Портрет второй жены - Анна Берсенева

Несмотря на свою погруженность в искусство, о которой любила говорить Эльвира Павловна, Инге трудно было отказать в здравом смысле. В самом деле, отчего ей скандалить? Разве она влюблена в Широбокова, разве вечер не может провести без него? Слава Богу, в связи с беременностью ей больше не надо выбираться с ним на его приемы и улыбаться его, с позволения сказать, коллегам!

Но когда родился Тоша… Нет, Инга не ждала от Гены помощи, но хоть посочувствовать-то он мог бы! Ведь она весь день одна с ребенком, из сил выбивается, ночей не спит, с ума сходит. А он всего-навсего перебрался спать в гостиную, а в ответ на ее жалобы сказал:

– Так пригласи няню. Или тебе денег не хватает?

Легко сказать – няню! Конечно, Инга попыталась это сделать. Но ей катастрофически не везло на нянь, ну просто фатально не везло!

Инга вообще ненавидела хозяйство и не умела его вести. Едва выйдя замуж за Широбокова и перебравшись в его трехкомнатную квартиру, она договорилась с Зинаидой, двадцать лет убиравшейся в доме Ратниковых, что та теперь будет приходить и к ней, по новому адресу. С обедами Инга тоже быстро разобралась – благо, Широбоков обедал в основном в ресторане или в офисе. Она просто выбрала из моря зазывных объявлений одну фирму, предлагавшую вкусные домашние обеды, и время от времени заказывала их на дом. Еще до появления Тоши была куплена немецкая стиральная машина с сушилкой. Впрочем, пользовалась ею все та же Зинаида, это входило в условия договора.

Но найти няню оказалось просто невозможно, несмотря на обилие объявлений во всех газетах. Инге начало казаться, что все женщины без профессии, с неустроенной судьбой и расстроенными нервами подались в няни. По ее звонкам являлись такие дамы, что Инга, при всей ее житейской безалаберности, ни за что не доверила бы ребенка ни одной из них даже для короткой прогулки. Особенно одна была неповторима – с блуждающими глазами, дергающимися руками и испитым лицом, ну вылитая обитательница вытрезвителя!

Правда, однажды мама Эля сосватала ей интеллигентную старушку, но, как выяснилось, та была старой девой и понятия не имела, что надо делать с двухлетним мальчиком.

– Не понимаю, в чем дело! – возмущалась Эльвира Павловна. – Вот Ритулина дочка нашла прекрасную няню, та даже на дачу с ее Давидиком выезжает, и Зося тоже нашла, одна ты не можешь.

Инга и сама не понимала, почему ей попадаются какие-то клинические типы. И все в ее жизни происходит так нелепо… Вот она в толк не могла взять, что привело ее несколько лет назад в дом Широбокова. Но еще большей загадкой было для нее: зачем он-то женился на ней? От большой любви – что-то не похоже: он с самого начала был каким-то бесстрастным, а после рождения Тоши вообще мало стал бывать дома.

Но самое печальное заключалось в том, что Инга понимала: ей в общем-то безразлично, как относится к ней Широбоков, ей неинтересно думать о нем и ждать его, и беспросветная скука все больше охватывает ее…

Иногда Инга с тоской смотрелась в зеркало. Боже, в кого она превратилась! Ведь ей едва за тридцать, она довольно хороша собой, ей всегда говорили, что у нее оригинальная внешность – темно-русые прямые волосы, большие серые глаза почти у самых висков, слегка выступающие скулы… А когда она последний раз была хоть где-нибудь – в мастерской у модного художника, которых прежде знала наперечет, на приличном вернисаже? Да что там у кого-то, она и в своей мастерской не показывалась уже год!

Конечно, Инга не обольщалась насчет своего таланта, но все же – ведь у нее и выставлялось кое-что, и продавались картины. А теперь этот вечный страх из-за Тоши, целодневное одиночество в квартире, которую она так и не сумела сделать уютной, редкие звонки приятелей, с которыми даже встретиться некогда…

Как-то само собою получилось, что, объявив жене о своем отъезде во Францию, Широбоков уже не предложил ей ехать вместе с ним.

– Что тебе там делать, детка? – сказал он с обычной своей невозмутимостью. – Ты и по-французски не говоришь, и знакомых у тебя там нет. Я уверен, ты будешь скучать.

«Можно подумать, здесь мне очень весело», – подумала Инга, но промолчала.

Теперь она уже и сама не была уверена, что хочет ехать с ним куда-то.

– А как же Тоша? – спросила было она. – Ведь мальчику нужен отец.

– Да? – усмехнулся Широбоков. – Я и не отказываюсь от отцовства, если ты заметила. Просто у нас с тобой не сложилось особенной близости, при чем здесь ребенок? Я ведь буду приезжать и непременно навещать вас с Антоном. А жаловаться на мою финансовую неаккуратность у тебя, моя радость, по-моему, нет оснований.

«Как во сне идет моя жизнь, – думала Инга, слушая мужа. – Что происходит между нами, расходимся мы или нет, чувствует ли он ко мне хоть что-нибудь? А я к нему?»

После отъезда Широбокова Инга поняла: еще год-другой, и она опустится на дно, где эта илистая скука, эта обволакивающая лень уже не отпустят ее.

– Мама! – воскликнула она, позвонив родителям. – Я тебя прошу, найди хоть кого-нибудь! Только чтобы не алкоголичка была и не маньячка, остальное безразлично. Чтобы приходила и сидела с Тошей, особенно вечером, чтобы я хоть куда-то могла выходить! Ведь он уже большой, ему четыре года почти, неужели нельзя никого найти?

Ужас охватывал ее, настоящий ужас! Немедленно сделать что-нибудь со своей жизнью, вырваться из этого болота! Плевать на Широбокова, найдет себе другого, только бы растормошить саму себя, вернуться к нормальному существованию.

– Буду платить сколько попросят, только найди, – решительно сказала Инга. – Иначе выброшусь из окна, – добавила она, чтобы заставить маму искать поактивнее.

И вот тогда-то эти женщины, от которых она прежде шарахалась, стали появляться в ее доме. С нянями ей по-прежнему не везло, но теперь Инга твердо знала: как бы там ни было, а надо соглашаться с тем, что есть, лишь бы не обижали Тошу – за этим она следила, дотошно расспрашивая сына о постоянно сменяющихся няньках.

Иногда она отвозила его на дачу к бабушке и дедушке. Но Элечки надолго не хватало, а папа старался напоследок своего функционерства в разваливающемся Союзе получить как можно больше, и ему тоже было не до внука.

Так прошел год. Инга лихорадочно наверстывала упущенное за время своего странного замужества. Она провела почти месяц в мастерской, написала несколько вполне сносных картинок. Инга давно уже поняла: не так важно, что именно и как изображено на холсте, дело в репутации, а выдать за новое слово в искусстве можно все, что угодно.

Когда натюрморты и пейзаж были готовы, Инга с головой окунулась в прежнюю свою жизнь – с бесконечными посиделками, тусовками, ресторанами и прочими проявлениями богемности, позволявшими ей чувствовать себя весьма интересной дамой. Тем более что банковский счет Широбокова позволял ей не стеснять себя. Ее далекий супруг, вероятно, понял за время недолгой совместной жизни, что при всех своих недостатках Инга не транжира и не станет злоупотреблять его финансовым доверием.