Смерть Сталина. Все версии. И ещё одна - Рафаэль Гругман

«3-го марта утром, когда я собиралась в школу, неожиданно домой приехал отец, что было совершенно необычно. Он прошел своим быстрым шагом прямо в мою комнату, где от одного его взгляда окаменела моя няня, да так и приросла к полу в углу комнаты… Я никогда ещё не видела отца таким. Обычно сдержанный и на слова, и на эмоции, он задыхался от гнева, он едва мог говорить: «Где, где это всё? — выговорил он, — где все эти письма твоего писателя?»

Нельзя передать, с каким презрением выговорил он слово «писатель»… «Мне всё известно! Все твои телефонные разговоры — вот они, здесь! — он похлопал себя рукой по карману. — Ну! Давай сюда! Твой Каплер — английский шпион, он арестован!»

Я достала из своего стола все Люсины записи и фотографии с его надписями, которые он привез мне из Сталинграда. Тут были и его записные книжки, и наброски рассказов, и один новый сценарий о Шостаковиче. Тут было и длинное печальное прощальное письмо Люси, которое он дал мне в день рождения — на память о нём.

«А я люблю его!» — сказала, наконец, я, обретя дар речи. «Любишь!» — выкрикнул отец с невыразимой злостью к самому этому слову — и я получила две пощечины, — впервые в своей жизни. «Подумайте, няня, до чего она дошла! — он не мог больше сдерживаться. — Идёт такая война, а она занята!..» — и он произнёс грубые мужицкие слова, — других слов он не находил…

<…> Фразу о том, что «твой Каплер — английский шпион», я даже как-то не осознала сразу. И только лишь, машинально продолжая собираться в школу, поняла наконец, что произошло с Люсей… Но всё это было как во сне.

Как во сне я вернулась из школы. «Зайди в столовую к папе», — сказали мне. Я пошла молча. Отец рвал и бросал в корзину мои письма и фотографии.

«Писатель! — бормотал он. — Не умеет толком писать по-русски! (Это сказано о лауреате Сталинской премии первой степени 1941 года за сценарий фильмов «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году». — Р. Г.) Уж не могла себе русского найти!» То, что Каплер — еврей, раздражало его, кажется, больше всего…

Мне было всё безразлично. Я молчала, потом пошла к себе. С этого дня мы с отцом стали чужими надолго. Не разговаривали мы несколько месяцев; только летом встретились снова»[16].

А Каплера арестовали и, по обвинению в шпионаже (для вынесения приговора достаточно было заявления вождя, что он «английский шпион»), «предателю» вломили удивительно малый срок для подобного обвинения — 5 лет ссылки. А после освобождения в 1948 году за недозволенный приезд в Москву ещё на 5 лет отправили в лагерь, дабы надолго отрубить желание встретиться с дочерью генералиссимуса.

Через четверть века, пройдя через три замужества (регистрация четвёртого с индийским коммунистом Браджешем Сингхом была запрещена Косыгиным, председателем Совета министров СССР, несмотря на отмену сталинского запрета на брак с иностранцами; не помогла и личная встреча Светланы с Косыгиным), поселившись в США, она вновь вспоминала Каплера и размолвку с отцом: «Никогда потом не возникало между нами прежних отношений. Я была для него уже не та любимая дочь, что прежде»[17].

Родители обычно острее переживают распрю с детьми, особенно с младшим ребёнком, которого с младенчества балуют и с которого в детстве почти всегда меньший спрос, особенно если это девочка, единственная дочь (!), которая в глазах отца, даже без оглядки на Фрейда, — почти что совершенство, богиня. Сталин не исключение. Он помнил о самоубийстве жены и боялся, что в состоянии стресса Светлана может наложить на себя руки. И тут случилась история, о которой позже вспоминал Серго Берия:

«Я учился в одной школе с детьми Сталина. Светлана Аллилуева сидела за одной партой с моей будущей женой. Она нас с Марфой и познакомила.

<…> Уже во время войны попал я в одну неприятную историю, связанную со Светланой. После возвращения с фронта подарил ей трофейный вальтер. Проходит время, и в академию, где я учился, приезжает генерал Власик, начальник личной охраны Сталина.

— Собирайся, — говорит, — вызывает Иосиф Виссарионович.

Приезжаю. Никогда раньше такого не было, чтобы вызывал.

Поговорили немного о моей учебе, а потом и говорит:

— Это ты Светлане револьвер подарил? А знаешь, что у нас дома с оружием было? Нет? Мать Светланы в дурном настроении с собой покончила…

Я обалдел. Знал, что мать Светланы умерла, но о самоубийстве никто у нас в доме никогда не говорил.

— Ладно, — сказал Сталин, — иди, но за такие вещи вообще-то надо наказывать…»[18]

Через четыре месяца Светлана закончила школу. По настойчивому совету близких (инициатива, скорее всего, исходила от Сталина, попросившего кого-то, к кому дочь прислушивалась — няню, Власика, повлиять на упрямицу), она позвонила отцу, который жил на даче, сообщила об успешном окончании школы и услышала краткое приглашение (Светлана написала «буркнул»): «Приезжай». Это была их первая встреча после размолвки. Она хотела поступать на филфак, но уступила желанию отца и согласилась подать документы на истфак МГУ, однако в отместку прибила его сообщением, вынашиваемым четыре месяца размолвки, — сказала, что хочет взять фамилию матери[19].

Сталин поперхнулся: он не ожидал такого удара, и она, почувствовав, что отец уязвлён, отложила своё намерение. Но он ничего не забыл. Помнил о пистолетике, обнаруженном у дочери, и её неожиданном пожелании и, опасаясь трагической развязки (ведь и Яша стрелялся после ссоры с отцом, а затем в состоянии аффекта нажала на курок Надя), не стал ей препятствовать, когда через год у неё появился жених, Гриша Морозов.

— Чёрт с тобой, делай, что хочешь, — раздражённо сказал он. Он вновь поссорился с дочерью, отказался видеться с зятем и затаил ненависть к евреям. Подсознательно он мстил им за Каплера и Морозова.

Выйдя замуж, Светлана благоразумно не стала брать фамилию мужа. В 1945 году она родила сына, которого, стараясь задобрить отца, назвала Иосифом. Уловка не сработала. Сталин впервые увидел внука-еврея, когда тому было три года. Это произошло вскоре после того как Сталин добился развода: по его поручению Василий приехал к сестре, от имени отца потребовал паспорта, уехал в милицию и вскоре вернулся с новеньким паспортом, в котором не было пометок о браке. Скандалить Светлана не стала, на время смирилась и даже нашла себе оправдание, высказанное близкой подруге Марфе Пешковой, внучке Максима Горького: «Мужей у меня может быть много, а папа один», — она ведь должна была как-то объяснить, почему не бунтует, — хотя в первом замужестве, грубо разрушенном отцом, была счастлива. Но брату-генералу, не заступившемуся за неё перед отцом, предательства она не простила и затаила обиду. Возможно, именно по этой причине лишь однажды — вместе с Капитолиной Васильевой, третьей женой брата, и то по настоятельной просьбе Капы — в январе 1956-го навестила его в тюрьме (Василия арестовали через полтора месяца после смерти отца). Больше они не виделись. На похороны брата (он умер 19 марта 1962 года в Казани) Светлана не поехала.

Через 40 лет, в книге «Далекая музыка», написанной в 1983 году в Англии на английском языке и изданной в Индии в августе 1984 года только для книжного рынка Индии, Бангладеш и Пакистана, Светлана вспоминала первое замужество:

«Я вдруг вспомнила, как ожидала ребенка впервые, ещё восемнадцати лет и в дни войны… То были мрачные дни в России, 1944 год, затемнение в Москве, в магазинах — ничего. Трудно было найти, из чего сделать пеленки… Мы были молодые студенты университета, мой муж всего четырьмя годами меня старше. Как счастливы мы были, ожидая нашего ребёнка, как много времени проводили над книгами, как далеки были наши мысли от всех этих роскошных и ненужных драгоценностей, мехов, подарков, обедов напоказ и от денег. Мы были молодые, влюблённые и не помышляли о суете земной. Зачем мне всё это?»[20]

После того как Сталин добился развода, он высказал дочери то, что лежало у него на сердце: «Сионисты подбросили тебе твоего первого муженька».

Светлана пыталась возразить: «Папа, да ведь молодёжи это безразлично. Какой там сионизм?» — заступаясь за Гришу и за не русского Каплера. Через одиннадцать лет назло отцу она всё-таки станет его любовницей, правда, ненадолго — в воркутинской ссылке Люся женился на актрисе Валентине Токарской, и хоть прошлое не вернёшь, освободившись в 1954 году, в пику «кремлёвскому горцу», он «восстановил историческую справедливость».

— Нет! Ты не понимаешь! — резко ответил он, пылая ненавистью к избранникам дочери, — сионизмом заражено всё старшее поколение…[21]

…Политическая элита СССР, прислушивающаяся к каждому слову вождя, на развод Светланы отреагировала стремительно. Маленков, заместитель Сталина, потребовал от своей дочери немедленно разойтись с мужем-евреем. Партийные функционеры всех рангов подхватили его инициативу. Никто не подсчитывал, сколько смешанных браков разрушилось в СССР в семьях партноменклатуры после развода Светланы.