Пока я спала - Амалия Март

Повязку сними. Пожалуйста, — смягчаюсь.

Кто бы не был этот чувак — он пока единственный источник ответов и помощник.

— Наверное, лучше врач.

— Наверное, лучше я сама! — хватаюсь за края бинта свободной рукой и пытаюсь нащупать край. Завязали на славу. На бантик. Россия… — Я же не ослепла? — вдруг прорезается «гениальная» мысль.

То‑о‑олько не паниковать!

— Подожди, — грубые пальцы снова касаются моей руки, отодвигая.

Он долго возится, настолько, что я успеваю привыкнуть к теплу его рук у лица и запаху, что от него исходит. Теплого дерева. Странный аромат. Бинт спадает с глаз, искусственный свет бьет по зрачкам, заставляя зажмуриться. Но я вижу, слава богам.

— На брови швы, — вновь заговаривает мужчина. — Наверное, перевязали, как смогли.

— Коновалы, — откидываюсь на подушку, выставляю ладонь козырьком, защищаясь от слишком интенсивного света.

Глаза понемногу привыкают, открываются шире, перестают слезиться.

Я с интересом прохожусь взглядом по палате, в которой лежу. Наполовину выкрашенные в зеленый стены, коричневая плитка на полу, одеяло в цветочек на мне. Из сказки — в родные реалии. Да еще и с дырявой башкой. Круто.

Медленно перевожу взгляд на самый интересный объект в этой комнате. Колючий баритон. Даже с пеленой на глазах вижу, что мужчина и близко не похож на того, с кем я могла бы приятно провести время. Слишком тяжелый взгляд, слишком бородатый, слишком… обычный. Кто же ты?

— Ты еще что за хрен?! — выходит грубовато, но жизненно.

Угрюмый взгляд «не американца» становится еще более тяжелым, он открывает рот, желая, видимо, возмутиться моему эпитету «хрен», но не успевает. В двери появляется медсестра с капельницей в руках.

— А вот и наша черепно‑мозговая очнулась, — почему‑то восторженно говорит она. — Рады, что муж приехал?

Она кидает взгляд на лохматого чувака, чувак смотрит на меня, а я в свое безрадостное настоящее.

Нет. Ну нет.

Верните повязку мне на лицо, все‑таки я еще сплю.

* * *

— Это не мой муж, — тихо шепчу медсестре, когда она подходит менять мне капельницу.

Тихо, потому что итак мужика «хреном» назвала, неудобно продолжать тешиться над его эго. Кидаю взгляд на дверь, за которой он только что скрылся, бросив лаконичное «поговорю с доктором». Пусть поговорит, да, разберется в этой дикой путанице с женой, детьми, Марсельезой, или что он там плел…

— Ну а чей же? — удивляется круглощекая женщина, даже не пытаясь шифроваться, как я.

— Не знаю, — устало откидываюсь на подушках и прикрываю глаза. — Ай! — руку обжигает очередной жгут.

— Потерпи девочка, — мягко продолжает медсестра свои болезненные манипуляции. — Вот так, — тычет в меня иглой. — Это я ему набрала. Ты сама попросила кому‑нибудь позвонить, сил‑то не было. Это ж как тебя так, молодую и красивую угораздило? Напал кто?

Приклеивает к руке пластырь, фиксируя иглу, смотрит на штатив с капельницей, проверяя, пошло ли лекарство.

— Не помню, — болезненно морщусь я. — Подождите, с моего телефона ему позвонили?

— А то как же. Сама его мне в руки дала. Я контакты родных поискала, нашла «муж» и позвонила.

Такая прекрасная женщина. И бредит.

— И что, прямо «муж» написано было? — скептически смотрю на нее.

— Так и было, — кивает тетенька. — Вон, как примчался. С доктором договорился, так‑то тут в интенсивную терапию не пускают посетителей, — восхищается, собирая медицинские штучки от предыдущей капельницы.

Какого‑то левого мужика ко мне в палату пускают. Вот счастье‑то.

— А телефон мой где?

Наверняка там было написано что‑то типа «муж на час» или «муж…ик Катьки», а торопливая медсестра тыкнула не разобравшись.

— Так вот, — кивает на тумбочку. — Только он разрядился, — пожимает плечами. — А такой мудреной зарядки у нас нет, завтра новая смена выйдет, может у них будет.

— Спасибо, — благодарю, но не очень искренне. Устроила мне эта добрая женщина проблем на больную голову. Теперь разбирайся чей это лохматый лесник, и почему возле меня караулит.

Надо было звонить сестре, разве это не очевидно? Моя телефонная книга не так уж пестра на родственников!

— Ничего не жжет, не болит? — участливо интересуется.

— Нет, нормально, — чуть пододвигаю затекшую руку на кровати.

— Ты не шевелись, через двадцать минут приду, проверю. Если что — кричи.

Медсестра разворачивается и выходит из палаты, оставляя незабываемое послевкусие от российской медицины: если что, оказывается, надо кричать.

Я лежу на самой неудобной постели в мире с продавленным в районе поясницы матрасом и впервые критически анализирую сюр в котором оказалась. Я дома, вокруг зима, на мне пара приличных швов. Не был бы телефон разряжен, уже гуглила «необратимые повреждение мозга и их последствия». Мне срочно нужен врач.

Словно по мановению волшебной палочки, в дверях появляется доктор. Высокий, красивый и темноволосый. Кажется, я только что нашла новый фетиш — белый халат и стетоскоп. Уф, если бы не швы и капельница… Я привычно цепляю соблазнительную улыбку и пытаюсь приподняться, выставив единственное богатство в районе декольте на свет. Но больничный халат создан совсем не для красочных романов в рамках белых стен. Черт.

Завороженно наблюдаю, как статный мужчина уверенно входит в палату, вытаскивает ручку из нагрудного кармана, снимает с шеи стетоскоп.

— Королёва Мария Сергеевна, — зачитывает он с бумажки и поднимает на меня глаза.

— Марина, — поправляю я, переведя дыхание.

Как это часто со мной бывает, я заворожена мужчиной. Это происходит как по щелчку — раз — и я уже вижу его в кадре. Конкретно этого — раздетым. Я купаюсь в мягком тембре, впитываю плавные движения его тела, подмечаю лучшие ракурсы для новой истории, которую я могу поведать миру с помощью одного единственного идеального кадра. Я настолько глубоко погружаюсь в это медитативное состояние, что мужчина напротив смущается моего прямого взгляда и откашливается, пытаясь переключить фокус внимания. Хотя