Евангелие от Марии или немного лжи о любви, смерти и дееписателе Фоме - Моника Талмер

— Возьми деньги, Иуда, -вдруг сказал Иисус.

Иуда поднял голову, но не пошевелился.

— Сходи на базар, купи еды и возвращайся назад.

Иуда отрицательно покачал головой и опустил её снова.

— Пусть она идёт, учитель, -сказал Андрей. — Нам не нужны её деньги.

— Это наши деньги. И она никуда не пойдёт.

— Ну, всё! -Пётр хлопнул себя рукой по колену и встал. — С горы и вниз понесла нелёгкая!… Непременно нужно было тебе явиться с ней! Спала бы себе и дальше, краса многогрешная! Столько трудов — и всё теперь зря! Зря! И дня не прошло… Куда прикажешь идти теперь?

— Я пойду, Иисус, -сказала Мария, едва дыша. — Разве я в силах вынести это? О, зачем только ты позвал меня с собой! Я прожила целую жизнь за один день, счастье и несчастье, любовь и разлуку… Никого нет добрее тебя и лучше, но, верно, и одной ночи иногда бывает слишком много!

— Одной ночи? -Спросил Иисус, поднимаясь с земли. -Я смогу защитить тебя, я никому не дам тебя в обиду, теперь ты это знаешь. Но если есть другое место, где тебя ждут, куда зовёт тебя твоё сердце — значит, я ошибся, можешь уходить.

— Нет! -Вскрикнула Мария в страхе, что он мог подумать так. — Нет у меня теперь другой судьбы и другой дороги!

— Тогда оставайся со мной -все дни и все ночи. Пётр! Я ни слова более вам не скажу. Иуда принесёт еду, и мы отправимся смотреть закат к морю. Купи рыбы, Иуда — мы пожарим её и запьём хорошим вином.

— У нас дома полно рыбы, -сказал Иоанн. — Мы можем вернуться и принести.

— Слышал, что сказал Пётр? Назад уже дороги нет. Завтра мы отправимся в Кану. Беги на базар, Иуда, -солнце не будет ждать.

— Нет, нет… -пробормотала Мария, глядя вслед убегающему Иуде, — не спеши так, Иуда, можешь не спешить… пускай солнце подождёт…

Она опустилась на землю у ног Иисуса, и подняв голову, преданно посмотрела ему в глаза, ничего вокруг уже не замечая.

— А оно и правда, Иисус… -замявшись, сказал Пётр, неловко и сам присаживаясь рядом. — Тепло как, ночлега можно и не искать… Да и ужин на берегу получше будет… на что нам этот Сулима?

— Выходки его дочки уже вот где! -Заявил и Андрей, скривившись и указав на шею. — То умирает она, то прыгает, как коза…

— О, да… -смущённо подхватил Иоанн. — Всему городу известно, что это за девица…

— Как Иисуса увидит -так сразу помирать! — Разгорячился Пётр. — На лавку — и плохо ей! Пока он за руку её не возьмёт, не встанет, всё чтоб он рядом сидел! Ах, вот же ещё…

— Хорошо как с вами… -задумчиво сказал Иаков, перебивая его. — Ужин на закате, ночлег на берегу… а завтра в путь — и жизнь уже другая!

— Это что! Мы куда угодно можем пойти! -Похвастался Пётр. -Я завтра всё решу, увидите — не пожалеете!… Мария… Ты… ты пойдёшь с нами? — Хмурясь, спросил он робко.

— Конечно, она пойдёт с нами, Пётр, и никого не станет слушать, -за неё ответил Иисус, и сам садясь между ними. — Теперь нас ждёт долгая дорога.

— Расскажи нам, учитель… -попросил Пётр, заглядывая ему в глаза. — Расскажи, что нас ждёт… На что похоже Небесное Царствие?

— Да погоди, -обрвал его Андрей. — Иуда не слышит, пошёл за рыбой… нечестно так.

— Иуда у нас сам куда хочешь дорогу найдёт, и туда, и обратно… Расскажи, Иисус! Про Царствие… про весь мир расскажи!

Иисус страдальчески поморщился и поднял глаза к небу, на котором начинали уже сгущаться краски заката, и облака из белых становились тускло-синими. Подумав о чём-то, он улыбнулся, и лицо его посветлело. Чётче обозначилась на тонком носу маленькая горбинка, острее стал узкий подбородок, упавшие назад тёмные волосы открыли высокий чистый лоб. Вслед за ним Мария посмотрела в небо, изо всех сил пожелав угадать его мысль, и глаза её потеплели, подёрнулись поволокой… и тогда она улыбнулась тоже, едва сдерживая рвущуюся прямо из сердца неистовую радость — безмолвную, как знающая свой час стихия, и бесконечную, как путь до самой высокой звезды…

Дееписатель Фома

Тиха была галилейская Кана, в которую вошли они на рассвете. Дома, рассыпанные по зелёным холмам, красовались под первыми лучами солнца, улицы были пусты, и безветренное утро обещало вскоре превратиться в полуденный ад.

И овинов сладко пахло тёплым сеном, виноградные гроздья сочно висли над оградами и сами просились в мешок к Иуде, а в загонах робко блеяли проголодавшиеся барашки.

Мир изменился, и что-то ушло из него вслед за вчерашним закатом. Что-то, о чём не стоило жалеть. День, спешащий навстречу, был кристально чистым и новым, и был таким для всех, кто повстречался им в это утро.

Пётр дёрнул за руку Андрея, и они чуть отстали.

— Вербу для неё рвёт, -кивнул он. — Гляди, гляди… А ночью — видел, нет, — он с ней спал!

— О чём ты? Мы все спали рядом.

— Рядом, рядом… только она голову ему на грудь положила, он её обнял, вот так прямо… и спали! Это прошлой ночью, а нынче вечером ушли, бродили где-то, а когда спать вернулись, он её перед сном поцеловал!

— Всё, Пётр, слышишь? -Разозлился Андрей. — Какое нам дело… что по ночам? Ты спишь, и он спит… или ты сам хочешь спать с ним вобнимку?

— Да что это, доброе дело, что ли? На неё спокойно не посмотриш ведь, а он -погладит по голове — и спать! Скажешь, в синагогу не мог без неё придти? Всё не так, только она появилась, неизвестно, что будет ещё… В Кану вот притащились… к кому, зачем?

— Ему лучше знать, Пётр… оставь ты это, а? Может, ему легче с ней, говорить стал как складно… раньше ведь сказать не мог, чего хочет -а теперь посмотрит на неё, улыбнётся — и как говорит!

— Говорит-то он говорит, только после его непонятно куда заносит… Хотя ведь и раньше такое бывало… Эх, пошёл я найду синагогу, может, договорюсь!… Иуда, слышишь! -Крикнул он. — Разыщи базар, купи яиц… что из того, что ты наворовал винограда? Хлеба, молока… давай, давай!

К завтраку Пётр вернулся, и возбуждённо сообщил:

— Будет дело! Там чтец только рад будет, так что можем идти!

— Нет, ну надо же… -не мог он успокоиться, жуя хлеб. — Просто пришёл… просить никого не надо… говорю — Тору будет читать, с пояснениями… Что ни говори, а мне Кана уже нравится! Иуда, подай молоко! Ох, хорошее молоко… Только не надо больше про Царя… ладно, Иисус? Ведь только по шее получим…

Он вытер белую струйку, стекавшую по бороде, и широко улыбнулся.

После проповеди за ними увязался тощий нескладный Фома с сухим и невыразительным лицом.

— Что говорил ты о посеянных зёрнах, Иисус?-Спросил он, терзаясь сомнением.-Не имел ли ты в виду людей?

— А ты сегодня молодец, -рассмеялся Иисус.-Пойдём с нами, Фома, и ты узнаешь не только это.

— А куда идёте вы?

— А я не знаю, -махнул рукой Иисус.-Спроси вон у него, -он кивнул на Петра.

Фома озадаченно потёр пальцами переносицу.

— Вы насмехаетесь надо мной, -наконец сообразил он.-Думал я, что вы добрые люди.

— Да мы и есть добрые люди, Фома, -дружески обнял его Иоанн.-Никоим образом не хотели тебя обидеть. Куда идём мы, Пётр?

— В Далмануфу, -буркнул Пётр.

— Вот, -сказал Фоме Иоанн.

— Пойду я с вами -и что?-С новым сомнением спросил Фома.

— А что ты хотел бы?-Уточнил Иисус.

— Я хотел бы говорить с тобой, когда пожелаю.

— А!-Сказал Иисус.-Это будет. Ещё сам попросишь, чтобы я замолчал.

— Значит так: Иисуса называть учителем, -отведя в сторону бледного Фому, обрабатывал его Иоанн, -в синагогах стоять рядом и молчать, на улицах блюсти толпу. Только кто поднимет камень… ясно?

— Не совсем ясно, уважаемый Иоанн, что значит блюсти толпу…

— Ммм… ты кто вообще, Фома?

— Дееписатель, -скромно потупился Фома.

— О! То, что надо! Тогда будешь дееписать!

— Что?

— Его! Он говорит, а ты пиши. Ясно? Блюсти толпу отменяется. Ну, всё. Ах, да! Добро пожаловать в царство истины, Фома!

— Спасибо, -поклонился вежливый Фома.

— Ты только посмотри, Иоанн, -подскочил к ним Пётр, -он снова для неё обдирает деревья!

Иоанн высокомерно глянул на него через плечо.

— Это к Иуде, -посоветовал он.-Почему бы вам не ныть с ним на пару?

На лице Фомы отразилось слабое подобие улыбки.

— Это -подруга учителя?-Понимающе спросил он.

— Это -та, кто не нашего ума дело, -назидательно сказал Иоанн.-Звать Марией. Её не дееписать.

Фома покорно склонил голову и опустил глаза, чтобы скрыть мелькнувший в них хитренький огонёк.

Поначалу новообращённый дееписатель выражал некоторе сомнение и беспокойство, раздражая этим Петра сверх всякой меры, и держался исключительно особняком. А потом смело подошёл к Иисусу и попросил его на пару слов. Через несколько часов, когда Пётр, потеряв всякое терпение, отыскал их в потёмках на окраине дальней рощи, они мирно сидели рядом на поваленном бревне и молчали.

— Доверься мне, -сказал Иисус, вставая.-И я открою тебе, кто ты. Просто поверь мне — и ничего больше не надо.

— Не торопи меня, учитель, -почтительно, но твёрдо ответил ему Фома.

А на следующий день растерянный Пётр принимал вежливые извинения, а Иуда — новое поручение по части хозяйства в пользу дееписателя. И настроение у всех почему-то было исключительно приподнятое, словно случился маленький общий праздник.