Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Собственно говоря, на характерах героев Василия Белова всегда лежит отсвет судьбы, и жизнь их чаще всего похожа на участь, которую необходимо принять, а не на путь, выбранный по собственной воле. Иногда, очень редко, участь эта бывает радостной, исполненной обещания счастья, как в рассказах «Эхо» или «Люба-Любушка». Обычно же Белов наделяет своих персонажей трудной и даже невыносимой долей. Одиноко коротает свой бабий век достойная большой любви и нерушимого семейного уюта Клавдия. Колхоз не выдал ей документов, позволяющих уехать к избраннику сердца на Камчатку, а когда она все-таки нашла способ вырваться на свободу, выйдя замуж за нелюбимого человека и получив таким образом нужные бумаги, выяснилось, что тот, к кому она безоглядно рвалась, связывать свою жизнь с чьей-то бывшей женой не намерен. Ее уделом становится постепенное увядание, тусклое существование обделенной простыми человеческими радостями женщины. Винить здесь некого. Советские порядки и нечуткие сердцем кавалеры Клавдии сыграли свою роль в ее жизни, но ни тем, ни другим большого значения в рассказе не придается. Дело здесь в чем-то другом. Помимо социальных условий и «человеческого фактора» существует некий недоступный разумному пониманию порядок вещей, при котором жизнь героини складывается именно так, а не иначе. Его невозможно изменить, на него бессмысленно роптать, остается лишь нести бремя невзгод — если хватит сил, то без надрыва и тщетных жалоб на несправедливую судьбу (понятие «справедливость» к судьбе вообще неприменимо). Именно такое приятие своей доли Клавдией становится настоящим нравственным открытием для студента-практиканта Димы, в восприятии которого дан образ героини. Первое его впечатление от Клавдии окрашено в эротические тона (случайно увиденная у ручья нагая женщина, жар волнения при встречах с ней). После рассказа старика Федуловича ее образ озаряется другим светом. Уходя из деревни, Дима провожает Клавдию «совсем новым целомудренным взглядом», исполненным понимания, сочувствия и уважения к чужой душевной боли, отстоявшейся с годами и принявшей в руках судьбы завершенную форму человеческого характера.
Герою рассказа «Весна» Ивану Тимофеевичу выпадает такой жребий, что жизнь для него теряет всякий смысл и превращается в непомерный груз. Гибнут на фронте один за другим все три сына, последний — всего за несколько дней до желанной победы, умирает от горя жена, не выдерживает бескормицы и непосильного труда ставшая за годы войны по-человечески близкой и дорогой скотина. У Ивана Тимофеевича не остается ничего, что могло бы смягчить неутихающую боль, чем можно было бы оправдать пребывание в этом мире, и он решается на добровольный уход в мир иной. Попытка не удается, от петли павшего духом человека спасает женщина, сама придавленная страшной бедой, и происходит нечто необъяснимое рационально, но закономерное нравственно: «.. вся горечь, что накопилась у них обоих, слилась в одно горе, и от этого стало вдруг легче». Рассказ «Весна» писался в то же время, когда автор работал над «Привычным делом». И необходимость продолжения жизни вопреки всем бедам, страданиям и сомнениям мотивирована в нем так же, как и в повести об Иване Африкановиче Дрынове: «Надо было жить, сеять хлеб, дышать и ходить по этой трудной земле, потому что другому некому было делать все это». Рассказ и является своеобразным спутником повести, созвучным ей по основному тону, близким ей по проблематике и, что самое главное, по авторской концепции мира и человека. Эта концепция трагична, человек в соответствии с ней изначально обречен страдать, испытывать лишения, терпеть и находить смысл своего существования в его поддержании и продолжении, невзирая ни на что. В повести «Привычное дело» она мотивирована непрерывным круговоротом обыденной жизни, в который вовлечен герой. В рассказе «Весна» есть дополнительные ее мотивировки: во-первых, долгожданная победа в страшной войне, приближенная погибшими сыновьями Ивана Тимофеевича, во-вторых, время года, воплотившее в себе жизнеутверждающее начало: «С ночного юга катилось вал за валом густое, как сусло, вешнее тепло, в темноте у гумна пробивались на свет новые травяные ростки, гуляла везде весна». Непростой для героя отказ от смерти и выбор в пользу жизни — основное событие в рассказе. Оно трактовано как подчинение всеобщим законам, господствующим в окружающем мире. По Белову, жизнь человека — это не только стремление к счастью, но и исполнение долга жить, вмененного ему от рождения. Может быть, жизнь и есть исполнение такого долга по преимуществу.
Взгляд на жизнь, обеспечивающий «единство художественного события» в рассказе «Весна», оказывает заметное влияние на построение картины мира в целом ряде откровенно неблагополучных, трагических по социальному звучанию беловских произведений малого жанра: «Скакал казак», «Такая война», «Данные», «Медовый месяц». Благодаря этому взгляду становится возможной разрядка сильного нравственнопсихологического напряжения, возникающего по ходу действия. Причем читатель порой переживает происходящее с персонажами острее, драматичнее, чем они сами, потому что та жизнь, которая является для персонажей Белова «привычным делом», современному читателю может представляться абсурдной, невыносимой и не соответствующей элементарным понятиям о человеческим достоинстве. «День прошел благополучно», — записывает 24 октября 1944 года в своей заветной книге герой рассказа «Скакал казак» Степан Михайлович Гудков, уважаемый немногочисленными по военному времени колхозниками старик-бригадир. А в этот самый день едва не скончалась от угара одна жительница деревни, была отправлена в тюрьму за несколько унесенных с гумна горстей ржи другая, над самим бригадиром жестоко насмеялись распоясавшиеся подростки. И это все — помимо тревожного ожидания вестей с фронта, похоронок, хронического недоедания, физического истощения, непомерно завышенных
- ЛАД - Василий Белов - Классическая проза
- Мухи - Екатерина Леткова - Классическая проза
- Пауки и мухи - Адольфо Биой Касарес - Классическая проза
- Твой бог и мой бог - Мэнли Холл - Классическая проза
- Былое и думы. Детская и университет. Тюрьма и ссылка - Александр Иванович Герцен - Классическая проза / Русская классическая проза
- Парни в гетрах - Пелам Вудхаус - Классическая проза
- Ночь в Лиссабоне - Эрих Мария Ремарк - Классическая проза
- Буревестник - Петру Думитриу - Классическая проза
- Леда без лебедя - Габриэле д'Аннунцио - Классическая проза
- Гаврош - Виктор Гюго - Классическая проза