Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чего проверка? – спрашиваю я с интересом.
– ПДУ! Портативного дыхательного устройства!
– Ах вот, значит, как оно называется! – говорю я ему в полнейшем восторге. – А то я всю ночь над этим голову ломал! Думал: ну не может такого быть, чтоб оно расшифровывалась, как «Плюнь, Дунь в Ухо!»
Они потом отошли подальше, и флагманский ему начал что-то говорить и в мою сторону кивать.
Так что на доклад в дивизию они без меня поперлись.
А я на посту сел чайку выпить.
Старпом зашел и говорит:
– Ну что, отломал комедию?
– И не говорите, Анатолий Иванович! – вздохнул я ему навстречу. – Все сердце изныло!
Так и вышли мы в море.
Я со своей командой потом две недели совсем не спал, все здешнее железо в строй вводил.
И ведь ввел, самое смешное.
БЕЗ ГОЛОВЫСегодня я проснулся без головы. Совсем. Я когда просыпаюсь и из каюты выхожу, кряхтя и проклиная все на свете, то всегда в зеркало по дороге смотрюсь.
Над умывальником оно висит, справа по ходу событий.
Вот я в него и посмотрел – ничего.
Я еще раз посмотрел – совершенно ничего.
Нет головы!
Вот вы помните, как выглядят цыплята без головы? Вот такая же обстановка – совершенно чисто над плечами.
И главное: я же все вижу, чувствую, говорю (кажется): «А-я-я!» – да нет, слава Богу, говорю.
Только бы никого в коридоре не было, да что ж это такое!
А может, я сплю? А? В автономке же черт-те что может присниться? А?
Ущипнул – ни хрена, не сплю.
Только бы никто в коридоре не появился. Вот ведь меня угораздило как! В зеркало я себя вижу, но там я совсем без ничего! И чем же, спрашивается, я себя вижу? Глаза-то мои где?
– Привет!
– Привет!
Пока я себя рассматривал, стремительно вошел в отсек и оказался рядом со мной Сережка Митрофанов, мой друг и прочее.
Надо бы аккуратно у него как-то спросить, но так, чтоб он не успел спросить у меня, чего это со мной случилось, потому что Серега – помело, все сейчас же знать будут.
– Чего в зеркало уставился?
Это он мне. Чего бы такое ему сказать?
– А… прыщик у меня на верхней губе… вот. Ты не посмотришь?
Теперь Серега смотрит внимательно, точно на пятнадцать сантиметров над моими плечами.
– Прыщик?..
Господи! Сейчас он скажет, что у меня там вообще ничего нет.
– Что-то я… не пойму.
Точно! Нет у меня головы!
– Нет у тебя… прыщика.
Теперь быстро:
– А что есть?
– Что есть?.. Да ничего нет.
– Совсем ничего?
– Совсем.
Теперь медленно и вроде лениво рассуждая:
– А. в районе носа. Вот в этом районе… у меня есть что-нибудь?
Серега на меня смотрит, как на полного идиота, и я его понимаю, потому что сам бы смотрел точно так же.
– Ты чего, Саня, издеваешься надо мной?
– Да нет, ты чего?..
– Ты еще насчет лба спроси!
– А? Что? Что насчет лба? Что?
– Ты чего, совсем ничего не видишь?
Внутри у меня матка опустилась, а голос стал влажным, блеющим:
– Чего… не вижу?
– Ничего не видишь?
После этих слов я еще раз весь вспотел, как бенгальская мышь, а сердце забилось, как зяблик в тряпочке.
– Нет.
– Со зрением что-то?
– А?..
– Со зрением, говорю?
– Где?
– В пизде! Со зрением, говорю, плохо, что ли?
– У… меня?..
– Ну не у меня же!
– А. там есть что-нибудь?
– Где «там»?
– Ну… эта… где у нас голова?
– А где у нас голова?
– А что… нет головы?
– Головы?..
И тут лицо у Сереги стало изменяться, глаза увеличились, почернели, превратились в бусинки, и морда так вытянулась, вытянулась и заострилась. Смотрю, а это и не Серега теперь вовсе, а большая такая мышь, и может быть, даже крыса.
Я отпрянул в ужасе и ударился головой об стену.
После этого я и проснулся.
ПИСЬМАСань, историю прислали. Ты обязательно должен прочитать.
Воспитатель в детсаде помогает пацану натянуть ботинки… Он попросил помочь, и здесь было над чем повозиться: ботинки застряли где-то на полпути, и ни туда ни сюда… Когда воспиталка наконец натянула второй ботинок, пот с нее лил градом. Она готова была рыдать, когда этот мелкий выдал:
– А они не на той ноге!
Действительно, правый ботинок был на левой ноге, а левый на правой…
Снять ботинки было не легче, чем надеть… Воспиталка еле сдерживала себя, натягивая правый ботинок теперь уже на правую ногу. И тут пацан объявляет:
– Это не мои ботинки!
Она с силой прикусила язык, чтобы не наорать ему в рожу: «ЧЕ ТЫ РАНЬШЕ МОЛЧАЛ-ТО?»
И снова она полчаса маялась, пытаясь стянуть эти ужасные ботинки. Когда ей это все же удалось, он сказал:
– Это ботинки моего брата. Мама заставила меня носить их.
Воспиталка уже не знала, смеяться ей или плакать. Собрав последние силы и терпение, она все же натянула ботинки снова и спросила:
– А где твои варежки?
На что мальчик спокойно ответил:
– Я запихал их в носки ботинок…
Суд над воспитательницей начнется на следующей неделе.
У сына друзей нашей семьи такая история. Отучился мученик науки в нашем институте атомной энергетики и только под самый конец образования узнал, что с их кафедры после выпускного останется времени в аккурат отнести диплом домой. Даже напиться времени не будет, потому что сразу загребут на подводный флот. Ненадолго. И не матросней. Но все равно обидно, тем более что флот Северный.
Так что истинный смысл поговорки «Мы – атомщики, нам бы к бабе прижаться и поплакать!» парень понял только тогда, когда ему настойчиво предложили прижаться к подлодке.
Тут он уже не плакал, он выл, как сирена.
В косяк родимой двери вцепился так, что думали уже вызывать спасателей, вырывать косяк и с ним уже доставлять новобранца к месту сборов.
И вот присылает он домой первое письмо с северных подводных лодок: помимо всех прелестей пребывания в Гаджиево, не поддавшихся членораздельному описанию (в каждой строчке только точки), и такой прикол. Привезли рекрутов на место службы, свалили в одну кучку в местном ДОФе и пригласили кого-то из начальства сказать приветственную речь. А чтоб все выглядело солиднее и торжественней, этот «кто-то» оказался убеленным сединами почтенным старцем и увешанным медалями морским волком (вся корма в ракушках).
Он долго распинался о чести, совести и почетности службы, а завершил речь приглашением остаться служить дальше после истечения срока отсидки.
Мол, морское братство крепкое, даже когда кто-то уходит в море, сослуживцы не забывают семьи друзей, заботятся о них.
– Особенно о женах! – тихо хрюкнул кто-то из глубины зала.
И тут почтенный старец наклонился поближе к микрофону, брякнул медалями и громогласно изрек:
– Если вы хотите сказать, что наших жен ебут, так это только тех, кто хочет ебаться!!!
Вот и все. Бездыханные новобранцы стекли со стульев на пол.
Это Валентин.
На Тихом океане, на плавбазе по утилизации «кое-чего» я жил и служил. И вот я спал в своей каюте, как всегда, в тревожном сне, прислушиваясь сквозь сон к объявлениям дежурного по кораблю, к звонкам и к шебаршащим матросам, которые все время норовят что-нибудь украсть (даже у меня). И вдруг я слышу за дверью каюты (я закрылся на замок) звон своей связки ключей (характерный такой звон только моей связки), кто-то открывает дверь, я, соответственно, ПРИОТКРЫВАЮ глаза и вижу, как входит черный силуэт-великан, подходит, останавливается у койки и смотрит на меня.
Я встряхнул головой, продрал сильней глаза, и он исчез. После нескольких таких вот посещений я испугался не на шутку и стал рассказывать это друзьям.
Все смеются, а он перестал приходить. А потом, спустя какое-то время я прочитал у вас рассказ «Когда приходят великаны» – и тут уж точно чуть не ебанулся!!!
Было это в июле 1988 года. Я только отслужил первый год лейтенантом и из полка был откомандирован в «Карантин» – так назывался собранный со всей дивизии сводный полк солдат вновьприбывшего пополнения.
Новобранцы весеннего призыва в течение четырех месяцев проходили там курс молодого бойца и совершали три прыжка с парашютом.
«Карантин» располагался в учебном центре нашей 98 ВДД в степях Бессарабии, и в тот момент среди молодых бойцов началась эпидемия дизентерии, то есть бойцы «потекли сзади», и с прыжками пришлось повременить, пока этот срач не одолеем.
Для борьбы с данным недугом по личному распоряжению замкомандира дивизии по боевой подготовке полковника Марьина (кличка «Барин») над входом в солдатскую столовую был вывешен кумачовый лозунг: «ЧИЩЕ РУКИ – ТВЕРЖЕ КАЛ!» – после чего через неделю болезнь пошла на убыль.
Ваш Леонид.
Это для вас.
Москва, ночь, институт Склифосовского, информационно-консультативный токсикологический центр.
На шестом этаже клиники бдит консультант. Звонок.
– Вас слушает Информационно-консультативный центр.
– Это таможня!
– Ну?
– Что делать с пьяным попугаем?
– С попугаем? Ну, теоретически то же, что и с человеком: дать проспаться и похмелить…
- Перед cвоей cмертью мама полюбила меня - Жанна Свет - Современная проза
- Жутко громко и запредельно близко - Джонатан Фоер - Современная проза
- «...Расстрелять!» – 2 - Александр Покровский - Современная проза
- Желток яйца - Василий Аксенов - Современная проза
- Исход - Игорь Шенфельд - Современная проза
- Рассказы вагонной подушки - Валерий Зеленогорский - Современная проза
- Золотые века [Рассказы] - Альберт Санчес Пиньоль - Современная проза
- Костер на горе - Эдвард Эбби - Современная проза
- Бортовой журнал - Александр Покровский - Современная проза
- Бегемот (сборник) - Александр Покровский - Современная проза