Соколиные перья и зеркало Кощеевны - Оксана Токарева

открытым нервом налили сладкий сироп.

— Как вы такой зашвар вообще можете слушать? — страдальчески спросила она. — У меня от приторности сейчас все во всех местах слипнется!

— А я под такое все детство танцевал и даже призы на соревнованиях брал, — как ни в чем не бывало сообщил Филипп.

— Да ладно троллить! — возмутилась Ксюша, с недоверием глядя на старого приятеля, которого знала как убежденного металлиста.

— Я до шестого класса бальными танцами занимался, пока не перешел в секцию плавания, — пожал плечами Филипп. — Латиноамериканская номинация мне давалась лучше всего. Благо текст произносить не требовалось. С языками я мучился всю жизнь.

— Сказал прогер, поступивший в один из лучших вузов страны по олимпиаде, — ехидно прыснула Ксюша.

«Еще и олимпиадник!» — со смесью восторга и уважения отметила Ева, которая за два года участия во Всероссийской дошла только до регионального этапа.

— Так там же не надо сочинение писать, тексты пересказывать, аудирование слушать, — пояснил Филипп. — И за произношение никто оценки не снизит. Сидишь себе кодишь и никаких проблем.

— Так и в произношении нет ничего сложного, надо только правильно его поставить, — заметила Ева, которая при слове «танцы» едва не впала в ступор, поскольку эту тему воспринимала слишком болезненно.

Впрочем, признание Филиппа многое объясняло. По крайней мере, его горделивая осанка и фантастическая пластичность, которая ощущалась в каждом движении и сейчас, уже не казались чем-то сверхъестественным, будучи результатом многолетних тренировок. Да и с фигурой пловца она угадала. Или все-таки еще и летуна, если на минутку поверить в сказку про ясного сокола и заветное перышко? Утреннее происшествие прозрачно на это намекало, вот только происходило все тогда на грани яви и сна.

Пока кипел чайник и настаивалась заварка, Ева прочитала краткий курс португальской фонетики и попыталась поставить произношение. Внятно проговаривала одну строчку за другой, а Филипп честно повторял. Ксюша комментировала и помогала. При этом все трое так хохотали над неудачными попытками передать характерное португальское пришептывание, что, вероятно, разбудили пол-лагеря, если в тихий час кто-то вообще спал.

Ева чувствовала во всем теле такую воздушность, будто парила над землей на прозрачных, кажется, стрекозиных крыльях. Изнуряющий зной, особенно нестерпимый в это время суток у них на втором этаже, казалось, превратился в приятную прохладу или просто не ощущался, поскольку никакая жара не могла сравниться с живым огнем, растекавшимся по жилам, едва она встречалась взглядом с карими соколиными очами Филиппа.

— Португальский похож на испанский, но фонетика у него в большей степени близка французской, — оседлав любимого конька, объясняла Ева.

— Вероятно, именно поэтому Паганель с такой легкостью его выучил, — улыбнулся Филипп, вспомнив к месту героя Жюля Верна.

— После французского все романские языки хорошо идут, а английский вообще легкотня! — авторитетно заметила Ева, которая учила язык Бальзака и Гюго с пяти лет и именно с ним поступала в вуз.

— Для тебя все легкотня, что не химия, — разливая всем чай и разрезая пирог, хмыкнула Ксюша, которая в лицее нередко выручала подругу, за что Ева помогала ей по английскому и литературе.

— Я на химию тоже в школе забивал, — отламывая хрустящую корочку ватрушки, честно признался Филипп. — Просто за ненадобностью.

— У нас в лицее попробуй забей, — с набитым ртом покачала головой Ксюша.

— И физика почти каждый день, — добавила Ева, вспоминая полгода, после которых учебу в не самой простой гимназии и вузе она воспринимала почти как отдых.

— Да как же вас в физмат-то занесло? — искренне пожалел ее Филипп, рассматривая чашку с видами Лиссабона.

— Мама переживала, что я завалю ЕГЭ по математике и вообще не получу аттестат, — честно призналась Ева.

— Разделение на профиль и базу ввели как раз через год после нашего поступления, — кивнула Ксюша, которая честно выдержала все три года хоть и в экологическом классе, но все равно с вузовской программой по физике и точным наукам. Впрочем, ей на биохим как раз математика пригодилась.

— И все же к ЕГЭ можно было подготовиться и в обычной школе, — заметил Филипп, поправляя волосы, в солнечном свете казавшиеся пестрыми, как соколиные перья. — Походить на допы или взять репетитора.

— Я в те годы мечтала стать биологом, — пояснила Ева, рассказав историю про запутавшегося в силках балобана.

— Представляете, он же краснокнижный, тогда даже орнитологи удивились: отслеживали миграцию певчих птиц, а тут хищник, да еще и такой редкий.

— Ну да, хотел, видимо, поохотиться на мелких птичек, да сам в силках оказался, — авторитетно кивнула Ксюша, налегая на выпечку.

Она с диетами никогда не загонялась: утверждала, что хорошего человека много не бывает, и потому лопала все подряд, а на лишние килограммы просто забивала.

Филипп ее не услышал, в волнении переводя взгляд с Евы на соколиное перо и обратно и думая о чем-то явно своем.

— Так это вы обнаружили те силки? То-то мне ваше лицо показалось таким знакомым, — пробормотал он взволнованно, и Ева поняла, что он тоже там был.

Вопрос, в каком обличии. Им обоим тогда еще не исполнилось и пятнадцати, а сокол как раз выглядел вчерашним слетком, осваивающим первые навыки охоты. И только ли в неосторожности было дело?

Неподалеку от стационара находился мусорный полигон, в окрестностях которого творились какие-то не просто незаконные, но иногда и вообще необъяснимые с научной точки зрения вещи. К примеру, лет двадцать назад из-за начавшегося на полигоне возгорания на биологическом стационаре, где они почти каждый год гостили у профессора Мудрицкого, наблюдали огненный смерч, про который папа делал репортаж. А в прошлом году там вообще случился какой-то природный катаклизм невыясненной этиологии, и на месте захоронения отходов образовалось бездонное озеро.

Ой, кажется от жары она совсем сбрендила! Вернее, заигралась. Сама придумала — сама поверила. Не просто так мама называла ее безнадежной мечтательницей. Но как тогда объяснить реакцию Филиппа?

— Что значит те? — насторожилась Ксюша.

— Да мне ребята знакомые рассказывали, — стушевался Филлип, покраснев, почти как Ева во время вчерашней встречи и теребя на пальце кольцо с каким-то номером, слишком похожее на те, которыми орнитологи помечают птиц. — Я просто удивился, что вы бывали за Уралом, — добавил он, глядя умоляюще, почти как тот сокол.

— Я в Наукограде родилась, — пришла ему на помощь Ева.

— А нас с родителями куда только не забрасывало, — с явным облегчением ухватился за тему Филипп. — От Балтики до Тихого океана. Отец у меня военный, а мы с мамой везде с ним ездили, кроме горячих точек. На Кавказ, Балканы и недавно на Ближний Восток он мотался, конечно, сам.

Ева в ответ рассказала, как папина командировка в зону балканского конфликта