Пассажиры с пурпурной карточкой - Филип Фармер

– И старый костоправ, зная историю нашей семьи, настучал в Финансовое управление? Допускаю.

Чиб смотрит в окуляр перископа. Он поворачивает прибор и подкручивает настройку на рукоятках, поднимая и опуская циклопье око на вершине трубы снаружи. Аксипитер вышагивает вокруг массива из семи яиц, каждое из которых – на конце широкого тонкого ветвеподобного пролета, выступающего из центральной опоры. Аксипитер поднимается по ступенькам одного из пролетов к дверям госпожи Аппельбаум. Двери открываются.

– Похоже, он оторвал ее от форниксатора, – говорит Чиб. – И, похоже, ей одиноко: она разговаривает с ним не через фидео. Мой Бог, она толще Мамы!

– А что тут странного? – спрашивает Старик. – Господин и госпожа Я-как-все отсиживают задницу с утра до вечера, пьют, едят, смотрят фидео, их мозг разжижается, их тела расползаются. Цезарю было б легко окружить себя ожиревшими друзьями в наши дни. Ты тоже поел, Брут?

Однако комментарии Старика не следует относить на счет госпожи Аппельбаум. У нее отверстие в голове, и люди, предающиеся форниксации, редко толстеют. Они сидят или лежат весь день и часть ночи, игла вставлена в зону сладострастия их головного мозга, она посылает серию слабых электрических толчков. Неописуемое блаженство затопляет тело при каждом импульсе – экстаз, несравнимо превосходящий все радости еды, питья и секса. Форниксация преследуется законом, но власти никогда не трогали пользователей иглы, разве только возникала необходимость привлечь человека за что-нибудь другое; объяснение в том, что форники редко заводят детей. У двадцати процентов жителей Лос-Анджелеса просверлены дыры в голове, туда вставлены крошечные стержни для введения иглы. Пять процентов втянулось в это по уши: они сгорают, почти не дотрагиваясь до еды, их раздутый мочевой пузырь источает яды в кровеносную систему.

Чиб говорит:

– Мои брат и сестра, похоже, видели тебя, когда ты прокрадывался тайком в церковь. И не они ли...

– Они тоже думают, что я привидение. В наш век, в наши дни! С другой стороны, может, это и добрый знак, что они способны верить, пусть хоть в загробные тени.

– Ты бы лучше прекратил эти тайные походы в церковь.

– Церковь и ты – вот, пожалуй, и все, что придает смысл моей жизни. Честно говоря, я опечалился в тот день, когда ты сказал мне, что не способен верить в Бога. Из тебя получился бы хороший священник, пусть и не идеальный, и тогда прямо в этой комнате я бы выслушивал мессу и каялся в грехах.

Чиб ничего не отвечает. Он бывал на церковной службе, выслушивал наставления пастора – только чтобы сделать приятное Старику. Церковь была яйцевидной морской раковиной: когда подносишь к уху, голос Бога слышен слабыми громовыми раскатами, удаляющимися, как отлив.

В Космосе есть миры, которые молят о Боге,

а Он слоняется вокруг нашей планеты, выискивая себе работу.

Из рукописи Старика

Теперь Старик приник к перископу. Он смеется.

– Финансовое управление! Я думал, их разогнали! Ведь больше не сыщешь никого с таким большим доходом, что надо устанавливать за ним слежку. Как ты считаешь, их, может, не распускают только из-за одного меня?

Он подзывает Чиба обратно к перископу, наведенному на центральную часть Беверли Хиллз. Центр просматривается сквозь жилые насесты, в каждом по семь яиц, каждое на разветвленной опоре. Чибу виден краешек центральной площади, гигантские овальные формы Городского Совета, государственные конторы, Народный Дом, отрезок массивной спирали, на которой гнездятся молитвенные дома, видна Дора (производное от Пандоры), где получают товары все те, кто живет по пурпурным карточкам; а тем, у кого есть дополнительные заработки, там же выдается «сладенькое» сверх рациона. В поле зрения попадает край большого искусственного озера; ялики и байдарки плавают по воде, люди рыбачат.

Пластиковый купол, которым накрыты насесты Беверли Хиллз, подсвечен небесно-голубым сиянием. Электронное солнце взбирается к зениту. На купол спроецировано несколько белых облаков, их можно принять за настоящие, есть даже гуси, улетающие клином в сторону юга, слабо доносятся их крики. Очень приятное зрелище для тех, кто никогда не бывал за стенами Лос-Анджелеса. Но Чиб провел два года в Корпусе Восстановления и Сохранения Дикой Природы – КВСДП, – и он улавливает разницу. Был момент, когда он чуть не бросил все, чуть не сбежал к америндам вместе с Руссо Рыжим Ястребом. Затем он собирался пойти в лесники. Но в таком случае все могло кончиться тем, что пришлось бы арестовывать и стрелять в Рыжего Ястреба. Кроме того, Чиб не хотел становиться маленьким Сэмом, клеткой в организме большого дяди Сэма. И больше всего на свете ему хотелось рисовать.

– Вижу Рекса Лускуса, – говорит Чиб. – Дает интервью у входа в Народный Дом. Приличная толпа сбежалась.

Пеллусидарный прорыв

Лускусу надо бы добавить второе имя – Всегда-на-коне. Человек большой эрудиции с правом доступа к компьютеру Библиотеки Большого Лос-Анджелеса, обладающий хитроумностью Одиссея, он всегда дает фору своим коллегам.

Именно он основал школу критической философии «Иди-Иди».

Прималукс Рускинсон, его великий оппонент, провел обширные научные изыскания после того, как Лускус объявил название своей новой философии. Рускинсон утверждал, торжествуя, что Лускус позаимствовал фразу из устаревшего жаргона, имевшего распространение в середине двадцатого века.

На следующий день в интервью по фидео Лускус сказал, что Рускинсон проявил себя довольно посредственным ученым, что, в общем-то, и неудивительно.

«Иди-Иди» было взято из языка готтентотов. По готтентотски «иди-иди» означает «изучать», то есть созерцать до тех пор, пока не заметишь что-нибудь в предмете – в данном случае в художнике и его произведениях.

Искусствоведы выстроились в очередь, чтобы записаться в новую школу. Рускинсон подумывал о самоубийстве, но вместо этого обвинил Лускуса, что тот через постельные дела вскарабкался к славе.

Лускус ответил через фидео, что его личная жизнь никого не касается, а Рускинсон подвергает себя опасности попасть на скамью подсудимых, если будет нарушать частные интересы личности. Однако, чтобы поставить Рускинсона на место, потребуется не больше усилий, чем когда прихлопываешь москита.

– Москит – это что за хреновина? – спрашивают миллионы зрителей. – Неужели эти ученые шишки не могут говорить на общепринятом языке?

Голос Лускуса приглушается на минуту, переводчики растолковывают смысл непонятного слова, буквально на лету подхватив записку, выданную компьютером с нужным объяснением, после того как машина перебрала весь загруженный в нее энциклопедический запас.

В течение двух лет Лускус набирал очки, играя на новизне школы «Иди-Иди».

Затем он вторично утвердил свой престиж, несколько пошатнувшийся, выступив с философией Всепотентного человека.

Философия приобрела такую популярность, что Управление культурного развития и досуга закрепило за собой ежедневный одночасовой эфир на полтора года вперед для ознакомления зрителей с программой всепотентизации.

Что же думать о Всепотентном человеке? Это апофеоз индивидуализма и абсолютного психосоматического развития, это Сверхчеловек-демократ, образец для подражания по рецепту Рекса Лускуса, это однополая сексуальность? Бедняга дядя Сэм! Он пытается придать многоликому сонмищу своих граждан единую устойчивую форму, чтобы управлять ею. И в то же время старается подвигнуть всех и каждого, чтобы граждане реализовывали присущие им таланты – если таковые имеются! Бедный старикан, длинноногий, с бакенбардами до подбородка, мягкосердечный, твердолобый шизофреник! Воистину левая рука не ведает, что творит правая. Следует заметить, что и правая рука сама не ведает, чем занимается.

Письменные заметки Старика Виннегана из его «Частных высказываний».

– Так что же такое Всепотентный человек? – обращается Лускус к председательствующему во время четвертой встречи в программе «Серия лусканских лекций». – Как он соотносится с современным Zeitgeist – духом времени? Никак. Всепотентный человек – это насущная необходимость нашей эпохи. Он должен материализоваться до того момента, как станет возможным золотой век. Как можно создавать Утопию, не имея утопийцев? Золотой век, имея людей из бронзы?

Именно в тот памятный день Лускус выступил с речью о Пеллусидарном Прорыве, тем самым сделав Чибиабоса Виннегана знаменитостью. И тем самым более чем не случайно опередив сразу на сто очков всех оппонентов.

– Пеллусидарный? Пеллусидарный? – бормочет Рускинсон. – Боже, представляю, что творится сейчас с господином Рядовым Зрителем!

– Мне потребуется некоторое время, чтобы объяснить, почему я прибегаю именно к таким словам при определении гениальности Виннегана, – продолжает Лускус. – Позвольте, сначала я сделаю как будто бы незначащее отступление.