Германский прихвостень или московский запроданец? - Вольфганг Акунов)

 «Придя в Киев, немцы прежде всего вычистили невероятно загаженный при большевиках вокзал…Они явились сюда (на Украину) друзьями, а не врагами; здесь можно будет и отдохнуть, и подкормиться. Лица сосредоточенные, дисциплина образцовая, спокойная приветливость и сознание собственного достоинства…

С появлением немцев, как по мановению волшебного жезла, без всяких угроз или угрожающих объявлений, исчезли всякие грабежи и насилия. Обыватель вздохнул свободно. Даже поздней ночью стало совершенно безопасно гулять по улицам. Открылись театры, синема, рестораны, жизнь заиграла быстрым темпом свою вечную суетливую музыку».

А вот что писал в своих воспоминаниях о жизни в Киеве под властью Гетмана Скоропадского и под защитой немецких войск герцог Г.Н. Лейхтенбергский:

«Был конец июля 1918 г. В Киеве, где я тогда проживал со своими старшими детьми, постепенно, под охраной немецких штыков, укреплялось правительство Гетмана Скоропадского, организовывалась правительственная украинская власть, водворялись покой и тишина, и экономическая жизнь края начала возрождаться.

На Дону правил Атаман Краснов и там также нарождалась вооруженная сила и укрепились порядок и тишина.

На Кубани Добровольческая армия успешно боролась с большевиками и старалась всемерно увеличивать свои силы. На юге России, таким образом, создавалась широкая база для действий против Советской Москвы в будущем. Говорю: в будущем, потому что разнородные силы — Украину, Дон и Кубань — надо было еще координировать; теоретически координировать их было бы не трудно одной просто поставленной целью — борьбой с большевизмом, как с мировым злом и мировой опасностью, и восстановлением России. Теоретически большинство деятелей того времени это и понимали, но практически достигнуть соглашения в этом направлении было крайне нелегко: мировая война все еще продолжалась, и Россия, как таковая, выбыла из строя и превратилась в арену междоусобной войны и международных интересов.

На Украине господствовали немцы, и Гетман должен был с ними считаться при каждом своем шаге. Своей армии у него еще не было и неизвестно было, когда немцы разрешат таковую создать…

Добровольческая армия, выкинув лозунг: «верность союзникам до конца», всецело рассчитывала на их, союзников, помощь и, ставя патриотическим лозунгом: Единую, неделимую Россию, не желала признавать Украины, (лишь — В.А.) поневоле считаясь с Доном и, что было хуже с практической, русской точки зрения, признавала немцев на Украине своими врагами (курсив наш — В.А.) и всячески это подчеркивала».

На деле же — самоубийственно отказывалась проявить политическую мудрость и взять протянутую ей вчерашними врагами руку. А ведь именно в этом заключалось тогда единственное средство к спасению. И данную мысль даже пламенный ненавистник гетмана Скоропадского, Михаил Афанасьевич Булгаков, вложил в уста своего любимого героя — русского белого офицера Алексея Турбина (вероятно, высказавшего сокровенные мысли самого Булгакова, остерегавшегося выражать свое мнение открыто, боясь недреманного ока советской цензуры):

«Нужно только иметь голову на плечах, и всегда можно было бы столковаться с гетманом. Нужно было бы немцам объяснить, что мы им не опасны. Конечно, война нами проиграна! У нас теперь другое, более страшное, чем война, чем немцы, чем все на свете. У нас — Троцкий. Вот что нужно было сказать немцам: вам нужен сахар, хлеб? — берите, лопайте, кормите солдат. Подавитесь, но только помогите. Дайте формироваться, ведь это вам же лучше, мы вам поможем удержать порядок на Украине, чтобы наши богоносцы не заболели московской болезнью. И будь сейчас русская армия в Городе, мы бы железной стеной были отгорожены от Москвы…»

«План же был таков, — звучно и торжественно выговорил Шервинский — когда война кончилась бы, немцы отправились бы и оказали бы помощь в борьбе с большевиками. Когда же Москва была бы занята, гетман торжественно положил бы Украину к стопам его императорского величества государя императора Николая Александровича».

(Михаил Булгаков. «Белая гвардия»).

Тем временем жизнь в Киеве, в котором всюду и везде охраняли покой «металлические немцы» (по образному выражению того же М.А. Булгакова), постепенно налаживалась. «Население города почти удвоилось за счет москвичей и петроградсцев. В театрах шли «Ревность» Арцыбашева и венские оперетты. По улицам проезжали патрули немецких улан с пиками и черно-красными флажками» (К. Паустовский, «Начало неведомого века»).

Как уже говорилось выше, полным ходом функционировали вербовочные бюро белой русской монархической Южной армии герцога Г. Н. Лейхтенбергского, все чины которой, в отличие от «непредрешенцев» деникинско-антантовской ориентации, носили на рукавах мундиров не бело сине-красные «национальные углы», а черно-желто-белые «романовские» шевроны.

Южная армия формировалась в Киеве под эгидой патриотического союза «Наша Родина», возглавлявшегося, наряду с герцогом Г.Н. Лейхтенбергским, известным монархистом М.Е. Акацатовым, поэтому вполне логичной представляется монархическая и прогерманская ориентация этой армии. В июле 1918 года при союзе «Наша Родина» было образовано Бюро Южной армии (фактически выполнявшее функцию штаба), под руководством полковников Русской Императорской армии Чеснакова и Вильямовского. Деятельность Бюро Южной Армии была направлена на вербовку монархически настроенных русских белых добровольцев, направлявшихся в Богучарский и Новохоперский уезды Воронежской губернии, где формировалась 1-я дивизия Южной армии, под командованием генерал-майора В.В. Семенова. Начальником штаба Южной армии был назначен генерал-майор Русской Императорской армии К.К. Шильдбах. Интересно, что начальником контрразведки Южной армии с августа 1918 года являлся бывший (с начала лета 1918 года) начальник ее вербовочного пункта Георгиевский кавалер и подполковник русской армии Павел Михайлович Бермондт (князь Авалов), сформировавший и возглавивший в дальнейшем русско-германскую Западную Добровольческую (Русскую Западную) армию (о нем будет подробнее рассказано в последующих главах нашей книги).

В августе 1918 года началось формирование 2-й дивизии Южной армии под командованием царского генерал-майора Г.Г. Джонсона в Миллерово и штаба корпуса. В течение трех месяцев по всей Украине было открыто 25 вербовочных бюро, при посредстве которых в Южную армию за это время было направлено не менее 16 000 белых добровольцев. 30 % отобщего числа добровольцев, направленных для формирования Южной армии составляли офицеры бывшей Русской Императорской армии. Одновременно при посредстве тех же самых 25 вербовочных бюро Южной армии около 4 000 добровольцев было направлено в Донскую армию генерала П.Н. Краснова (а частично, при его посредстве — в «проантантовскую» Добровольческую армию генерала Деникина). Южная армия имела свои вербовочные бюро не только на Украине, но и в других городах — например, в Пскове (тамошнее бюро возглавлял подполковник русской армии Бучинский). В конце августа 1918 года были сформированы эскадрон 1-го конного полка (командир эскадрона — полковник Якобсон) в Черткове и отдельный пехотный батальон в Богучаре. В штаб Южной армии начали поступать предложения от целых офицерских составов кавалерийских и пехотных полков бывшей русской армии, сохранивших свои старые знамена и штандарты, вступить полным составом в Южную армию при условии сохранения их частей.

Идею создания Южной армии с самого начала активно поддерживал Гетман П.П. Скоропадский. Именно Гетман передал в Южную армию кадры 4-й пехотной дивизии (13-й Белозерский и 14-й Олонецкий полки), из которых планировалось еще весной 1918 года сформировать Отдельную Крымскую боигаду украинской армии. Кроме того, в состав Южной армии были переданы кадры 19-й и 20-й пехотных дивизий, почти не использованные в регулярной армии Гетмана Скоропадского. Германское командование, с полным основанием рассматривавшее белую Добровольческую армию Деникина как силу, враждебную Германии, препятствовало поступлению в войска Деникина русских добровольцев, поощряя в то же время их вступление в Южную армию, в результате чего многие русские офицеры-патриоты оказались дезориентированными и в итоге не попали ни в Добровольческую, ни в Южную армию. И это в то время, когда каждый «белый» штык был на вес золота!

Предполагалось, что Южная армия будет действовать совместно с Донской, и донской Атаман П.Н. Краснов требовал перевода формирований Южной армии в Кантемировку. 30 сентября 1918 года Донской Атаман издал приказ о формировании Особой Южной армии в составе трех корпусов: Воронежского (бывшая Южная армия), Астраханского (бывшая Астраханская армия, о которой еще пойдет речь на дальнейших страницах этой книги) и Саратовского (бывшая Русская народная армия) под командованием генерала Н.И. Иванова (начальником штаба у которого был генерал Залесский). Осенью 1918 года армия насчитывала более 20 000 штыков и сабель. Но это был списочный состав, а на фронте против большевиков из этих 20 000 сражалось не более 3 000 бойцов.