Загробный мир. Мифы разных народов - Владимир Петрухин

Царством Ямы считалась преисподняя. Ниже земли располагаются семь ярусов преисподней – патала, где обитают демонические существа дайтьи, данавы, наги и др. Ниже паталы располагается нарака – ад или совокупность адов. О «подземном доме», в котором демоны терзают грешников, впервые говорится в «Атхарваведе». По более поздним представлениям («Законы Ману»), нарака состоит из семи (или 21, 28, 50) кругов. На верхней границе нараки находится столица царства Ямы – Ямапура, где определяется участь умершего. В соответствии с семичленным делением нараки первый круг (пут) отведен для бездетных, второй (авичи) – для душ, ожидающих нового воплощения; в третьем (самхате) и четвертом (тамисре) наказывают за сравнительно незначительные проступки, а последние три круга, погруженные в вечную тьму, предназначены для злостных преступников. В пятом круге (риджише) их непрерывно терзают змеи, ядовитые насекомые, дикие звери и птицы, как бы воплощающие укоры совести. В шестом круге – истоки подземной реки Вайтарани, полной крови и нечистот, в которых грешники задыхаются: купание в ней – одно из мучений для грешников. Еще ниже лежит седьмой круг – бездонная какола, или собственно нарака. Здесь в кромешной тьме светится одна только пылающая пропасть, в ней горят и не могут сгореть до конца преступники, рядом демоны раздирают их на части раскаленными щипцами, сбрасывают на остроконечные деревья, варят в масле и т. д. Пытки особенно мучительны из-за того, что все чувства грешников предельно обострены. При этом в отличие от тех, кто пребывает в шести верхних кругах и по истечении определенного срока мучений получит новое рождение на земле, обитатели седьмого круга должны страдать до конца мирового периода – кальпы, то есть пока не погибнет вселенная.

Первый умерший во многих мифологиях становился богом смерти и повелителем загробного мира.

У бантуязычного народа луба страна мертвых называется Калунга. Калунга – первопредок, создавший мир и первых людей. Как обожествленный предок он связан с нижним миром предков (в случае чьей-то смерти говорили: «Его взял Калунга»), он отец и господин предков и с их помощью правит миром. Границей загробного мира служит широкая река. Через реку переправляет лодочник, для платы которому в рот покойнику клали несколько бусин (у греков для платы Харону в рот клали монету). В Калунге умерший живет в деревне, но всегда может вернуться, чтобы помочь живым или, наоборот, преследовать их.

Первая смерть как самопожертвование

...

В тунгусо-маньчжурской мифологии загробный мир – буни. Путь в буни впервые проложил культурный герой Хадау или сын Хадау Манги – первый умерший, добровольно ушедший в буни. Открыв отверстие в земле, которое до тех пор было закрыто котлом, он предотвратил перенаселение земли стариками и создал условия для нормальной циркуляции душ. Из загробного мира душа – оми – возвращалась в жилище сородичей через дымоход, чтобы воплотиться в следующем поколении, проникнув из очага в чрево матери.

Проблема стариков, «заедавших чужой век», – общая проблема для многих архаических обществ. Представление о том, что вход на тот свет закрыт котлом, характерно для народов, у которых в центре жилища располагался очаг с висящим над ним котлом: ведь через очаг и дымоход проходила мировая ось, соединявшая небо и преисподнюю. По этой оси совершали свои путешествия шаманы.

Проводы душ покойных в буни к истокам родовой небесной реки осуществляют шаманы или их духи-помощники в виде животных не ранее, чем через год после смерти, когда тело разложится на могильном помосте и, по верованиям эвенков, освободится душа. Погребальный помост используется шаманом как плот, плывущий в загробный мир по родовой реке. В буни умершие живут такой же жизнью, как живые: охотятся, ловят рыбу, строят жилища, шьют одежду (или живут счастливо – все время пляшут). Для живого человека, случайно попавшего в буни, или для шамана буни предстает страной, где солнце тусклое, небо как туман, а земля как пар. Все хорошее там превращается в плохое, а плохое – в хорошее, большое превращается в маленькое и т. п. Поэтому похоронный инвентарь специально рвут, разбивают, ломают – тогда вещами можно будет пользоваться на том свете. Живой человек невидим для обитателей буни, его слова они принимают за треск очага, а прикосновения его так же вредоносны для умерших, как и появление духа для живых. Увидеть духа и отправить его обратно в средний мир мог только шаман мира умерших.

Возвращаясь после проводов души, шаманы оставляли своих помощников-зверей сторожить выход из загробного мира, чтобы духи мертвых не проникли на землю и не превратились в злых духов.

Первые близнечные пары и грехопадение Йимы

...

Мифы индоариев, сохраненные древнеиндийским сборником религиозных гимнов «Ригведой», очень близки мифам соседних и родственных иранских народов: у них первой человеческой парой считались близнецы Йима и Йимак, а это практически те же имена, что и индийские Яма и Ями, и означают они «близнец». А отца их звали Вивахвант, так же как отца Ямы. Первая человеческая пара в мифах с неизбежностью должна была вступить в брачные отношения – иначе неоткуда было бы взяться людям. В «Ригведе» содержится гимн-диалог Ямы и Ями, в котором сестра предлагает Яме вступить в брак, чтобы иметь потомство, но тот отвергает предложение. Брак с сестрой считался в большинстве традиций инцестом, кровосмешением, самым страшным преступлением в родоплеменном (первобытном) обществе. Впрочем, как раз в иранской традиции, равно как и в древнеегипетской (см. ниже об Осирисе и Исиде), брак между братом и сестрой в первом поколении людей или богов считался священным. Индийский Яма, однако, согрешил, покусившись на мачеху, и заслужил проклятие, а с ним – и смерть. Грех совершил и иранский Йима – иначе люди были бы бессмертными.

В иранской мифологии с Йимой связан другой сюжет: он сын праведника Вивахванта, и сам творец Ахурамазда предлагает ему распространить в сотворенном мире истинную веру. Но Йима не чувствует в себе способностей пророка – он может лишь заботиться о благополучии тварей, и Ахурамазда благословляет его на этот подвиг. Божественное сияние нисходит на Йиму, люди и скот живут в золотом веке, не знающем болезней и смерти. Но земля переполняется размножившимися тварями. Тогда Ахурамазда велит Йиме расширить землю. Трижды герой расширяет земное пространство в три раза, но это не решает проблемы: напротив, благословенная земля соприкасается с миром хаоса и зла. Страшная зима и снегопады угрожают с севера полям, на которых пасутся стада Йимы. Ахурамазда велит герою строить убежище – глинобитную ограду Вару, за которой он мог бы спасти всех тварей, у которых нет внешних и внутренних изъянов, которые не затронуты силами зла и хаоса. Йима создает убежище, подобное Ноеву ковчегу в библейской традиции. Но и здесь привязанность Йимы к материальному миру ввергает его в грех: он научил людей убивать скот и поедать его мясо, не жалея жизней божьих одушевленных тварей. Это был страшный грех с точки зрения древней иранской религии.

...

В более поздних вариантах мифа, связанных с учением пророка Заратуштры, Йима возгордился, посчитав себя творцом материального мира: божественное сияние, а вместе с ним и бессмертие покинули его. Он был низвергнут в преисподнюю, но потом испросил прощения у Ахурамазды. При грехопадении Йимы не обошлось и без мифологического мотива греховного брака: обезумев от страха перед злыми духами – дэвами, он взял в жены демоницу, а сестру Йимак выдал за дэва. От них пошли хвостатые люди: обезьяны, медведь, задирающий скот, разные уродливые создания – народы-монстры, к которым относили негров, чудовища с глазами на груди и т. п.

Ниже будет приведено африканское предание о происхождении обезьян от нарушившей запрет женщины: мифологические конструкции очень близки у разных народов.

Йимак не следовала примеру своего индийского двойника Ями, тем более что у иранцев не принято было оплакивать мертвых: мертвая плоть не принадлежала миру благой материи. Мертвеца не погребали в земле и не предавали огню – эти священные стихии космоса нельзя было осквернить соприкосновением с трупом. Совершающий похоронный обряд, прикасающийся к трупу, должен был очистить себя священной коровьей мочой (или мочой супружеской пары, состоящей в священном кровосмесительном браке) и водой.

Иранская традиция, во многом противопоставлявшая себя индийской (индийские боги дева считались демонами, дэвами – у иранцев), считала, что кремацию («варение трупов» для демонов) изобрел сам глава сил зла Ангро-Майнью: истинный последователь Заратуштры должен убить всякого «варящего труп» – совершающего святотатственную кремацию. Древние иранцы оставляли труп на съедение зверям и птицам, а позднее стали оставлять в специальной «башне молчания» – дахме, при которой иногда содержали собак (проводников на тот свет, питающихся трупами). Чтобы животные не растащили кости, которые могли соприкоснуться со священными стихиями, труп привязывали в дахме. Очищенные от тлена кости собирали и хоронили в глиняных оссуариях, иногда имевших антропоморфный вид, то есть представлявших новое и нетленное тело.