Подмена - Сергей Александрович Ермаков

И в этот момент Антону Сергеевичу очень сильно захотелось увидеть своих настоящих родителей. Как у них там фамилия? Сливянские? Он их найдет, только нужно поподробнее расспросить мать где находился тот самый роддом, где он родился и вообще выпытать все, что она знает о его настоящей семье. Может быть, и дедушка – партийный функционер еще жив?

Конечно, стопроцентно можно быть уверенным, что Сливянские не поверят в эту историю, что их родного сына в роддоме уборщица подменила на подкидыша. Кто бы в это поверил? Никто! Но и он сам, когда найдет родителей не будет им на шею кидаться, кричать, что он их настоящий сын и внук. Просто познакомится с ними, просто увидит кто они и как живут. А рассказывать правду им вовсе и не обязательно.

- Антон, - снова позвала мать, - что ты молчишь?

- Ничего, - ответил Антон Сергеевич, - просто задумался.

- Антон, - снова слабым голосом окликнула его мать, - а ты можешь их найти?

- Кого?

- Своих родителей и моего сына…

- А зачем?

- Я хочу повиниться перед ними перед смертью, попросить прощения…

- Зачем это делать? – повернулся Антон. – Люди живут себе и ничего не знают об этой подмене в роддоме. Возможно у них уже и внуки есть, семья большая, дружная. По пятницам и в праздники они, выезжают на дачу на шашлыки, поют песни, загорают, купаются в пруду. И представь – тут к ним приезжаю я и говорю, мол, здравствуйте, я ваш настоящий сынок, а этот Антон Сергеевич - сын тети Маши, которая полы мыла в роддоме. Нет, мама, достаточно и того, что ты мне всю душу сейчас перевернула, я теперь стою и не знаю то ли мне плакать, то ли смеяться? Зачем еще и людей ненужной твоей правдой мучить?

- Я только одним глазком бы хотела взглянуть на своего родного сына, - с грустью сказала мать, - какой он, чем занимается. Сложилась ли у него жизнь так, как я мечтала? Только один раз взглянуть и умереть спокойно. Не откажи мне в моей последней просьбе, очень тебя прошу…

- Ладно, - пообещал Антон Сергеевич, - постараюсь я найти я его. Захочет он приехать, поверит мне и твоей истории, привезу я его к тебе. Да только, думаю, с таким стартовым капиталом, который ему жизнь дала, он сейчас на джипе ездит с охраной, любит своих родителей и ни за что не поверит, что его настоящие родители уборщица тетя Маша и папаша покойный - уголовник и пьяница.

Мать ничего не ответила, вздохнула только, сухой своей рукой, сморщенной и сожженной хлоркой и хозяйственным мылом, вытерла со щеки слезу. Антон повернулся и пошел к двери. У самого выхода он вдруг резко обернулся и с неожиданной улыбкой вдруг спросил:

- Так выходит я не 10 сентября родился? И сегодня не мой день рождения?

Мать не сразу и поняла что Антон имеет в виду, а когда догадалась, то кивнула. Ведь этому Антону в метрике записали дату рождения ее родного сына – 10 сентября, а тому Антону, которого тетя Маша подменила, записали дату рождения Сливянского младшего – 17 сентября. То есть день рождения у Антона Сергеевича на семь дней позже.

- Вот почему я никогда не любил свой день рождения, - понял Антон Сергеевич и сказал матери, - ты погоди, мать, умирать, пока мы с тобой еще с родней не повидались.

Он вышел в больничный коридор, взглянул на часы и увидел, что на свое чествование в родной фирме в честь «своего» чествования он еще успевает.

«А что? – подумал Антон Сергеевич. – Поеду-ка я в фирму, пусть меня поздравят, все равно рожусь я только через семь дней! Вот забавно-то будет, что никто об этом ничего не знает».

Антон Сергеевич набрал на воем мобильнике номер бухгалтерии фирмы, трубку подняли и он нарочито суровым тоном произнес:

- Елена Петровна, я еду, готовьтесь меня поздравлять!

И трубку отключил.

«Ну и переполох сейчас там начнет твориться, я же сказал, что не приеду», - подумал Антон Сергеевич, садясь в «Мерседес».

И тут же мысли его, несомые течением сегодняшних откровений матери, вдруг перескочили в другое русло.

- А я то думал, что в моей жизни уже ничего интересного уже не случится! – неожиданно для себя сказал он вслух, захлопывая дверцу автомобиля.

- Что вы сказали? – переспросил шофер, слегка повернув голову назад.

- Ничего, Саня, ничего я не говорил, - ответил генеральный директор, - давай, поехали обратно в фирму.

Водитель завел мотор и выехал за ворота больницы.

«Вот сейчас отпраздную в своей фирме «свой-чужой» день рождения, а завтра же поеду искать настоящего именинника, - подумал Антон Сергеевич, - как его, выходит, зовут-то? Сливянский Антон Сергеевич. Родился 17 сентября 1970 года в привилегированном роддоме для партийных номенклатурщиков и коммунистической элиты. Информации более чем достаточно».

Тусклое настроение, свалившееся, как ушат холодной воды на него после разговора с матерью, сменилось радужно-веселым. Еще бы – у него только что появились родственники и настоящие родители. Пусть эти родственники даже никогда не узнают о том, что Антон Сергеевич с ними одной крови. Достаточно и того, что он будет об этом знать. Ему не терпелось встретиться со своими родителями и особенно хотелось увидеть, что же сталось с родным сыном тети Маши, которому она насильно впихнула в рот «золотую ложку», предположенную Антону Сергеевичу самим фактом его рождения.

3

В колонии строгого режима, расположенной далеко на севере до отбоя осталось всего пятнадцать минут. По коридору одного из отрядов туда-сюда бродили зеки с полотенцами и без них, дежурный унылым голосом напоминал, что пора уже всем накуриться и умыться, и хождения прекратить. В холодном умывальнике человек десять заключенных брызгали на лица обжигающе морозной водой, когда туда ввалился татуированный бугай из соседнего отряда, прихвостень блатных по кличке Дохлый.

Дохлый был двухметрового роста детиной с пудовыми кулаками, которые ломали с одного удара положенные друг на друга стопкой кирпичи. За Дохлым в умывальник вошел Жупел – пронырливый тип с одной золотой фиксой на переднем зубе. Все же остальные зубы у Жупела были железными, сделанными местными мастерами-«стоматологами». Жупел был в авторитете, но до настоящего вора ему было далеко, хотя он всеми фибрами души желал получить это звание. Если Жупел закрывал глаза, то на его веках можно было явственно прочитать надпись «Не буди». Но в данный момент Жупел жадно посасывал коротенький «бычок» и щурил только один глаз, поэтому видно было только «буди» и то не очень явно.

Умывающиеся зеки сразу поняли, что дело пахнет «керосином», стали моментально сворачивать свое умывание и протискиваться вдоль стенки, стараясь не задеть случайно ни Жупела, ни Дохлого. Открытые краны с водой продолжали шуметь и повизгивать, заключенные один за другим покидали умывальник. Жупел кинул докуренную сигарету в сливное отверстие, она закрутилась, уносимая грязной водой и, нырнув, пропала в глубине канализации. Жупел припал к открытому крану умывальника и стал жадно пить, щелкая кадыком. Вместе со всеми заключенными попытался улизнуть из умывальника и мужчина лет тридцати, облаченный в форменную майку, штаны от зековской робы и сапоги.

- А ты куда собрался, Слива? – удивленно окликнул его Жупел, оторвавшись от льющейся воды.

- Так отбой же, - стыдливо улыбнулся тот, кого назвали Сливой и стал тереть лицо казенным полотенцем.

- Для кого отбой, а для кого и хвост трубой, - съязвил Жупел и отбил подкованными сапогами по звонкому кафелю короткую дробь.

Он неплохо танцевал чечетку, научился этому искусству еще от своего отца – потомственного вора-домушника, который в перерывах между отсидками крутил кино в каком-то деревенском клубе под Саратовом. Но никогда Жупел не выступал со своими танцами в деревянном клубе колонии, потому что считал для себя в падлу кривляться перед «звездюками». «Звездюками» назывались в зоне все те, кто исправно работал на производстве и не относился ни к ворам, и ни к «опущенным».

Слива все вытирался - как будто и не понял, или притворился, что не понял, что и Дохлый, и Жупел пришли из соседнего отряда именно по его душу, а не просто попить холодной водички из-под крана. Утеревшись полотенцем, он безмятежно повернулся и направился к выходу из умывальника. Но Дохлый своим огромным телом уже перекрыл дверь, отрезав для Сливы всякую надежду на спасение.

- Ну ты, хер деревянный, - зловещим тоном остановил его Жупел, - ты чего, в натуре, бесконечно будешь «восьмеру крутить»? Ты куда опять намылился, звездюк?

- А? – спросил Слива, повернувшись к Жупелу, якобы и не расслышал, что тот спросил, а для достоверности поковырял полотенцем в ухе, типа, вода попала, бурчит.

- Хер на, - ответил поговоркой Жупел на его «А?», - где «бабло»?

- Дык, в натуре, Жупел, я же сказал вчера, что бабки будут на днях, - ответил Слива, продолжая тереть правую щеку своим вафельным полотенцем, - мне с воли кореша должны передать сегодня - завтра…