Еще одно мгновение, или Каждый твой вздох - Джудит Макнот

Митчел косо глянул на Оливию.

– Вы? – коротко спросил он.

– Господи Боже! Как вы угадали? В то время мне едва исполнилось пятнадцать!

Вместо ответа он кивнул в сторону другого портрета:

– И это тоже вы?

– Да. Тут мне двадцать, и я только что обручилась с мистером Хибертом. Вот он, на соседнем портрете. Нас нарисовали в один день.

– Что-то вы вовсе не выглядите такой счастливой, как полагалось бы в такую минуту.

– Так и было, – призналась Оливия, забывая, что это она хотела вызвать Митчела на откровенность, а не наоборот. – Я считала, что он... и его семья... немного занудны.

Митчел впервые открыто улыбнулся.

– А почему вы так считали? – допытывался он, словно забыв о присутствии Кэролайн.

– Теперь... теперь все кажется ужасно глупым, но один из его предков подписал Декларацию независимости, а другой был генералом во время Гражданской войны, и его семейка слишком много из себя строила... ну знаете, прямо так и пыжились от гордости и вечно хвастались своими заслугами.

– Возмутительное поведение, – с деланной серьезностью согласился он.

Оливия, в полном восторге от этой перепалки, решилась на большее:

– Вот именно. Можно подумать, они явились в Америку на «Мэйфлауэре»!

Корабль, на котором прибыли в Америку первые поселенцы.

– Уверен, что они пытались, – пошутил Митчел, – но корабль был слишком маленьким, и им, скорее всего не удалось достать билеты.

– Что же, вероятно, потому, – призналась Оливия, наклонившись поближе, – что на борту уже были мы!

Митчел рассмеялся, и Оливия, окончательно потеряв голову, выпалила свои затаенные мысли:

– Мужчины в роду Уайаттов, все до одного, красавцы, но в мое время мы назвали бы вас хрустальной мечтой, молодой человек.

Лицо Митчела окаменело в тот момент, когда она обмолвилась о его принадлежности к роду Уайаттов, но Оливия так отчаянно хотела набрать потерянные очки, что указала на единственную черту, которой не обладали его предки:

– Правда, у них карие глаза, зато у тебя – синие.

– Непонятно, как это произошло, – скучающе протянул он.

– Твоя ма...

Оливия было осеклась, но тут же передумала и решила, что он имеет право знать. Может, даже хочет знать.

– Я помню, что у твоей матери были прелестные синие глаза. Никогда не видела такого оттенка, как у нее, ни до, ни после.

Она ожидала расспросов, но вместо этого он сложил руки на груди и с ледяным нетерпением уставился на нее. Похоже, ему действительно все равно! Оливия поспешно отвела глаза и показала на маленький портрет, висевший как раз под изображением Джорджа Хиберта.

– Что ты думаешь о нем? – спросила она, стараясь привлечь внимание внучатого племянника к солидному джентльмену в крахмальной рубашке и галстуке в розовую, голубую и желтую полоску.

– Думаю, что у него омерзительно дурной вкус, по крайней мере в отношении галстуков, – резко ответил Митчел и отвернулся.

Оливия повернулась к Кэролайн, которая медленно покачала головой, словно подтверждая очевидное: тетка сделала одну ошибку упомянув о матери, и вторую – пытаясь заставить Митчела признать родство с оригиналами портретов.

Поэтому Оливия молча наблюдала, как он переходит от одного портрета к другому высокий, широкоплечий мужчина, как две капли воды похожий на своих предков. Гордость заставляла Митчела отрицать и сходство, и наследие, но Оливия молча дивилась бесплодности его усилий. Его предки, все до одного, были такими же высокими, с такой же гордой осанкой» острым умом... и изменчивым темпераментом. В точности как у него.

Она вспомнила о язвительном замечании в адрес своего свекра, действительно имевшего несчастье выбирать на редкость безвкусные галстуки, посмотрела на профиль Митчела и слегка повеселела. От носков сверкающих черных итальянских мокасин до сшитого на заказ костюма цвета маренго, белоснежной сорочки и безупречной укладки густых темных волос Митчел, как все мужчины Уайаттов, был прекрасно ухоженным воплощением хорошего, но консервативного вкуса.

Однако она успела обнаружить три особенности, несомненно, отличавшие его от предков: сдержанное чувство юмора, вкрадчивое светское обаяние и неотразимая улыбка. Сочетание было поистине смертоносным, то есть убийственным, до того, что даже у старухи вроде нее немного закружилась голова. Мужчины в семье Уайаттов были властными и энергичными, но обычно почти не обладали чувством юмора, не говоря уже о каком-то обаянии. Если их стиль – Хамфри Богарт, то Митчел был Кэри Грантом, с квадратной челюстью и ледяными синими глазами.

– Это не займет много времени, – резко бросил Сесил, врываясь в кабинет.

Оливия едва заметно поморщилась, наблюдая, как брат идет к письменному столу. До чего же неприятно, что, хотя брат на два года старше, артрит не согнул его позвоночника.

– Садитесь, – велел он.

Митчел подошел к Оливии и выдвинул для нее кресло, а сам шагнул к углу стола, сунул руки в карманы и поднял брови.

– Я сказал, садись! – рявкнул Сесил.

Легкая саркастическая усмешка тронула губы Митчела. Оглядевшись, он остался на месте.

– Кого ты ищешь? – спросил Сесил.

– Вашу собаку.

Оливия внутренне сжалась, а Кэролайн затаила дыхание. Сесил долго, пристально смотрел на него с неприязнью и, кажется, с уважением.

– Как пожелаешь, – процедил он, переводя взгляд на Оливию и Кэролайн. – Я хотел, чтобы вы двое тоже присутствовали, поскольку чувствовал себя обязанным перед Митчелом сказать это при всех и потому что, как рассудила судьба, мы единственные взрослые, оставшиеся в этой семье.

Взгляд его снова остановился на Митчеле.

– Много лет назад гордость и гнев подтолкнули меня на величайшую несправедливость, и я намереваюсь признать это сейчас, перед твоей теткой и невесткой. Мой гнев не имел ничего общего с тобой и был направлен на твоего отца и женщину, ставшую твоей матерью. Мой сын Эдвард был настоящим бабником, и это меня бесило. Когда его молодая жена умирала от рака, он ухитрился сделать ребенка другой женщине, твоей матери, и за это я так и не смог его простить. Как и не мог простить твоей матери полное отсутствие моральных принципов. Она связалась с моим распутным сыном, хорошо зная, в каком состоянии находится его жена, но при этом забыла об элементарной порядочности. Она так и не поняла, как оскорбляет его первую жену, настаивая, чтобы он женился на ней всего через полгода после ее смерти. Мало того, позволила себе забеременеть и родить ребенка только с той целью, чтобы подцепить выгодного мужа и войти в нашу семью.

Сесил замолчал. Оливия встревоженно изучала лицо Митчела, гадая, что он думает, услышав уродливую правду о родителях. Но вид у него был по-прежнему отсутствующий, словно ему рассказывали не слишком приятную историю о не слишком хороших знакомых. Не заметь Оливия слегка сведенных бровей, посчитала бы, что ему попросту скучно.