Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И у них это неплохо получалось.
Но имперской промышленности мешала чрезмерная щепетильность в отношении частной собственности. Что, конечно, было вполне объяснимо после жестокой Гражданской войны, – иначе за что было бороться с «красными», – это даже Верховный признавал, хоть и был настоящим национал-социалистом.
Но немцам с их командной экономикой было намного легче.
Помогала, безусловно, и традиционная германская приверженность к порядку и дисциплине. Ворчаков хотел бы посмотреть на того же Либкнехта, если бы тот строил свои гидроэлектростанции не на Рейне, а скажем, на вольном малороссийском Днепре.
Сколько бы они там народу угробили, с их варварским отношением к любой человеческой жизни.
Н-да…
Упаси Господь…
Никита перекрестился.
И неожиданно зевнул.
Хотел было перекрестить как в детстве – испуганно – рот, но отчего-то постеснялся…
…Когда Троцкий с Тельманом внедрили разработанный сбежавшим к Троцкому марксистским теоретиком Бухариным план революционного НЭПа, признававший мелкую буржуазию и трудовое крестьянство попутчиком и союзником передового пролетариата, – уровень жизни в Красной Германии стал уже вровень с ведущими государствами Европы.
Хотя и был пока еще чуть ниже, чем у Имперских Англии и России, подлинных владык и вечных соперников не только старого континента, но и всего по-прежнему наглухо разъединенного человечества…
…Инспектор церемонно попрощался с Княгиней и ее хорошенькой компаньонкой, приложившись старообразно к ручкам. И незаметно сунул внезапно вспыхнувшей компаньонке написанную в туалете аэроплана записочку.
Очень, надо сказать, аккуратно.
Жандарм все-таки.
За обшлаг рукава строгого платья, окружавший предательски повлажневшую ладошку.
И пошел, точнее, побежал, – стремительно вниз, по легкому конструктивистскому трапу, у основания которого его уже ожидал затянутый в черное порученец.
Ну – вот…
…Отпуск, полный яркого крымского солнца, холодного белого вина, эстетских стихов господина Волошина на ночных дорожках южного парка и загадочных влюбленных глаз, по-отпускному свободных столичных красавиц, становившихся такими нежданно доступными в тенистой зелени, закончился, не дойдя до высшей точки.
Верховному Канцлеру Российской Империи вновь срочно понадобилась одна из его лучших ищеек в этом душном византийском городе – на праздновании пятнадцатилетия вступления в Златоглавую знаменитого Первого Ясского добровольческого полка.
Иногда Никита с иронией думал, что, возможно, для России было бы лучше, если бы в Гражданскую одолели господа максималисты.
«Красные».
Эти по крайней мере понимали чего хотели, и у них была хоть и человеконенавистническая, но вполне реализуемая программа.
А еще у них было единство взглядов.
И как следует из вышесказанного, пусть и не шибко грамотное, особенно после чуть ли не насильственной «командировки» товарища Троцкого в Красную Германию, – но все-таки единое руководство.
«Белые» же умудрились перегрызться сразу после того, как опальные ныне «дрозды» впечатали свой твердый гвардейский шаг в древнюю брусчатку древней площади древней столицы России.
Будучи фронтовым офицером и георгиевским кавалером, чуть не выхаркавшим собственные легкие после отравления германскими боевыми газами в мировую войну, Вождь не питал иллюзий по отношению к этой малонадежной и совершенно не ведающей страха и уважения публике.
И особенно – к «ясским дроздам», расквартированным еще указом адмирала Колчака почему-то именно в Москве.
Слишком много ненужной фронды, слишком много излишней «гвардейскости».
То ли город такой, то ли еще что.
В новой, имперской и империалистической, стремительно развивающейся индустриальной и «железной» России, это московское фанфаронство было бесполезно, а следовательно, должно было давно уже кануть во все размывающую Лету.
Но – так и не кануло.
Государственные праздники положено чтить, хотя бы в чисто агитационных целях. Вот потому-то на них Вождю нужны были самые бдительные, самые преданные, самые проверенные ищейки.
«Дрозды», естественно, не были врагами.
Ни Канцлера, ни – тем более – России.
Они были ее прошлым, а прошлое должно умереть.
Во имя будущего.
…«Пежо», попетляв по тушинским деревенским переулкам, выскочил наконец на широкое и прямое, как стрела, засыпанное июльским тополиным снегом Санкт-Петербургское шоссе, проложенное по личному распоряжению Верховного до Манежной площади. Здесь высилась, пугая обитателей древних кривых переулков, свежеотстроенная, оборудованная по последним американским конструктивистским стандартам и облюбованная привередливым питерским чиновничеством гостиница «Москва».
Господин директор Четвертого главного управления намеревался заселиться в гостиничный номер, принять душ и только после этого идти с инспекцией в московскую резиденцию Катаева.
То, что там и так все в порядке, он и без инспекции прекрасно знал: москвичи расшибутся в лепешку, но в грязь лицом перед Валентином Петровичем не ударят.
Хоть, признаться, Вождя и недолюбливают, в том числе за возвращение столицы в Питер.
Такой уж город.
Бывшая царская и бывшая большевистская столица.
Ревнивица.
…Его план, разумеется, пошел к черту: в просторном, отделанном хромом и мрамором вестибюле отеля его уже ожидала очередная «комиссия по встрече».
Грузный человек в штатском, московский начальник службы охраны Имперских резиденций, – насколько профессиональный, настолько же политически незначительный.
И худощавый очкастый грузин с погонами русского жандармского полковника, возглавлявший Имперское ведомство по делам национальных меньшинств и исправительных учреждений.
Короче, главный имперский тюремщик.
Бывший большевик и негодяй.
Негодяя звали Лаврентий Берия, и Никита его искренне, хотя и в основном заочно, ненавидел.
По праву происхождения – из семьи потомственных петербуржских интеллигентов. Семьи, дружившей в том числе с семьями людей, оказавшихся, несмотря на блестящее образование и воспитание, расово и духовно неполноценными. И оттого поступивших в полное распоряжение ведомства этого вынырнувшего на волне революции и контрреволюции рыбоглазого очкастого и расово неполноценного чудовища.
Короче – да, ненавидел.
Но уважал.
Порядок в поселениях у инородцев поддерживался идеальный. А конструкторские бюро живших на тюремном положении еврейских ученых и инженеров, которых Верховный вначале хотел депортировать, оказались очень полезны, в том числе для отечественной оборонной промышленности.
Никита поморщился.
Многие жиды в знаменитых «шарашках» – активно принимали православие.
И тем самым становились полноценными гражданами Новой России: сломить сопротивление возрожденного большевиками Патриархата пока не удалось. Церковники на правах новообращенных стояли твердо: многие иерархи и сами несли в себе изрядную долю поганой жидовской крови.
Новая партийная секретная служба под руководством Розенберга это успешно доказала, а Альфреду Владимировичу в еврейском вопросе можно было верить даже больше, чем самому себе: жидовско-большевистская камарилья погубила родину его предков, Германию.
И утвердилась в маленькой Эстонии, где он когда-то родился.
Гибели своей собственной «большой родины», любимой с детства России этот наполовину остзейский немец – наполовину французский гугенот с большой русской душой не мог допустить даже ценой утраты собственной жизни, – в этом Никита был уверен.
И вообще – Альфред ему нравился.
Они быстро сдружились, договорившись в том числе помогать друг другу по службе.
Но место в государственной иерархии, на которое они метили назначить Альфреда, занял этот деловитый и очкастый грузинский выблядок.
Тот самый Лаврентий Павлович Берия, которого Верховный теперь умилительно похлопывает по плечу и полупочтительно-полуфамильярно называет Палычем.
Никита снова поморщился.
Панибратство с инородцем, пусть и принявшим православие, его бесило, будь он, этот Берия, хоть трижды незаменимый.
Все равно – враг.
Не может не быть врагом, потому что инородец.
Мингрел.
Почти что – грузинский еврей…
Что ж, разберемся и с этим вопросом. Альфредовы выкладки и подсчеты выглядят вполне убедительно.
Великая Империя славянской и германской наций, а также патронируемых ими народов, предстает в них отнюдь не сияющей мечтой, а вполне реализуемым проектом.
И Верховный рано или поздно дрогнет.
Вопрос времени…
Привычным небрежным жестом «от сердца к солнцу» Никита вскинул руку в партийном приветствии, потом кивнул Лаврентию и поманил полового заказать крепчайший итальянский кофе, к которому приучился в союзном Риме, у неистового Дуче Муссолини, вождя безалаберной, но искренне любимой Италии.
- Мастер клинков. Клинок выковывается - Дмитрий Роспопов - Альтернативная история
- Товарищи офицеры. Смерть Гудериану! - Олег Таругин - Альтернативная история
- «Шарашка» попаданцев. Опередить Гитлера! - Андрей Ходов - Альтернативная история
- «Встать! Сталин идет!» Тайная магия Вождя - Рудольф Баландин - Альтернативная история
- НИКОЛАЙ НЕГОДНИК - Андрей Саргаев - Альтернативная история
- Принц Вианы - Дмитрий Старицкий - Альтернативная история
- Фебус. Принц Вианы (СИ) - Дмитрий Старицкий - Альтернативная история
- На странных берегах - Тим Пауэрс - Альтернативная история
- Поле боя — Украина. Сломанный трезубец - Георгий Савицкий - Альтернативная история
- Агент - Валерий Большаков - Альтернативная история