Перстень Рыболова - Анна Сеничева

Флойбек проснулся под утро оттого, что порывом ветра настежь распахнуло окно. Ставня, дребезжа, билась о стену, и в хибарку влетали холодные брызги. Мальчик выбрался из-под покрывала и, стуча зубами от холода, затворил окно. Постоял, прислушиваясь к дыханию моря, и снова улегся, потеснив Сгарди.

Из-под ставен сочился бледный свет нарождающегося утра. И в этом неверном свете тускло поблескивали белки открытых глаз Арвельда, устремленных в потолок.

– Ты-то что не спишь? – тихо спросил Флойбек. Сгарди не отвечал. – Эй, будет шутки шутить, – он легонько потряс Арвельда.

– Чего раскричался? – прошептал с лавки Гессен. – Всех перебудишь!

– А тебе лишь бы дрыхнуть! – тоже шепотом отрезал Флойбек. – Глянул бы, что делается!

Гессен повернулся на своей лавке, посмотрел на них.

– Арвельд…

– А вдруг он…

Гессен прижал жилку на шее.

– Нет, жив, сердце бьется. Погоди, не трогай, только хуже сделаешь. – Гессен присел на край лежанки. – Сейчас увидим…

На краю Леса, где колоколом било-звучало море, срослись дуб и башня. Дряхлая башня осела оплывшей свечой. Черный камень, осклизлый от вечных туманов, источен был окнами-дуплами, забранными ржавой паутиной решеток. Желудь фонаря висел над дверным проемом на длинных цепях.

– Мы пришли, – Нений проплыл под кружевными воротами башни. – Здесь хранилось величайшее сокровище Города. Бесценное сокровище. Оно и доныне тут, только мне не достать… – голос Нения становился похож на тот, что слышался у моста – бесцветный, неживой. – Страшная гроза пронеслась когда-то в этих краях, жуткая гроза, о которой сложили легенды. Одна молния копьем ударила сюда, пробив земную кору. А через несколько дней из трещины начала сочиться вода. Черная и тяжелая…

– Это была кровь! – изумленно воскликнул Арвельд. – Кровь земли! И башня закрыла трещину?

Нений рассмеялся сухим, дробным смехом, похожим на стук камней.

– Закрыла трещину! Закрыла трещину! – он скользнул к дверному проему, из которого несло погребом, и воздел руки к небу, нараспев повторяя что-то на своем языке. Серый плащ светился в дымке. – Мы были бессмертны! Великий Асфалин, непобедимый Асфалин! Величайшее чудо мира!

– Бессмертны… – эхом повторил Арвельд. – Бессмертны… Вы пили ее! Пили земную кровь!

Прибой оглушил его. Закачались деревья-исполины, ветви сомкнулись, закрыв зыбкий свет, что сочился сквозь туман. Сухой воздух комом встал в горле – теперь он казался пропитанным ядовитыми испарениями почвы. Она столько выпила крови, оттого и рожала эти громадные стволы, выпиравшие из нее и душившие сородичей, как душили других жители Города. Так вот она, разгадка Асфалина, его бесценное сокровище!

Стоны и вздохи в дымке усилились, и в этом хоре уже можно было различить отдельные голоса. Один из них становился все громче.

– Арвельд! Арвельд! – звал он.

Сгарди очнулся. Перед ним стоял Нений.

– Иди за мной… За мной… – его плащ, развеваясь, поплыл вперед.

Задняя стена башни была разрушена, и перед остатками стены лежала груда камней. Источник засыпало в год Великой беды, когда под Асфалином разверзлась земля.

– Я возвращался к этому месту, когда был живым: искал остатки своего народа. И всякий раз находил только смерть…

Он скользнул вокруг каменного кургана, и тут Арвельд заметил, как изменился его страшный спутник. Нений съежился, и серый плащ колыхался так, будто под ним была пустота. Лицо старилось на глазах, стягивалось и усыхало. Теперь на Арвельда смотрела посмертная восковая маска, только самоцветы в ее глазницах полыхали зеленым огнем.

– Взгляни, что открылось мне, – шипел он. – Гляди! Гляди! Я дождался!

Сгарди проследил за рукой Нения и увидел, как из трещины в каменной глыбе сочились черные капли. От них поднимался пар и рассеивался туман. Пахло жженым. Муторная тоска легла Арвельду на сердце, он с трудом оторвал глаза и посмотрел на Нения.

– Ты зачем меня сюда привел? – спросил он. – Для чего я тебе?

Нений вздрогнул, пустой плащ его колыхнулся.

– Убери камни, – прошептал он, указывая на груду, из которой сочилась земная кровь. – Освободи источник.

– Сам не можешь? – бросил Арвельд.

Он видел перед собой уродливого старика с темным лицом, изрезанным морщинами, точно кора древнего дерева. Нений в исступлении припал грудью к кургану, его паучье лицо дрожало от чудовищного усилия, он тянулся дрожащими пальцами, похожими на обломанные сучья, к источнику, обещавшему новую жизнь. Вечную.

Арвельд смотрел, борясь с омерзением, и ждал ответа. Но Нений молчал, он только шипел, царапая ногтями камень и не оставляя на нем следов.

И вдруг Сгарди понял. Нений был бестелесным, от него остался только дух. Дух, который привел живого человека к источнику.

– Освободи-и-и… – пронеслось у Арвельда в голове. – Напейся… сам… Дай жизнь моему Городу…

Сгарди выпрямился и обвел взглядом развалины в клочьях тумана. Сам Асфалин тянул к нему скрюченные пальцы. Вся сила земная текла у его ног, совсем близко… Какая огромная, чудовищная власть! Возродится великий Город, равных которому не было и не будет в Светлых морях. И Нений не забудет той великой услуги. Хотя…Что ему тогда будет Нений?

Арвельд запрокинул голову и посмотрел вверх, где плыла и клубилась призрачная хмарь. Туман скрывал от проклятого Города небо. Там летают птицы, провеивают ветры, сменяют друг друга закаты и рассветы… Пройдет не один век, быть может, тысяча лет, прежде чем Асфалин залечит рану и в нем снова появятся люди. Этот город назовут по-другому, а старое имя его навсегда сотрется из памяти. Никогда ему не быть величайшим чудом мира, но в нем не будут пить кровь. Ничью.

Мальчик одним движением выбил из башни осколок камня, ступил ногой на курган и плотно заткнул осколком трещину. Потом начал горстями брать землю, забивая ею трещины.

– Нет больше твоего источника! – приговаривал он. – Нет больше твоей силы!

Нений смотрел на Арвельда безумными глазами: близость вожделенного источника затмила ему разум. Вдруг его глаза расширились. Он захрипел и бросился вперед, что есть силы карабкаясь к Арвельду.

– Ничего ты не понял, – устало сказал Сгарди. – Проклят в веках твой город, земля его стерла. И посильнее тебя нашлись…

Не успел он вымолвить этих слов, как свет померк, голоса смолкли, а Город растаял в тумане.

Когда в окне забрезжил розоватый свет, Арвельд глубоко вздохнул. Веки его сомкнулись, теперь он спал обычным сном.

– Отошло, – прошептал Гессен. – Все, Флойбек, досыпай, теперь уже ничего… – он встал и ощупью, хотя уже светлело, добрался до стола, нашел глиняный кувшин и приник к нему.

– Что это было? – спросил мореход.

Гессен, не отрываясь от воды, покачал головой. Напившись, поставил кувшин на место и уставился под ноги. Как-то на ярмарке он видел, как плетут золотое кружево ювелиры. Берут крохотный слиток, плавят его и тянут нить. Нить получается длинная, тонкая, не рвется, и все тянется и тянется, хотя, казалось бы, куда уж… А что же он про это вспомнил?

Такая же нить тянулась в сознании Арвельда. Истончалась, но не рвалась. «Где-то ходила ночью его душа, – подумал Гессен. – Надо бы спросить, что ему снилось…»

V

Флойбек так и не смог заснуть. То было жестко лежать, то становилось жарко, и он сбрасывал колючее шерстяное покрывало. Но тут же подступал холодок, пробиравший до костей, и он опять закутывался с головой. В углу, на своей лежанке, громко сопел Ревень. Наконец мальчик встал, оделся, и вышел из избушки.

Серое море туманилось, выкатывая на песок мелкие волны. Флойбек брел по кромке берега, глядя, как наливается перламутром горизонт на востоке.

На заре чувства его обострялись. Он ощущал, как билось огромное сердце морей, с каждым ударом выталкивая волны на берега Архипелагов, и его сердце вторило этому биению. Дыхание прибоя было его дыханием. На мгновение что-то содрогнулось в бесконечной глубине, и послышалось далекое эхо… Это на севере зарождался шторм.

Шумели далекие гавани. Накатывали приливы. Облака спешили дорогами своих ветров. Шли корабли. Те, что проходили ближе к Храмовой гряде, виделись тенями, хотя были за десятки миль, где обычный человек их не разглядел бы. Но Флойбек и не был обычным человеком. Он был мореходом.

Однако сегодня утром ему застило глаза. Взгляд его был взглядом смертного, и перед ним расстилалась только туманная даль, спокойная и пустынная даль северного моря.

С берега в Гору поднималась лестница, из щербленных ступеней которой торчали узкие стрелки травинок. В чашах на перилах тлели уголья, наполняя воздух сладким древесным запахом.

Флойбек облокотился о перила, ковыряя угольки. На закопченном дне чаши тускло блеснуло. Мальчик разобрал сучки и вытащил из золы серебряный медальон размером с монетку.