Шерлок Холмс: прекрасный новый мир - Антон Толстых

— Да, моими коллегами в этом деле были инспектор Макдональд и агент Пинкертона. Но разве масоны используют свастику?

— Кто знает? Кем бы ни был этот человек, язычником, масоном, сатанистом или кем-нибудь ещё хуже, его нужно немедленно изловить.

Лестрейд попрощался и покинул нашу квартиру. Как только он хлопнул входной дверью, в гостиную вошёл Исаев. Его лицо было перекошено.

— Идиот! — процедил он сквозь зубы. — Какой я сатанист, язычник или масон? Свастика использовалась древними ариями, с этим не поспоришь, но немцы сделали её своим символом, она стала символом зла! Кто он такой, этот Лестрейд?

— Инспектор Скотланд-ярда.

— Кем бы он ни был, нам нужно сматывать удочки. Нас ждёт Германия. Германская империя сделала обычную войну мировой. Первая мировая война привела ко второй. Почему Führer стал таким, а не другим? Во-первых, большая концентрация антисемитизма на его родине, Австрии. Во-вторых, наказание Германии странами-победительницами как результат первой мировой войны. Холмс, имя Вагнера вам ни о чём не говорит?

— Гениальный немецкий композитор.

— Так знайте, что Вагнер был националистом и антисемитом. Его мировоззрение повлияло на немецкий Nazism.

Лицо Холмса выразило неимоверное удивление, и мне стало жаль этого любителя Вагнера.

Вскоре мы уже собирались в Германию. Миссис Хадсон обещала терпеливо ждать нас. Когда мы ехали в кэбе на вокзал Виктория, из-за наших спин послышался голос Лестрейда.

— Я видел, как из квартиры мистера Холмса и доктора Ватсона выходил тот самый проходимец. Нужно немедленно найти его, пока этот странный человек не покинул Лондон.

В сторону Бейкер-стрит направлялись шеренги полицейских. Когда мы садились в экспресс, к северу от вокзала произошла неожиданная вспышка света, которую я принял за взрыв огромного количества бочек с порохом, словно некий последователь Гая Фокса решил совершить второй пороховой заговор. Над северо-западом Лондона выросла огненная вертикальная линия, всё более взлетавшая к небесам. От неё исходил тонкий гул, постепенно стихавший.

Пассажиры повернулись в сторону Бейкер-стрит, привлечённые невиданным зрелищем.

— Всё ясно. Лестрейд, ворвавшись в ваш дом, случайно замкнул контакт и запустил ракету, — прошептал мистер Исаев.

Глава III. Изобретатель

Паром вёз экспресс через Ла-Манш. Рядом с ним располагается Немецкое море, и само название этого моря говорило о немецком высокомерии, так как оно омывает берега не только Германии, но и Великобритании, Дании и Голландии. Мы обсуждали то, как мы должны будем попасть в Германию. В первую очередь мы придумали псевдонимы, и Холмс стал Готлибом Хаузером, я стал Иоганном Сименсом, а Исаев снова стал Штирлицем, так как этим именем он пользовался в Третьем Reich. Сначала Штирлиц хотел назвать себя «ограбленным в Шанхае немецким аристократом фон Штирлицем», так как эта легенда уже была использована им. Но жители Берлина должны были знать, что такого аристократа у них нет, и от такой затеи нам пришлось отказаться. Поскольку мы, намереваясь поселиться в гостинице, должны были выглядеть приезжими, мы не просто учили немецкий язык, но и штудировали саксонский диалект, позволявший нам отличаться от коренных берлинцев. Исаеву оставалось подучивать английский язык.

— Мы не должны никого эксплоатировать. Мы отправляемся в Германию во имя гуманизма, — учил нас Исаев, раскладывая фигурки из спичек.

Наша поездка по Голландии не отличилась ничем особенным, чтобы рассказывать о ней. Правда, я вспомнил, что Холмс проводил расследование по поручению голландской королевской фамилии. В ответ на вопрос рассказать о расследовании он отмахнулся.

— Эта история может опозорить голландскую королевскую фамилию. Прошу вас, простите меня, но я пока не могу ничего рассказать[13].

Мы вышли из поезда около границы с Германией. На горизонте пересекались граница и железная дорога. Невдалеке находилась голландская деревушка. Мы сели на чемоданы и задумались над нашей проблемой. Как мы пересечём границу, если у нас нет паспортов на вымышленные нами имена? И как быть, если нам понадобится вдобавок изменить внешность, а в то время паспорта имели антропометрические данные?

— Если бы мы не знали немецкого языка, мы могли бы использовать паспорта глухонемых немцев, — заметил Исаев. Эта мысль выглядела несколько витиеватой, так как мы знали немецкий язык, но пересечь границу всё равно не могли независимо от знания немецкого языка.

— Вы не замечаете ничего странного? — спросил Холмс.

— Я не вижу ничего странного, — ответил Исаев.

— А как же этот приближающийся предмет, похожий на птицу?

— В нём нет ничего странного.

К нам по воздуху приближался человек, поразительно напоминавший Икара. Его руки держали широкие крылья, которые не махали по воздуху, как у птицы, а неподвижно планировали. За человеком следовали ещё два крыла, образовывавшие хвост. Летучий человек перелетел границу и приземлился на поляне.

— Боже, мне нужно обуздать свой энтузиазм! Как я мог пролететь такое расстояние, ума не приложу! Ладно, допустим, этот полёт вплотную приблизил меня к изобретению летательного аппарата. Но как я смогу поднять аппарат в воздух, если он приземлился на ровную поверхность, и здесь нет холмов?

Исаев шагнул к незнакомцу и пожал ему руку.

— Вы Отто Лилиенталь?

— Да, я Карл Вильгельм Отто Лилиенталь. А вы кто такой, извольте спросить?

— Я пока не знаю, можно ли вам доверять.

— Почему вы не уверены в том, можно ли мне доверять?

— Вы собираемся совершить дело огромной важности. — Исаев повернулся к нам. — Идите сюда, перед вами один пионеров авиации.

— Кто вы такие? Я не знаю слова «авиация», но я вижу, что вы знаете больше меня.

— Дело в том, что я попал сюда из будущего.

— Да? Если вы попали сюда из будущего, то простите мне нескромный вопрос. Стану ли я изобретателем летательного аппарата?

— К сожалению, вы погибнете во время испытания.

— Боже, неужели это нельзя исправить?

— Можно, — решительно ответил Холмс. — Если вы, мистер Исаев, из будущего, то сможете помочь герру Лилиенталю создать летательный аппарат. И мы перелетим через границу. Дальше часть территории Германии и, в конце нашего пути, Берлин.

— Но сможет ли планёр поднять в воздух четверых человек?

— Это будет не планёр, — возразил Исаев. — Это будет самолёт с двигателем.

— Вы совершенно правы. Я продвигаю концепцию «подпрыгнуть прежде, чем полететь». Нужно сначала поднять в воздух планёр, вместо того, чтобы создавать машину с двигателем, надеясь, что она сразу полетит. Я в порыве энтузиазма пролетел расстояние от Берлина до места, где мы сейчас стоим. А если я преодолел это расстояние на планёре, то мы сможем преодолеть это расстояние и на машине с двигателем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});