Система отрасли конституционного права. Историко-теоретический очерк - Кирилл Кононов

Вместе с тем профессор Н.М. Коркунов и в трудах «законоискусников» отыскивает «лики» государственно-правовой материи. Так, обращаясь к неизданному «Краткому руководству к российским правам» академика Штрубе де-Пьемонта, профессор отмечает, что «к государственному праву относятся ближайшим образом две первые части, до известной степени соответствующие обычному разделению государственного права на государственное устройство и управление»35. Между тем работе «не хватает общего связующего начала, могущего объяснить соотношение той и другой части»36.

Критика Н.М. Коркунова разумна, но едва ли справедлива применительно к данному этапу развития юридической мысли. Отмечалось, что деятельность русских государствоведов до издания Свода законов Российской империи37 существенно «затрудняла необходимость собрания и сведения в одно целое законодательных фрагментов»38. Это верно. Вместе с этим маловероятно, что государствоведы того периода ощущали необходимость серьезной теоретической разработки государственно-правовых институтов, формализации предмета и системы отрасли. Исключительная ориентация на потребности практики государственных учреждений сконцентрировала научный потенциал столичных профессоров именно на толковании (описании) и надлежащем применении действовавших в Российской империи законов. Некоторые, продиктованные практическими потребностями, законодательные обобщения «законоискусников» имели, повидимому, главным своим положительным выходом удовлетворение необходимости подготовки Свода законов. Данный вывод является гипотетическим. Подготовка Свода, осуществляемая М.М. Сперанским, велась по двум направлениям: 1) составление выписок из законов и 2) историческое и догматическое изложение законодательства39. Таким образом, некоторые законоположения, включаемые в Свод, непосредственно не проистекали из действующих до кодификации законов, а явились плодом теоретических обобщений создателей Свода. Прямых свидетельств того, что М.М. Сперанский в связи с необходимостью толкования или теоретической разработки обращался к трудам «законоискусников», нам к моменту подготовки данного исследования обнаружить не удалось.

Весомый вклад в дело систематизации государственных законов и обособление догмы государственного права внес профессор И.В. Васильев, систематически изложивший начала русского государственного права – существо верховной власти и права состояния – сначала в речи 1824 г.40, затем, двумя годами позже, в своем первом учебнике41, который, по меткому замечанию А.В. РомановичаСлаватинского, был назван первым учебником русского государственного права42. По сути профессор Московского университета очертил этими двумя разделами границы главнейшего отдела в системе государственного права, позже названного юридическими позитивистами правом государственного устройства.

Действительную заслугу «законоискусников» составила, разумеется, не система изложения материала, а методология, которой они пользовались при изучении и комментировании законоположений. Сугубо практические цели могли быть достигнуты лишь посредством применения догматических и логических приемов при толковании и применении норм законов, что создало благоприятную почву для последующей собственно научной разработки государственно-правовой проблематики в формально-юридическом духе. В этом смысле традиция юридического позитивизма (если ее можно было тогда так называть), привнесенная на российскую почву в 1830-е гг. профессорами Г. Эверсом и К.О. Дюгамелем из германской юриспруденции, нашла для себя благодатные национальные условия. Основываясь на принципиальном методологическом сходстве, можно предположить, что предтечей позитивистского направления в русском государственном праве явилось именно «законоискусство», кстати, также западное по происхождению.

Исторически первый вариант систематизации государственноправовых норм, несомненно, принадлежал авторству дореволюционных позитивистов. Основанием такой системы выступало деление материального предмета отрасли на два отдела: государственное устройство и государственное управление. К первому из них относились нормы, регулирующие материальные государственные установления (взаимоотношения государства и подданных), ко второму – нормы, устанавливающие механизм реализации государственных установлений. В науке конституционного права такой подход был назван по имени своего автора «системой Дюгамеля»43. Впервые он нашел свое выражение в уже упомянутом нами учебнике по государственному праву 1833 г.44 Интересно то, что, несмотря на очевидную к тому времени новизну методологических подходов автора учебника к определению и предмета, и системы русского государственного права, в рецензии на книгу значилось: «Ученые не найдут в ней ничего для себя нового»45. Как бы то ни было, германская государственноправовая традиция была воспринята русскими государствоведами, и система Дюгамеля воспроизводилась в учебниках по государственному праву и лекционных курсах еще многие десятилетия. В большей или меньшей степени она стала ведущей парадигмальной посылкой для всех последующих представителей юридического позитивизма в отечественном государственном праве: профессоров А.Д. Градовского, Н.М. Коркунова, Н.О. Куплеваского, Н.К. Нелидова, М.И. Свешникова, В.И. Сергеевича, В.В. Сокольского, И.Е. Энгельмана. Не оставила эта система равнодушными и некоторых сторонников методологии социологического позитивизма. Так, профессор Б.Н. Чичерин строил свой лекционный курс по государственному праву 1861 г., по существу, в соответствии с системой Дюгамеля46.

Вместе с тем система Дюгамеля длительное время оставалась лишь формальным «путеводителем» для авторов учебных курсов в деле распределения материала по двум основным разделам – государственному устройству и государственному управлению. Теоретическое осмысление она получила только спустя сорок лет в трехтомном труде профессора А.Д. Градовского47. И вот в чем здесь дело. Издание в 1832 г. Свода законов Российской империи открыло новый этап в развитии догмы, что не могло не сказаться на становлении государственного права как отрасли права и области научного знания. По сути, в данный период впервые получает решение вопрос о предмете и системе отрасли48. Если до Свода, в отсутствие систематизированного законодательства, ученые были относительно свободны в поисках содержания и системы государственного права (если его можно было тогда так называть), то с изданием Свода наметилась новая закономерность – наука в вопросе системы отрасли и ее предмета стала чрезвычайно зависима от распределения томов Свода. В отсутствие стройной доктрины государственного права наука, покоившаяся в течение столетия на методологии «законоискусства», не смогла сразу предложить ничего лучшего, чем простое комментирование Свода, компиляция его статей, «не возводя их к общим началам и научным построениям»49. Так, профессор К.О. Дюгамель, формально восприняв германскую модель системы государственного права, подразделявшую его на право государственного устройства и право государственного управления, по существу, не рассматривал данные отделения теоретически – как подотрасли или институты (выражаясь современным языком), а лишь описывал их нормативное содержание сообразно системе и формулировкам Свода50. То есть исследовательская методология «законоискусников» осталась нетленной, пусть и в иных формальных рамках. Собственно и вопрос о предмете отрасли решался исключительно в пределах установления относимости того или иного тома Свода к государственному праву. Теоретического содержания категория предмета, разумеется, не имела.

Следует, вместе с тем, обратить внимание на формально скупое, но теоретически емкое указание профессора К.О. Дюгамеля на то, что «управление государственное в строгом смысле… не составляет государственного права (выделено мной. – К. К.); но важно потому, что объясняет механизм, посредством которого государственные установления осуществляются в государственном быту»51. Из выделенного фрагмента явствует, что, вопреки бытующему представлению о двухэлементной «системе Дюгамеля»52, автор недвусмысленно дает понять, во-первых, мысль о несовпадении системы отрасли/ науки и системы учебного курса, во-вторых, о непринятии им германской модели системы применительно к системе отрасли/науки и, в-третьих, о целях введения раздела о государственном управлении в учебник государственного права.