Светлейший князь А. Д. Меншиков в кругу сподвижников Петра I - Марина Тазабаевна Накишова

являлся главной фигурой, и его роль была решающей, к другим он не имел никакого отношения или участвовал мимоходом»[42]. Упоминания о князе встречаются в исследованиях, посвященных более широким сюжетам (действиям на полях Северной войны, созданию Санкт-Петербурга, различным реформам, судебно-следственным процессам, культурным преобразованиям), в которые наравне с А. Д. Меншиковым были вовлечены другие представители ближнего круга Петра I. Акцент на роли князя в них, как правило, не делается. Тем не менее нельзя не отметить, что подобного рода работы позволяют взглянуть на деятельность А. Д. Меншикова в общеисторическом контексте, объективно оценить его вклад в преобразовательную активность Петра и проследить контакты с другими государственными деятелями[43]. В частности, служба Александра Даниловича на посту генерал-губернатора Санкт-Петербурга рассматривается в исследованиях, касающихся истории имперской столицы. Внимание историков привлекают первые годы губернаторства князя, а именно его участие в административном устройстве Ингерманландской губернии и строительстве Санкт-Петербурга[44].

Еще одна группа исследований направлена на изучение социальных связей А. Д. Меншикова с другими петровскими соратниками и представителями правящей верхушки. Н. И. Павленко одним из первых актуализировал необходимость научного осмысления контактов князя, наметив его связи с Б. П. Шереметевым, П. А. Толстым, А. В. Макаровым, Ф. М. Апраксиным, А. И. Остерманом и др.[45]Взаимоотношениям А. Д. Меншикова и Петра I посвящены работы Е. В. Анисимова; А. Д. Меншикова и вице-канцлера П. П. Шафирова – Т. А. Базаровой, Д. А. Редина и Д. О. Серова; А. Д. Меншикова и гетмана И. С. Мазепы – Г. П. Георгиевского и К. А. Кочегарова; А. Д. Меншикова и Б. П. Шереметева – А. И. Заозерского; А. Д. Меншикова и Я. В. Брюса – Е. А. Савельевой; А. Д. Меншикова и Ф. М. Апраксина, П. И. Ягужинского – Д. Г. Полонского и т. д.[46]

С учетом методологических наработок «Исторического анализа социальных сетей» выполнены исследования Е. В. Анисимова, Т. А. Базаровой и М. Е. Проскуряковой, нацеленные на выявление социальных связей А. Д. Меншикова, степени их интенсивности, характера осуществляемого взаимодействия (на материалах Научноисторического архива Санкт-Петербургского института истории РАН). Историками, помимо прочего, подробно анализируется язык корреспонденции А. Д. Меншикова, делаются выводы относительно употребления отдельных стилистических формул[47]. Например, они устанавливают, что обращения «брат» и «отец», регулярно встречающиеся в письмах петровских соратников друг к другу, маркировали определенный социальный статус контрагентов, сознательно принимаемый ими в рамках обмена корреспонденцией. Свои теоретические наработки исследовательский коллектив дополнил публикацией материалов Походной канцелярии А. Д. Меншикова за 1703–1705 гг., в которой нашли место письма и прочие документы, раскрывающие контакты князя с государем, членами его семьи, различными государственными деятелями. Проблемы стилистики, лексических, синтаксических и морфологических особенностей языка в письмах А. Д. Меншикова также рассматривает Д. Г. Полонский[48].

Резюмируя, стоит отметить, что изучение социальных связей А. Д. Меншикова в системе государственного управления и в контексте политических процессов, объединивших различных представителей петровской элиты, является актуальным и весьма перспективным вектором развития отечественной историографии. Необходимость осмыслить взаимоотношения соратников Петра Великого кажется насущной задачей исторической науки, которая уже имеет успешные образцы подобных исследований. Вместе с тем, обращаясь к данной тематике, невозможно обойти стороной личность князя А. Д. Меншикова, одного из самых богатых и влиятельных сподвижников Петра. Как справедливо отмечала С. Р. Долгова, его биография после фундаментального труда Н. И. Павленко нуждается в обновлении, а отдельные аспекты его жизни – в прояснении и уточнении, в том числе вопрос о социальных связях князя[49].

* * *

Выбирая для научного исследования социальные связи между людьми, ученый сталкивается с массой источниковедческих проблем. По мнению Д. А. Редина, «историку, ориентированному на антропологические исследования феномена власти в России раннего Нового времени (в том числе на изучение взаимоотношений между государственными деятелями в процессе государственного строительства. – М. Н.), приходится тратить немалые усилия как для поиска подходящего материала, так и для разработки соответствующих методов его раскрытия. На это уходит много времени и сил, а результат оказывается не очень скорым, но приобретенное знание окупает издержки подготовительного этапа»[50]. В этом плане наиболее информативными выглядят источники личного происхождения, в особенности эпистолярное наследие (частная переписка).

Использование понятий «частная переписка» или «частная корреспонденция» влечет за собой несколько источниковедческих дискуссий, хотя, казалось бы, данные термины существуют в научной литературе не один год[51]. Не вдаваясь в детали споров, которые заслуживают отдельного исследования, отметим, что безоговорочным преимуществом частной[52] корреспонденции XVIII в. является ее неофициальный характер, поскольку письма проходили путь от одного индивида к другому без какой-либо корректировки в официальных государственных институтах. Соответственно, в частном письме сохранилась как деловая (касающаяся выполнения служебных обязанностей, решения управленческих задач и принятия политически важных решений), так и личная (касающаяся семейных и хозяйственных вопросов, личных споров, судебно-следственных дел и др.) информация. При обсуждении деловых вопросов государственные деятели выступали в качестве руководителей или должностных лиц соответствующих органов власти. Поднимая в корреспонденции личные проблемы, они выводили на первый план дружеские, приятельские или родственные отношения. Частная переписка является перспективным источником для реконструкции деловых и личных связей в комплексе, поскольку наиболее полно отражает личностные характеристики автора.

При анализе эпистолярных источников нельзя забывать о некоторых несовершенствах данного комплекса. Письма в любое время имели целью установление и поддержание социальных контактов между двумя контрагентами с одинаковым или различным социальным статусом и схожими или различными политическими возможностями. Они были направлены на достижение какого-либо результата – например, на получение помощи и услуги, оказание протекции, решение конфликта. Поэтому информация, заключенная в письме, и стиль подачи напрямую зависели от искомой цели. Согласно наблюдениям исследователей, в XVIII в. сформировалась эпистолярная этика, которая включала в себя определенные формулы вежливости, комплиментарные обороты, штампированные выражения[53]. Как отмечает М. Б. Лавринович, для частной корреспонденции характерен высокий уровень эмоционального накала, выражавшийся в демонстрации преданности, верности, доверия, привязанности обоих корреспондентов друг к другу. Эмоциональные высказывания нередко вводят исследователей в заблуждение, поскольку они создают впечатление особой близости корреспондентов[54]. Использование тех или иных оборотов зачастую не имело никакого отношения к реальным мыслям и чувствам контрагентов. Употребляя синтаксическую формулу, автор письма следовал устоявшимся нормам письма, стремился достичь какой-либо цели или удовлетворить свои амбиции, в том числе благодаря языковому инструментарию[55]. Однако комплексное рассмотрение корреспонденции, внимательное изучение ее содержания, сличение с другими документальными собраниями позволяют более или менее объективно отделить мнимую лояльность от реально оказываемых услуг[56]. Анализ различных комплиментарных оборотов и формул для исследования, подобного настоящему, имеет особенную важность, поскольку дает информацию о тех