хламом, но без машины.

– Подожди, дружище, – покидаю салон. – Кажется, я нашел тебе надежное пристанище.

Забегаю в подъезд, вызываю лифт, поднимаюсь на свой этаж…

До некоторых пор мы с Павлом Петровичем и его женой Верой Степановной только здоровались, встречаясь в подъезде или около дома. А года три назад произошел случай, после которого по-настоящему сдружились. Выехав тогда со двора на «шведе», я повернул в сторону загородной базы «Фрегата» и неожиданно заметил престарелого соседа, сидящего на парапете возле станции метро. Что-то заставило принять вправо и остановиться. Я давненько его не встречал – может, что-то случилось?

Старик отрешенно глядел в асфальт. На коленях лежала крышка от картонной коробки, в ней были аккуратно разложены ордена и медали – его награды, кровью заслуженные на войне.

Я присел рядом.

– Здорово, дядя Паш.

Он посмотрел на меня выцветшими глазами. Не узнал.

Потом бледные губы тронула мимолетная улыбка.

– А, это ты, Женя. Здравствуй.

– Ты чего здесь?

– Да вот, – вздохнул он, – решил продать. На кой они мне…

– Как здоровье?

– Мое нормально.

– Веру Степановну давно не видать. Здорова ли?

– Болеет, – махнул он жилистой рукой. – Две недели не встает. И не знаю, встанет ли…

Голос старика задрожал.

Я забрал с его колен картонную крышку, сложил награды в целлофановый пакет и сунул в карман пиджака Павла Петровича. Тут же выгреб из собственного бумажника все деньги до последней купюры и положил в шершавую ладонь.

– Возьми, дядя Паша. И не продавай свою доблесть людям, которые ее недостойны.

Старик все-таки расплакался. Спрятав деньги, он снова вынул награды, поцеловал их. И прошептал мне вслед: