Восточные грезы - Пенни Джордан

Она подала ему халат, пытаясь не смотреть на него, но какая-то неведомая сила заставила ее протянуть руку и провести кончиками пальцев по темной линии волос на его животе.

Она почувствовала, как напряглись его мышцы.

— Послушайте, — услышала она его резкий голос, — я не хочу… — Неожиданно запнувшись, он оттолкнулся от стола и сгреб ее в охапку.

Каким наслаждением было чувствовать его руки на своей коже! Теплые ладони скользили по ее бедрам, поднимались к округлостям ягодиц. Она думала, что уже давно прошла через период подростковой гиперсексуальности, сменив пристальное изучение своего тела и его реакций на добровольное воздержание, где случайное сексуальное желание отнюдь не приветствовалось. Но сейчас былые убеждения соскользнули с нее, оставив беззащитной перед водоворотом страсти.

Словно по мановению волшебной палочки, из рассудительной, всеми уважаемой Натали Карини она превратилась в обезумевшую рабу любви. Все в Леоне Перезе восхищало ее. Она жаждала не просто коснуться его, но ощутить его вкус, услышать его дыхание в последнюю секунду, когда он потеряет контроль, горя одним лишь желанием овладеть ей. Она хотела почувствовать жаркий запах возбужденного мужчины, когда он, смешавшись с ее запахом, создал бы новый уникальный аромат.

Но больше всего ей хотелось почувствовать его в себе, как его плоть скользит по самым чувствительным ее точкам. Ее забавляло, как она, гордая своей воздержанной зрелостью, могла не только ощущать глубину этой страсти, но и бояться отдаться ей. Почему? Потому что стояла на пороге брака? Потому что у нее давно не было секса? А может быть, все дело в Леоне Перезе?

Из всех трех причин она предпочла бы вторую. Но упрямое сознание отказывалось подтвердить ее правоту.

— Кто вы? Откуда вы? — услышала она его голос. — Хотя зачем мне об этом спрашивать? Я и так знаю ответ. Вы, как и весь ваш пол, состоите из обмана, пустых обещаний, хитрых уловок, всего, чтобы только соблазнить и удержать мужчину так долго, как вам этого захочется.

В его голосе звучало презрение, смешанное с горечью и злостью, но Натали не обращала внимания, как будто у нее больше не осталось чувствительных рецепторов, способных воспринимать обиду. Вся она, казалось, растворилась в темной волне удовольствия. Никогда ее чувства не были так наполнены ни одним мужчиной, и в то же время ей это казалось абсолютно правильным. Он стоял рядом, болезненное напряжение внизу ее живота стало почти нестерпимым. Она наклонилась вниз, вдыхая запах его кожи, ее руки скользнули по его бедрам.

— Нет!

Она отшатнулась. Сердце ее бешено забилось.

— Возможно, вы и привыкли, чтобы мужчина подчинялся вам в ваших наслаждениях, но со мной так не будет. — Его голос звучал резко и предостерегающе. — Там, откуда я родом, мужчина руководит, а женщина подчиняется.

Его руки переместились на ее тело, медленно, слишком медленно двигаясь вверх, наполняя стонами ее дыхание. Когда он коснулся ладонями ее груди, потирая соски кончиками пальцев, она закричала от острого наслаждения.

— Твоя кожа цвета миндального молока, смешанного с солнечным закатом. Она требует уважения от мужчины и ищет возможность подчинить его. Но меня нельзя подчинить.

Натали с трудом смогла уловить это поэтическое сравнение. Она вся горела в огне собственного желания. Она притянула к себе его голову, желая почувствовать его губы на своей коже, и чуть не закричала от разочарования, когда он увернулся.

Но затем он сделал то, чего она никак не ожидала, — поднял ее на руки и легко понес к кровати. Ее рост был не меньше шести футов, и, хотя ее кисти и щиколотки были довольно тонкими, ее фигура имела чувственные формы. А Леон нес ее, словно она была пушинкой. Казалось странным испытывать восторг перед демонстрацией простой мышечной силы, но тем не менее именно это она и чувствовала.

— А сейчас, — сказал он, наклонившись над ней, — сейчас я возьму от вас то, что вы с такой готовностью предложили мне. Даже если мой разум и говорит мне, что на вас лежит клеймо тех, кто владел вами до меня.

Он оскорбил ее, но она была слишком возбуждена, чтобы отплатить ему той же монетой. Он был чувственным сорокалетним мужчиной, а она — женщиной, чей добровольный целибат, как она теперь знала, опасно затянулся. Закрыв глаза, Натали выгнулась под ним, подчиняясь движению его рук, которые искусно дотрагивались до ее интимных мест. Казалось, каждое его прикосновение увлекало ее еще глубже в пучину неземных удовольствий. Словно умелый алхимик, он использовал силы своей сексуальности, чтобы трансформировать ее в свое собственное творение, увлекая в сладостную агонию экстаза, которую раньше она всегда старалась держать в узде.

— Не закрывайте глаз, — скомандовал он.

Подчинившись, Натали открыла глаза, разрешив ему видеть все, что происходило с ней.

Отяжелевшим взглядом она следила за его уверенными движениями. Звук разрываемой обертки вселил в нее уверенность и в то же время немного разочаровал.

Как только Леон вошел в нее, Натали почувствовала, насколько идеально он ей подходит. Каждая ее клеточка просто пела от восторга. Легкая дрожь пробежала по ее телу, когда она подняла ноги и скрестила их за спиной Леона, словно затягивая его как можно дальше в свою глубину. Она могла слышать оглушительные удары их сердец, чувствовать горячий жар дыхания, смешанный с запахом их общего возбуждения. Каждым движением Леон уносил ее все дальше и дальше, до тех пор, пока, наконец, финальный рывок не унес их в саму бесконечность.

Натали блаженно потянулась. Из душа доносились звуки льющейся воды. Она медленно встала с постели и начала натягивать на себя одежду ставшими вдруг непослушными пальцами. На смену эйфории пришло осознание того, что только что произошло. Что она наделала! Никто не должен узнать об этом! Никто! Как она могла быть такой легкомысленной? И ради чего? Ради секса с незнакомцем? Как ужасно это звучало. И как не соответствовало всему, на чем основывалось ее уважение к себе.

Вода в душе все продолжала литься. Ей нужно уйти прежде, чем он вернется. Она уже оделась, и не было никакой причины задерживаться, так почему же она мешкала?

Иди, иди сейчас же, подталкивал ее внутренний голос, прежде чем он вернется и унизит тебя еще больше. Еще больше? Может ли унижение быть большим, чем те слова, которые она услышала, когда прошла последняя волна их удовольствия?

— Так, — сказал он, отстранившись от нее и вставая. — Вы получили то, что хотели, а теперь уходите.

Что она хотела!

Но ведь он тоже этого хотел, верно? Конечно, он хотел, но она первая спровоцировала его.