Без смягчающих обстоятельств - Михайлова Евгения

– Понятно. Банальная ситуация, – заметил Сергей. – Очередная нищая и озлобленная провинциалка рванула в столицу на охоту. Хочет все быстро и сразу. А что у этой Гриневой-Вольской с психическим здоровьем? Она точно в себе?

– Да в том-то и дело, – ответил Артем. – Абсолютно вменяемая. К тому же образованный, просвещенный, интеллигентный и чуткий человек. Став собственницей, приобрела массу достаточно продвинутых и даже влиятельных знакомых. Считает их верными друзьями. И почему-то никто ее не попытался предупредить, оттащить, они просто все испарились.

– Ну, это как раз объяснимо. Человеку невозможно помочь, если он не ищет, не хочет помощи. Навязать спасение почти нереально. Легче на самом деле закрыть на что-то глаза. Эта Вольская, видимо, жила с родителями в золотой клетке, воспитана на сказках, и у нее ноль жизненного опыта…

– Да в том-то и дело, что все наоборот. Семья была тяжелой, дочку родители забросили, она попала по суду в интернат для трудных подростков, потом очень тяжело выживала отдельно от близких. Жизнь наладилась только после смерти родителей. Квартира, деньги, участие в издании книг отца, сама стала писать. И тут появляется эта Лиля…

– То, что появляется эта Лиля, – практически закономерность. Рядом с благополучным человеком могут появиться сотни Лиль. Но как нормальный человек может повестись на такую аферу? Какие у тебя соображения?

– Мне кажется, это может быть следствием безграничной доброты, обостренного сострадания. Может, Иванова придумала какую-то трогательную историю… Это все, что я могу предположить, – произнес Артем.

– Такое бывает, – согласился Сергей. – Но разум должен был удержать ситуацию в рамках. Если он, как ты утверждаешь, есть. Нет, тут что-то другое. Очень похоже на шантаж.

– Но чем? Валентина – вся как на ладони. Не скрывается, не убивала, не занимается запрещенной деятельностью, не, не и не…

– На твоей ладони, Артем, только то, что ты вынимаешь из человека во время операции и рассматриваешь, – проговорил Сергей. – Но бывают у людей такие странные тайны: какая-то ерунда, таракан в голове, привычка, привязанность – и они трясутся над этим, как над главным сокровищем. У Валентины было в жизни что-то похожее на мужчину?

– Подробно не говорили об этом, но она в каком-то контексте уверенно заявила, что заводить семью категорически не хотела. Никаких мужей, детей. Бежала и пряталась от такой возможности. Ее семья – две кошки и две собаки.

– Как повезло Лиле, – произнес Сергей и встал. – Работаем. Свяжусь с тобой в течение двух дней.

На следующее утро Артем в глубокой задумчивости чуть не налетел у своего кабинета на санитарку Аллочку, которая прижалась к двери и, кажется, досыпала.

– Ой, – воскликнула она, – вы меня чуть не убили. Я вас давно жду, а то потом вас не поймать. У вас подряд две большие операции.

– Что-то случилось?

– Нет. Все замечательно. Может, впустите меня? Неохота на весь коридор говорить.

– Конечно, заходи. Так что у тебя?

– Это не совсем у меня. Завтра день рождения у нашей Валентины. И я подумала… Она же там будет одна мучиться… Она же без меня не могла помыться, в туалет сходить, а там темная дыра и пустота, если не считать нетрезвого Васю. И животных, конечно, которым тоже уход нужен.

– Подожди, Алла, ты ездишь к Валентине?

– Не то чтобы езжу, просто заскакиваю иногда. Я электросамокат купила.

– Боже, какой ужас. В смысле самоката. Ты такая рассеянная. И что ты хотела мне сказать?

– Я хотела предложить… Может, вы согласитесь… Давайте завтра съездим к Валентине? Поздравить. Я бы купила продуктов, приготовила бы что-то горячее, я умею. Она была бы счастлива, если бы вы заглянули.

– А ты с Валентиной обсуждала идею? Больные люди не очень радуются, когда на них незваные гости сваливаются.

– Я обсуждала! Я что – совсем глупая, чтобы без спросу. Она сказала, что была бы очень рада. Особенно, если вы… Она никого не ждет, говорит, что, может, только одна подруга заедет.

– В каком контексте Валентина сказала про подругу?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– В этом и сказала. Я говорю: «Хотела бы приехать поздравить, привезти что-то на стол, может, и Веригин захочет…» А Валя говорит: «Тогда, наверное, и подруга Лиля приедет, она хотела познакомиться с людьми, которые меня навещают после больницы. С врачом Лиля хотела поговорить».

– Это уже интересно, – заметил Артем. – Уточни, в котором часу мы можем приехать, чтобы совпасть с подругой. Я освобожу время. И возьми мою карту. Купи с утра в хорошем ресторане готовые блюда, чтобы точно вкусные и полезные. Фрукты, красное вино – спросишь, какое хорошее. И подарок надо бы…

– Вот я придумать не могу, что ей подарить. Тот случай, когда надо все и ничего…

– Посмотри в Интернете, где продаются ее сказки и книги отца. Выбери самые красивые издания. Ей точно понравится.

На следующий день они приехали к Валентине в семь часов вечера. У подъезда их встретил торжественный Вася в белой рубашке под синим пиджаком из лучших времен. Дверь в Валину квартиру была открыта. Она дрожала от волнения и усталости, опираясь на две палки. Видно было, что Валентина пыталась убрать квартиру, привести себя в порядок. На тщательно умытом лице горели красные пятна, волосы были еще влажными. В голубых глазах билось детское изумленное ожидание, перемешанное со страхом. Она была в своих черных брюках, вероятно, единственных у нее здесь, и бежевом джемпере.

Аллочка обняла Валентину, защебетала, вручила подарок в белой бумаге с розовым бантом. Валентина развернула, застыла, с трудом перевела дыхание. Затем погладила каждую книгу, как живое любимое существо, и отвернулась от гостей. Она пыталась не заплакать. Артем поднял сумку с едой, потянул Аллу за руку и повел ее на кухню. А там им навстречу двинулась, широко улыбаясь, коренастая кареглазая шатенка лет тридцати пяти. Это, конечно, была Лиля Иванова.

Особая подруга Валентины оказалась коммуникабельной, разговорчивой и жизнерадостной. Она и солировала весь вечер, как виновница торжества. Она знала толк в блюдах и винах, делилась новостями в области косметики и моды, своими предпочтениями и открытиями. Она умело и весело рассказывала истории с собачьих площадок, куда ходила гулять со своим джек-рассел-терьером. Называла имена людей, клички животных – это все была компания Валентины на протяжении многих лет. Это было так откровенно и очевидно, что гости ни разу не улыбнулись в самых смешных, казалось бы, местах. Артем смотрел на лицо Валентины, не в силах отвести взгляда. В ее глазах были боль и ужас. И только она искусственно смеялась и произносила восторженные фразы высоким голосом, готовым прорваться плачем.

«Вот она, изощренная пытка, – подумал Артем. – Ее публично истязают картинами украденного мира. Может, это на самом деле не просто корыстный замысел, как считает Сергей. Но и ненависть, угроза, шантаж. Но как это все возможно адресовать беспомощной Валентине? Беспомощной не только физически».

Когда Артем и Алла поднялись и стали прощаться, Лиля немного растерялась. Она явно не могла решить, уйти с ними или остаться еще.

– Поехали с нами, Лиля, – добродушно произнес Артем. – Моей пациентке необходимо отдыхать. Слишком много активности на сегодня. Вася, выведи собак, потом позвони мне, расскажешь, как себя чувствует Валентина. А ты, Валя, постарайся уснуть. Аллочка завтра приедет, немного приберет, я отпущу ее раньше.

Лиля смотрела на него прямым, пытливым и настороженным взглядом. Она не могла не понять, что ее предупредили о контроле. Артем не сомневался, что за таким взглядом что-то последует.

Во дворе они разошлись по машинам, кивнув на прощание друг другу.

А на следующий день к вечеру Лиля появилась на пороге кабинета доктора Веригина.

– Разрешите войти? У меня к вам серьезный разговор.

– Заходите. – Артем кивнул в сторону стула напротив своего стола.

Иванова была в роли матери Терезы, скорбно и достойно несущей свой тяжкий крест спасения страждущих. Она долго и довольно складно повествовала о том, какой мукой оказалась ее попытка помочь человеку с безумной потребностью рваться на край беды. Конечно, легче всего плюнуть и забыть нелепую дочь известных людей, которая не способна ценить ничего – ни того, что досталось ей от родителей, ни собственную жизнь.