Антагонисты - Джоан Вулф

Правда, на моем пути к успеху стояли два серьезных препятствия. Первое и, безусловно, наиболее весомое как раз то, что я была бедна. Большинство мужчин не любят жениться на бедных девушках. Им нравятся жены с приданым. Но мой папа был всего лишь офицером инфантерии, а у мамы было совсем небольшое состояние, так что никто из моих родителей не мог дать за мной хоть сколько-нибудь существенного приданого.

Это была серьезная проблема. Мама неустанно рассказывала мне байки о бедных девушках, которые, как она слышала, блестяще устраивались, но я воспринимала все эти истории здоровым скептицизмом. Ведь то, чего мама никак не брала в расчет, рассказывая мне свои сказки, было на самом деле чрезвычайно важно: все ее блестяще вышедшие замуж героини были писаными красавицами.

Проблема неожиданно решилась буквально за месяц до нашего отъезда в Лондон. И решил ее не кто иной, как Зани? Он сам предложил дать мне приданое!

Мама от радости даже дар речи потеряла.

— Этого как раз достаточно, Дина, — едва душа, сказала она мне, — достаточно, чтобы тебя зауважали, чтобы тебя приняли. О, благослови Господь этого мальчика! — Укоризненный взгляд в мою сторону, и… — Учитывая то, что ты все время грубишь ему, Дина, с его стороны это просто неслыханное благородство!

— Чепуха, — ответила я. — Ни малейшего благородства тут нет. Просто Заноза испугался, что вынужден будет вечно содержать меня, если я так и не найду себе мужа. Так что приданое — в его же интересах, мамочка. Не давай себя охмурить!

Итак, проблема номер один решилась сама собой. Но проблема номер два была немного сложнее. Это касалось моих волос.

В нашем кругу рыжие волосы считаются не слишком привлекательными. Нет-нет, я вовсе не рыжая, вы же помните. Мои кудри розовато-золотистые. Но я вынуждена признать, что некоторые люди склонны считать их рыжими.

В общем, дурацкая масть. К тому же они очень густые и очень кудрявые. Такие густые и кудрявые, что практически невозможно привести их хоть в какой-то порядок. Они клубятся вокруг моего лица и плеч подобно облаку розоватых завитков.

Я их ненавижу. Однажды, когда мне было четырнадцать лет, я даже состригла их, но получилось еще хуже. Теперь волосы снова отросли до плеч и опять ведут себя, как им заблагорассудится.

У Кэролайн чудесные волосы, блестящие и гладкие, и по-настоящему белокурые. И еще у нее прекрасные большие голубые глаза. Мои глаза серо-зеленые. Нет, с ними-то как раз все в порядке. Правда, они не такие большие и выразительные, как у Кэролайн, но вполне приемлемые. Мне, конечно, никогда не быть такой красавицей, как мама, но, слава Богу, взрослея, я стала походить на нее немного больше. И я отнюдь не дурна собой. Если, конечно, не считать волос. А ведь прическа, к сожалению, не такая деталь внешности, которую можно просто не заметить.

Наверное, Заноза все-таки очень правильно поступил, выделив мне кое-какое приданое, иначе терпеть бы ему меня веки вечные!

Но вернемся к предстоящему балу. Обычно балы дебютанток проходят в разгар сезона. А сезон традиционно открывается ассамблеей в Олмаке в первую среду после Пасхи. Сезон длится до лета, когда все общество покидает Лондон и отправляется в поместья или в Брайтон.

А уж потом, осенью, начинается период охоты, когда все члены высшего общества садятся на лошадей и едут добывать лис. В отличие от этой осенней охоты, весной ловят не лис, а спутников жизни. Молоденькие девушки охотятся на мужей, холостяки выискивают себе жен, женатые выбирают любовниц… Такая вот живописная картина.

В основном охота происходит — я говорю сейчас об охоте на мужей — в особняке Олмак. Это настоящий клуб, в котором проходят еженедельные ассамблеи с участием тех, кого называют creme de la creme — сливки общества. Приглашение на такой вечер вам может вручить одна из патронесс. Олмак — весьма ограниченный круг людей. Мама говорит, что он известен еще как ярмарка невест, так что сами понимаете, какую роль он играет в жизни высшего общества.

Конечно, приглашения в Олмак мы с Кэролайн получили. Перед сестрой и кузиной графа Торнтона все двери были открыты — об этом с гордостью известила нас моя мама. Однако еще до поездки в Олмак в лондонском доме Торнтона на Гросвенор-сквер должен был состояться грандиозный бал. Целью этого бала было «представить» нас обществу. Мама из кожи вон лезла, чтобы этот званый вечер стал самым великолепным и самым обсуждаемым событием предстоящего сезона, так что в конце концов, когда пришло время ехать в Лондон навстречу своей судьбе, мы с Кэролайн почувствовали себя подавленными.

Торнтон-Хаус представлял собой городскую усадьбу графов Торнтонов. Построил его дедушка Занозы, тот самый, который обустраивал поместье в Дерби. Обычно в семье Торнтон-Хаус называли «городским домом» или просто по адресу, Гросвенор-сквер, иначе можно было запутаться, где Торнтон-Хаус, а где Торнтон-Мэнор. Городской дом стоял пустым с тех пор, как умер отец Занозы, но его специально открыли к нашему приезду. Когда мы с мамой там появились, дом предстал во всей своей красе. Мама объяснила, что раньше, когда Заноза приезжал в Лондон, он жил всего в нескольких комнатах. Обедал и развлекался он в других местах. Теперь же, поскольку в городской резиденции ему предстояло жить не одному, дом был полностью укомплектован штатом прислуги, вычищен и обеспечен всем необходимым. Сам Заноза обещал вскоре приехать из Шотландии, куда он отправился погостить к своему другу.

Моя спальня оказалась очень милой. Мебель была недавно отполирована, в вазах стояли свежие цветы, а кровать и кресла были покрыты старинными чехлами. Мне тут сразу понравилось, и я помогла Лайзе — служанке, которая пришла, чтобы распаковать вещи, — разместить мои платья в гигантском гардеробе, который загораживал почти всю стену, оклеенную обоями в цветочек. Вообще-то у меня с собой было не слишком много платьев. Мама собиралась заказать для нас с Кэролайн новые наряды на деньги, которые, кстати, щедро предоставил все тот же Заноза — все-таки ему ужасно не терпелось поскорее от меня избавиться. Так что мы отправились в путь, собрав только самое необходимое. Мама заявила, что все наши старые платья годятся разве что для деревни, но никак не подойдут для Лондона.

Я не так уж беспокоилась о своем гардеробе. Гораздо сильнее меня волновали лошади. И дело не в том, что я сомневалась в отменном качестве конюшен Торнтон-Хауса. Дом еще пустовал, но, едва приехав в Лондон, Заноза в первую очередь занялся конюшнями. В основном он, конечно, вполне оправдывал свое прозвище, но уж что касается лошадей, тут на него вполне можно было положиться. Итак, дело не в том, что я усомнилась в удобстве здешних денников, но, как и я сама, мои лошади никогда прежде не покидали своего дома, и мне не хотелось, чтобы животные чувствовали себя неуютно. Их отправили в город за день до нашего отъезда, и я волновалась за них. Поэтому при первой же возможности я прошла в конюшню.