О древнейшей истории северных славян до времен Рюрика, и откуда пришел Рюрик и его варяги - Александр Васильев

Глава вторая

Мои разыскания и доказательства, откуда пришел Рюрик и кто были его варяги

Non ex vulgi opinione, sed judice rationis Senae.

Bacon

Воздав должное благодарение святым монахам, сохранившим для нас, отдаленных потомков, деяния своих времен, и хотя небрежными словами, но указавшим путь к отысканиям древнейшим (Примечание 10), потщимся очистить от мглы веков их сказания, стереть с них ржавчину, наложенную умствованием не понявшего их иностранца Шлёцера, и со светочем русского чувства объясним проименование славян россиянами, и откуда пришел Рюрик и кто были его варяги.

Из всего вышеизложенного видим:

1) Сказание Иорнанда, готского историка, о существовании Новагорода и Славянска в VI веке (Карамзин находил сведения о построении Новагорода вскоре после Рождества Христова); сказания Ангария, проповедника христианства в Швеции, о разорении Славянска; легенды Скандинавии и финнов о русском Алдейгоборе[20]; неизвестность времен даже существования городов, которых видимы теперь только следы, как Кобыльего града близ Пейпуса и весьма многих других городищ; неизвестность времени построения многих и доныне существующих городов доказывает», что славяне Севера за много столетий до Рюрика имели оседлость, значительность и гражданственность, следственно, были столь же устроены, как и греки древних отдельных государств Греции, и, естественно, имели своих Демосфенов, Периклов, Фемистоклов, которые неминуемо проявятся в стране, раздробленной на малые области и управляемой выборными лицами. Но многие русские не хотят сообразить, что существование городов, то есть благоустроенных общин, не может быть без благоустроенности гражданской, и как бы боятся подумать, что северные до-рюриковские славяне, имея города, должны были иметь установления, законы, войны и замирения.

2) Славяне Севера, чуждые тревог и волнений южных славян, должны были иметь, как градожители, и свою степенную историю, прерванную великими внутренними междоусобиями, из которых выявился Рюрик с его новым однодержавным правлением, прерванную проникновением в Россию христианства, не только обратившего всех тогдашних писателей, то есть монахов, к греческим сказаниям, но увлекшего их в ненависть ко всему языческому, то есть ко всему прежде бывшему; отчего Нестор и все древние составители или переписчики истории России, начиная сказания свои от Сима, Хама и Иафета, передав хронологию греков, переходят прямо от греческого императора Михаила (при котором возникли сношения между греками и славянами севера, и с ними проникла в Россию христианская религия) к современным Михаилу событиям в России. Вот слово в слово начало сказания Нестора: «в лето ST… [6360] индикта EI [15] день наченша Михаилу царствовати, начата прозываться русска земля. О сем бо уведахом яко при сем Цари приходиша Русь на Царьгород, якоже пишется в летописании Гречестем, темже от селе начнем и числа положим». Но ныне видим мы из сказания Бертиния, что руссы приходили к Константинополю в первый раз как послы в 839 году, а по свидетельству Симеона Логофета – приходили в 852 году как враги на бесчисленной флотилии, и патриарх Фотий в своем циркуляре говорит о них в 866 году, следственно, все это было ранее прихода Рюрика в 859 году и доказывает древнейшее существование России могучим государством; но как греки не могли писать о событиях на севере России, бывших прежде этого времени, то и наши бытописатели монахи, считая себя более греками, чем славянами, с полным небрежением к временам языческим, начинают свою новую историю с IX столетия; историю, прерванную также изобретением в 863 году Кириллом и Мефодием новой греко-славянской грамоты, заменившей древнейшую славянско-глаголитскую и руны жрецов славянских, – причем грамота глаголитская, изобретенная (по сказаниям) святым Иеронимом в IV или V веке, сделалась достоянием и знаменем славян-католиков; а кирилловская – славян греко-руссов. (Приложение 11) Остатки же рун, вовсе нам непонятных, мы и теперь видим на Варашевом камне (у берега Ладожского озера) и многих других.

3) Руссы, одноплеменные новгородцам, кривичам, древлянам, полянам, радимичам и прочим, вовсе не происходили ни от шведов, ни от готов, ни от пруссов (с последними, по сказанию прусского историка Lucas-Dav, россияне вели войну еще в VI веке), но были самобытным славянским племенем. Неопровержимо, что одна часть руссов обитала у западных берегов Балтийского моря, за Одером, состояла в пределах Римской империи; ее русские Princeps, Dux и прочие, ратоборствовавшие на турнире в 937 году, неминуемо были католики; потому что по условию турнира только католики могли принимать в нем участие. Другая же часть руссов обитала вокруг Ильменя и в окрестностях Старой Руссы. Повторяю слова Воскресенской летописи: «И пришедше Словени, от озера Ладогскаго седоша около озера Ильменя и нарекошася Русь, реки ради Руссы, еже впадает в озеро», – и из этой части руссов образовались отдельные селения, вольные сечи удальцов руссов по рекам Варяжи и Варанды, впадающим в Ильмень и до сих пор сохранившим свои названия; но о существовании которых, кажется, и не ведают наши изыскатели Руси.

Между множеством рек и речек, впадающих в Ильмень (окрестные жители насчитывают до 170) четвертое или пятое место по водности своей занимает Варяжа (иные зовут ее Веряжа). Ныне она широтой до 70 сажень, а глубиной только от трех до четырех аршин; при ее устье стоит полузапустелый монастырь Развяжский-Перекомский. Один монах говорил мне, что в древности монастырь назывался по имени реки – Варяжский Перекопский, производя последнее название от какой-то переколи (перерыти, плотины). Вверх по реке Варяже, между деревнями Любоижмой и Горошковой, есть два насыпных песчаных кургана, на них не растут ни лес, ни трава, ветры и дожди многих столетий значительно уменьшили высоты, но не могли уничтожить, а прорытие их было бы любопытно. Близ второго кургана находится монастырь Клопский с мощами святого угодника Михаила, юродивого Клопского; церковь и многие службы построены царем Иоанном Васильевичем Грозным, но колодезь близ монастыря считается доисторической древностью. За Варяжей впадает в озеро река Звадна, потом Варанда, ее же зовут и Веренда (варягов звали также варанги, веренды и пр.), потом реки: Черная, Шелонь, впадающая двумя рукавами, и т. д. Замечательно, что берег Ильменя у Коростина зовется Городок, на нем есть погост городище; предание говорит о существовавшем тут городе, следственно, это место древнеисторическое; другая часть деревни Устрика зовется Слуда. В числе послов Игоря к константинопольскому императору был Слуда; Карамзин и его с другими товарищами обратил в скандинава – когда, быть может, он был владетель участка земли на берегу Ильменя и древнерусский человек.

Там же, где впадают в Ильмень Варяжа и Варанда, есть село Буреги, ручей Воецкий, губа Липайские ворота, остров Орелец, губа Орелецкие ворота, острова Большой и Малый Железна; близ озера есть гора Бронница, окруженная курганами. Эти от древности оставшиеся прозвания явно высказывают, что не смиренные хлебопашцы и рыболовы были древними обитателями края; им бы и в голову не пришло назвать незначительные речки, истоки и острова Воецкими, Липайскими, Орел едкими, Железными, а гору назвать Бронницкой.

Нестор, много читавший греческие сказания или переводы с греческих сказаний Григория Пресвитера Мниха и мало собиравший сведения с севера, мог назвать руссов заильменских, пришедших в Новгород от рек Варяжи и Варенды, руссами-варягами и прибавить: с берегов моря Варяжского, которое всем тогда писавшим грекам казалось разливавшимся у самого Новагорода, то есть Нестор, прозвавший все моря Европы Варяжскими, рассказывая и для него древнее предание о выходе первых варягов из-за моря, сам увлекся древним названием Ладожского озера и Ильменя – «отдаленнейшим краем Западного океана» (слова греческому императору VI века славянских послов к хану Аварскому) и не объяснительно бросил слово: «Рюрик и его варяги пришли из-за моря Варяжского», когда Рюрик пришел от реки Варяжи, что у озера Ильменя!..[21] Иначе, если бы Рюрик и его варяги были из-за Одера или из Скандинавии, то надо бы было их не призвать, но посылать за ними посольство, которое должно было проходить чуждые земли, переправляться морем – все это не могло бы укрыться от местных историков, и дело призвания не было бы, как понятно из сказаний Нестора, «домашним делом». Скандинавы и воины из-за Одера принесли бы с собой католицизм, в те времена владевший всем западом Европы, и сношения с Римом или верования в Одина и в мифологию скандинавов (датчане вполне приняли христианскую веру в 840 году, при Гормоне XXVII короле «по Маллету»; но христианство за много столетий было уже распространено по всей Скандинавии). Скандинавы внесли бы также язык свой, по крайней мере, испестрили бы славянский вводом чуждых слов, но у Нестора во всех его списках и в Переяславльском летописце нет ни одного речения неславянского[22].